Читать интересную книгу Игра на опережение - Фридрих Незнанский

— Именно об этом я говорил там, у начальника управления… — Александр Борисович показал на потолок. — Мол, если рассматривать гибель этих людей по отдельности — да, так оно и есть, на заказ не тянет. Но если рассмотреть их в совокупности, по времени, месту и в последовательности, когда они были нужны для проведения расследования частным агентством…

— И каков результат? — нетерпеливо перебил Денис. — Дело, наконец, возбудили?

— Теперь — да. С большим скрипом, учитывая общественный резонанс, на убийство известного журналиста. Теперь этим будет заниматься наша прокуратура. -

— А я? — расстроился Грязнов.

— Ты сделал что мог, — развел руками Александр Борисович. — И неплохо, надо признать.

— Не понял. Теперь я вроде как отодвинут и должен добровольно устраниться, чтобы не мешать профессионалам?

— Выходит, что так.

— Дядь Сань! — Денис Грязнов встал с места. — Это моя работа, понимаешь? Ты меня в это дело втянул, я, послушный твоей воле, влез по уши, а теперь все, стал не нужен? Мавр свое дело сделал, мавр — вали отсюда на все четыре? Ну нет!

Турецкий нахмурился, забарабанил пальцами по столешнице.

— Я подумаю…

— А что тут думать? Это мой заработок» а ты хочешь меня его лишить! Покойный Бородин составил официальный договор с агентством «Глория», и он пока не закрыт! Но сейчас я готов работать бесплатно, понимаешь? Лишь бы переловить этих уродов! Мое прозвище — Бульдог, может, слыхал?

— Я же сказал: подумаю! — повысил голос Турецкий. — Как использовать тебя и твои наработки в расследовании. Хотя ты не состоишь в штате прокуратуры… И сядь, пожалуйста. Давай по делу. У тебя есть какие-то соображения? Только конкретно.

— Какие там соображения, раз перила не выдержали, — сказал Денис убитым голосом. — Я сопромат не изучал. И очень просил ее быть поосторожней…

— Говорят, мост этот очень старый. Там сейчас экспертиза работает.

— Я люблю тяжелый рок, — пустился Денис в философствование. — Может, слишком. И теперь меня преследует другой Рок. С большой буквы. И роковые случайности: стоит кому-то, вроде телефониста Никодимова, ко мне прийти, и он в тот же день режет себе вены в собственной ванне без признаков борьбы. Стоит пожилой женщине поспешить, чтобы не опоздать ко мне на встречу, как под ней рушится мост. Стоило мне надоумить Олега поехать в эту чертову Дмитрову Гору в гости к заложнику-рецидивисту, как он помирает то ли от белой горячки, то ли от мировой тоски, а сам Олег — от руки грабителей.

— Ты уже заговариваешься, — поморщился Турецкий. — Не стоит биться лбом о стену и рвать на груди рубаху. Надо во всем разобраться.

— Вот и пытаюсь… И думаю: неужели можно так подстроить, чтобы перила моста рухнули в нужном месте и в нужный момент? — Грязнов качал головой, не веря сам себе. — Я же знаю этот район! Она же, как Ильич, вполне могла пойти другим путем. Там недалеко есть подземный тоннель для перехода на противоположную платформу. Если только ее и там не поджидала еще какая-то напасть… Вроде потолка, который обвалится именно в момент, когда она там появится. Нет, можно определенно говорить, что Никодимова толкнули на самоубийство, что отравили Егорова, забили насмерть Олега… Но здесь совсем уж из ряда вон. Как по-вашему, это идеальное убийство или все-таки роковое совпадение обстоятельств?

— Не верю я этим совпадениям, — сказал Турецкий. — Чудес не бывает. Мы тут можем долго спорить, но так ничего и не добьемся, пока не посмотрим на месте. Договоримся так… Я включаю тебя в следовательскую бригаду. Подумаем, как все оформить, сделаем удостоверение. А пока вот тебе первое задание.

Завтра утром обязательно свяжись с прокуратурой Тверской области и от моего имени затребуй дело о смерти Николая Егорова и Олега Бородина. Пусть заранее подготовят, чтобы не терять время, а мы дадим им запрос по факсу. Сделай это до десяти. Потом поедем с тобой к месту гибели Сивцовой и посмотрим своими глазами…

В это время в кабинет заглянула Зоя.

— Александр Борисович, там пришла жена журналиста Бородина, требует, чтобы вы ее приняли…

— Так пригласи! — Турецкий вышел из-за стола.

Денис тоже встал и увидел, как Люся — неузнаваемая, с бесцветным лицом и сжатым ртом — быстро вошла в кабинет.

