голоса, по которому никак нельзя было толком понять, мужчине он принадлежит или женщине. Да только, несмотря на все старания, ужас мало-помалу проникал в кровь, холодил будто. Или то был виноват нескончаемый дождь?
Она совсем не могла понять, сколько уже идёт так, то и дело поглядывая на стволы деревьев, чтобы не уйти не туда. Ничего не менялось, а становилось, кажется, только хуже. Скоро путь начал уходить в гору, сначала пологую, но дальше всё более крутую. Откуда она здесь взялась, ведь на пути из веси даже холма никакого не попадалось? Но Елица решила всё ж подняться – может, так осмотреться будет удобнее?
Она долго взбиралась наверх, но ни разу о том не задумалась, чтобы назад повернуть. Ноги то и дело оскальзывались на мокрой траве, дыхание сухим комом вставало в груди. Одежда, отяжелевшая от дождя, тянула к земле; кажется, даже надёжный рогожный плащ уже почти насквозь промок – и становилось зябко от пробирающейся под него сырости. Наконец склон окончился ровным высоким местом, где Елица отыскала ближайший трухлявый пень и присела на него – отдышаться немного. Глянула вглубь неширокой прогалины, похожей на тропу, но нечёткую – да и откуда бы ей тут взяться – и показался впереди просвет, в котором виднелось сумрачное, пепельно-серое небо беспрестанно сыплющее на голову мелкие капли.
Елица собрала все силы и поднялась, пошла туда, где думала увидеть хоть что-то. Может, поймёт, в какой стороне весь находится или ещё что приметное, по чему отыскать правильную дорогу можно. Чем дальше она шла, тем яснее становилось, что выбралась она на утёс, который оканчивался крутым обрывом. Стелились вдалеке остриженной шерстью округлые верхушки сосен с серыми проплешинами ещё голых берёз и осин. Клубились над ними неповоротливые тучи, тянулась нитями сырая хлябь. Отяжелевший ветер едва ворочался в тесноте бора, как будто тоже прятался от промозглого, надоедливого дождя. Но не дойдя до самого края, увидев только, как блеснул внизу изгиб серой в скупом свете реки, Елица остановилась, заметив слабое шевеление в стороне. Повернувшись, вздрогнула: у самого края обрыва лежал на земле человек. Весь в грязи и сухих стебельках травы, издалека он был похож на камень. А тут задышал, завозился тяжко, рискуя по неосторожности рухнуть вниз.
Елица подбежала к нему, спеша ухватить, остановить его, пока не произошло страшное. Упала рядом с ним на колени, только и подумав в последний миг, что это может быть и сам Леший: кто его знает, какую личину принять решил. Заманил к обрыву, а там и сбросит прямо в реку. Осторожно она перевернула мужчину на спину и охнула, узнав в нём наконец Ледена.
– Что же ты… – забормотала бестолково, пытаясь привести его в чувство. – Как ты забрался сюда, окаянный?
Княжич сморщился и попытался отпихнуть её. Страшно стало, что снова напало на него буйство спросонья – а ну как душить примется вдругорядь? Леден всё же открыл глаза и уставился непонимающе. Обхватил ладонями, от которых всё нутро стыло, лицо Елицы, вперился в него дико, будто не не верил ещё, что видит её на самом деле. Хорошо же его мавка заморочила! Но с каждым мигом взор его становился всё осмысленнее, да и Елицу он, похоже, узнал – всё ж легче.
– Ты как тут оказалась? – он отпустил её, тяжело перевалился на бок и сел, а после уж огляделся. – Да сожри ж меня бешеная собака…
Он осмотрел рукава своей напрочь испачканной, промокшей насквозь рубахи, в которой, видно, и ушёл из избы, не прихватив больше никакой одежды. Провёл грязной ладонью по грязному лицу, только размазав по нему тёмные полосы. А после резко схватился за рукоять висящего на поясе ножа – и вздохнул облегчённо.
– Ты помнишь, как сюда пришёл? – Елица попыталась поддержать его под локоть, но княжич вырвался и встал сам.
– Не помню почти, – он нахмурился, пытаясь, видно, что-то вынуть из памяти. – И как уходил не помню. Только девушка там была… Красивая. И страшная.
– Мавка то была, – буркнула Елица. – Здешняя.
Леден обхватил голову руками, запуская пальцы в слипшиеся сосульками волосы, глянул за спину и пошёл к краю утёса. Елица осторожно, боясь, что неверные гладкие камни так и вывернутся из-под ног, последовала за ним. Внизу неспешно текла Сойка, вся рябая от кругов на её поверхности. По весеннему паводку затопила она уже все берега, подбираясь к самой границе леса и без конца подтачивая подножие камня, который отвесной стеной утопал в её водах. Леден опасно наклонился, разглядывая что-то сбоку.
– Дорогу назад знаешь? – пробормотал, не глядя на Елицу.
– Нет. Заблудилась, – и до того стыдно стало, что даже холодные щёки запекло.
Жрица Макоши, её милостью осенённая, и не смогла с Лешим справиться! Вот Сновида уж отругала бы её – до следующей весны припоминала бы. Княжич, видно, подумал о том же – возвёл очи горе.
– Вот и повезло же мне, что именно ты меня нашла, – он покосился на неё с укором. – Теперь вместе плутать тут будем. Но ничего, выберемся. Надо к реке спуститься. А там, кажется, склон пологий – как раз вдоль неё идёт.
– Темнеть скоро начнёт, – возразила Елица. – Укрыться где-то от дождя надо. Ты промок весь. Одежду просушить, а утром идти.
И сама задрожала мелко от холода, прижимая кулачки к груди. И не заметила, что пока они тут стояли, плащ совсем промок, и сырость проникала теперь уже и сквозь рубаху. Леден головой покачал, окинув её долгим взглядом. Ему-то как будто дождь и промозглость совсем не мешали.
– Ладно. Пошли. Там укрытие поищем. Внизу.
Он развернулся и уверенно прошёл прочь от обрыва. Только и поспевай за ним: как будто и не лежал в беспамятстве только что.
Елица, до замирания сердца боясь поскользнуться, осторожно, и потому постоянно отставая от княжича, спускалась по круто уходящей вниз тропке. Оказывается, и такая здесь была, только старая совсем, заросшая. Скоро дорожка выровнялась и заплутала, постепенно растворяясь, среди деревьев. Леден шёл не слишком быстро, но и не медленно, постоянно стряхивая с себя оплывающую грязь и ошмётки прошлогодних стебельков и хвои. Не забывал он поглядывать в сторону реки, что просочилась уже вглубь чащи и заболотила низины. Понемногу сумрачное небо начало гаснуть, словно отшаявший уголёк, окрасилось красноватым оттенком. Среди густого бора стало темно почти как ночью. А как потянулась в отдалении зеленоватая от мха стена скал, стало и вовсе жутковато.
Но княжич, наоборот, свернул к ней, подошёл почти вплотную и долго они ещё шли, выглядывая в каменной громаде хоть какое-то укрытие. Не успела Елица ещё замёрзнуть насмерть, как оно