— Извините! Только не надо лишних слов… — Ее голос задрожал. — Я вас очень прошу не терять время на соболезнования! Я хочу найти этих уродов, кто это сделал! Не надо им дать замести следы. Мне звонила из Дмитровой Горы какая-то женщина, назвала себя Глафирой Ивановной… Говорит, Олег что-то чувствовал и оставил ей копии каких-то записей. Кстати, он мне о них тоже говорил… Я уже звонила в гостиницу, где он останавливался, мне сказали, что его номер опечатали, а все его бумаги и аудиокассеты забрали в районную прокуратуру. Что вы смотрите? Делайте что-нибудь! Раз вы взялись расследовать, поезжайте туда! Иначе вас опять опередят.

Она отвернулась к окну, закусив губу, ее плечи вздрагивали.

— Вы правы. — Турецкий поднял трубку. — Зоя, соедини меня с прокуратурой Тверской области, немедленно.

16

Рощин позвонил Севрюге по мобильному, чтобы договориться о встрече.

— Ну как? — спросил тот. — Как сработано?

— Класс, — одобрил Рощин. — Даже не ожидал. С меня причитается…

Севрюга, похоже, замялся.

— Миш, может, не надо, а? Мне так проще будет. Я с тобой буду в расчете, и ты, типа, то же самое.

— Так не годится, — в тон ему сказал Рощин. — Любой труд должен быть оплачен. Особенно первоклассный. И потом, ты же новую телку на шею посадил, ее ж поить-кормить-танцевать надо? Надо. А с пацанами рассчитаться?

— Ну не впервой, мои пацаны, договоримся как-нибудь.

— Раз вот так договоришься, другой… Потом не заметишь, как они вырастут. И счет предъявят дяде Севе… Пять штук зелеными, неужели помешают? Смотри-ка, тебя еще уговаривать надо.

— Пять штук? — задумчиво спросил Севрюга. — А потом не скажешь, типа, я опять задолжал?

— Расписку напишу, как ты тогда говорил, — засмеялся Михаил. — И к нотариусу пойдем… Ну, уговорил?

— Тебе все смехуечки, — вздохнул Севрюга. — Уговорил… А когда и где?

— Ты сейчас где, никак, в своем офисе?

— Издеваешься… — хмыкнул Севастьян. — В палатке я торчу, охлажденными курами торгую, народу полно, продавец заболела. Не нужна курица? Свежачок, только сейчас завезли.

— Зачем она мне? Я дома не питаюсь. Скажи, где палатка-то стоит, чтоб поговорить и бабки передать.

— Не, сюда лучше не надо приезжать. У меня знаешь сколько народу?

— Давай завезу домой. Дома есть кто?

— Настя дома торчит, — недовольно отозвался Севрюга. — Второй день кантуется, только спит да ноет, башка у ней болит или еще что. Лепилу ей на дом вызвал, типа, мужик оказался. Прикинь: меня дома нет, приехал этот, сучара гребаный, и прослушивать ее всю стал, то ему сними, другое покажи. Короче, все ей там задрал, а она рада. Он уже в койку ее уложил, а я как раз домой пришел… Слышу, она там только охает и смеется, падла… Веришь, в самый последний момент подоспел. Заорала на весь дом, будто ее режут, а я его, козла позорного, как он был уже без трусов, на площадку вытащил, в лифт засунул и кнопки там все вырубил… До ночи его вытащить не могли.

— Ну так я сейчас к ней заеду и передам, — прервал капитан его печальное повествование.

— Не-е, Миша, — встревоженно потянул Севрюга, похоже, уже пожалевший о том, что брякнул лишнее. — Ты лучше заезжай вечером, после восьми, я как раз с работы приду. Мы с тобой посидим, пузырь замажем, поговорим, обсудим, как и что.

— Идет. Договорились, — прервал его Рощин.

Покойнику никто не пишет, подумал он, глядя на

часы и начиная собираться, поскольку покойник был большим занудой и имел длинный язык.

Он приехал к Севрюге домой в три часа, позвонил в дверь.

— Кто там… — услыхал он ленивый женский голос с южнорусским акцентом.

— Свои, — отозвался Рощин. — Я Михаил, тот самый, что позавчера у вас был…

— Так Севки нету дома…

— Знаю, — ответил он, понизив голос. — Потому и пришел, что его нет.

Она рассмеялась возбужденно и немного визгливо.

Сучка та еще, подумал Михаил, слушая, как щелкают замки двери.

Она отдалась ему сразу, на полу, в передней, сбросив с себя халат, расстегивая молнии, пуговицы, срывая с него пиджак. Только на миг замерла, почувствовав на его теле что-то твердое и упругое.

— Это чего у тебя? — спросила она охрипшим голосом.

— Бронежилет, не видишь… — Он сорвал липучки, отбросил его в угол.

— Ой, больно… А это что? — прошептала она, почувствовав боль от упершегося в ее живот глушителя пистолета, бывшего у него за поясом.

— Не отвлекайся… — зло сказал он и, подняв на руки, отнес на диван.