выходить на поиски хоть тотчас же. Даже растерялся как будто, позабыв, что сказать хотел.
– Там кмети уже выходят – дальше искать, – просипел, вяло моргая. – Мы ничего не нашли. Ни единого следа.
Она и так всё знала. Не обманул Остромир, рассказав о погибшей девушке. Не просто так постращать задумал. И жуть холодная всего произошедшего отражалась сейчас в усталых, покрасневших глазах десятника.
Елица, кое-как умостив на себе все вещи, что оказались совсем не тяжёлыми, вышла во двор, где шумели и толпились отдохнувшие ночью и готовые искать Ледена кмети да радогчане, что, несмотря на всю нелюбовь к остёрцам, согласились снова им помогать. Думается, многим просто хотелось убедиться, что княжич и правда сгинул Лешему на потеху, но некоторые, верно, не желали ему зла.
Сыпал на головы собравшихся нудный, словно невыспавшийся дождь. Оседал на волосах и платках мелкой пылью, тяжелил одежду и размывал помалу землю под ногами. Идти будет тяжко.
Во главе всех встал сегодня охотник Атей из Радоги. Громко, чтобы все услышали, пообещал провести по всем известным ему тропам, да только в голосе его совсем не было уверенности, что это княжича найти поможет. Смурной от усталости, подошёл к Елице Остромир, погладил по плечу, разглядывая её особенно внимательно.
– Сегодня к Утопленнику пойдёте. Мы до него ночью не добрались, – сказал тихо и как-то бесцветно.
– Что за Утопленник? – она подняла на него взгляд.
– Камень, с которого Чарина в реку бросилась. Да и не одна она. Много их было во все времена. Место недоброе. Но и ты непростая, – староста улыбнулся. – Только Атея всё же держись.
Елица кивнула и по торопилась за уходящими уже по скользкой тропе мужчинами. Плохо она понимала, чем помочь им может, кроме как поддержать дух и веру в то, что недобрые силы их не коснутся, пока она рядом. Следов она не ведала, местных троп – и подавно. И хоть леса она не боялась любила его: в детстве с нянькам, подругами и челядинками часто по грибы или ягоды ходила – а трепета перед ним за всю свою жизнь так и не растеряла.
Мужи с неё ничего и не спрашивали: оборачивались только по дороге порой, да попросили в святилище здешнем небольшую требу зерном да хлебом принести на удачный путь. А после у границы леса – Хозяину его. Жрица всё ж, обряды ведает. Но потом и вовсе о ней как будто позабыли.
Ещё чуть позже разбрелись кругом, перекликаясь и выискивая следы, которых могли не заметить ночью. Да только ничего не нашли и начали вновь сходиться к тропе. Елица держалась широкой спины Истра, который среди них был за старшего, но больше бездумно болталась за ним, озираясь и прислушиваясь. Иссиня зелёный лес, подёрнутый дымкой бесконечной мороси, молчал. Даже птицы не чирикали, не шумел ветер, словно захлебнулся в тяжёлой хляби, повисшей над кронами сосен и елей, над округлыми горбами старых гор. Было тихо и страшно кругом. Лишь звенела где-то вдалеке беспокойная Сойка, перекатывала камешки на дне и омывала берега, широко раскинув свободные ото льда воды в стороны.
Земля стала топкой, дождь разошёлся сильнее, что рогожные плащи уж переставали помогать, и мужи заговорили о том, чтобы устроить привал.
– Поищем ещё! – упрямился Истр.
Глядели сумрачно кмети на радогчан, не желая прерывать поиски, пока все ещё в силе. Так и брели, переругиваясь тихо, и нарочно избегая самых крепких слов, чтобы не гневить духов леса в их Храме.
Елица зябла всё больше. И захотелось всё ж попросить Истра разрешить всем остановиться и хоть немного погреться у огня. Но не решалась всё, боясь показаться обузой – тянула.
Показалось на миг, что прозвучали шаги где-то позади, уже там, где все прошли. Она встала и обернулась, силясь рассмотреть хоть что-то среди буро-зелёного смешения стволов, ветвей и сухих метёлок прошлогодней травы. И проскользнул будто бы вдалеке то ли обрывок тумана, то ли человек в светлой одежде. Но снова всё смолкло, и подумалось, что это, верно, просто эхо от хруста валежника под ногами мужчин, а остальное – игра света и теней среди покачивающихся веток. Елица вздохнула и снова повернулась к Истру, который только что шёл впереди… Но его рядом не оказалось.
Не было вокруг совсем никого, не слышались голосов и звонких окликов. Как будто плотнее сомкнулись бронзовые стены сосняка, навис хвойный полог над самой головой. Ни примятой травы, ни звука лишнего, как-будто и не было здесь людей много лет как. Елица, всё ещё не веря, что это случилось, прошла чуть дальше, туда, где скрылись, наверное, мужчины. “Отпусти, Хозяин, не пугай. Зла я тебе не несу, храму твоему и детям твоим, – зашептала она, расстегивая сустугу плаща, чтобы надеть его изнанкой наружу. – Дары я тебе принесла у порога. Не обидь, не погуби. Дай пройти твоими тропами, выбраться к свету. Сыскать того, кто пропал в недрах Твоих”. И только произнеся до конца слова заговора, Елица вновь остановилась, бессильно опустив руки вдоль тела. Место её окружало совсем дремучее, буреломное. Торчали кругом старые зубастые пни, и валялись, топорща высохшие корни, древние выворотни, наполовину осевшие в землю.
Она окончательно заблудилась.
Глава 8
Несколько мгновений Елица просто стояла, не зная, что и делать. Потом окликнула мужей, которые ещё могли быть где-то поблизости, но никто не отозвался, словно она упала на это место прямо с неба. Дождь расходился всё сильнее, превращаясь из мороси в слабый ливень. По укрытому плотной куделью облаков небу совсем нельзя было понять, в какую сторону идти. Елица пригляделась к ближайшей сосне, надеясь хотя бы по мху распознать, где север. Весь лежала на западе от того места, где пришлось последний раз видеть спутников, а потому она повернулась в нужную сторону и пошла, высоко поднимая ноги, что путались в жухлой траве, которая, намокнув, цеплялась за них ещё сильнее.
То и дело слышались со всех сторон сквозь шёпот дождя неразборчивые шорохи. И казалось, что там идёт кто-то, вот-вот встретится знакомец и морок спадёт. Но Елица приостанавливалась – и лишние звуки пропадали. Она перебирала все известные заговоры от Лешего и от подручных его. Взялась и за те, что навь отгоняли, но путь не становился приветливей, а река, вдоль которой можно было бы выйти к Радоге, и вовсе сгинула где-то в недрах этой зелёной лесной бездны.
Иногда явственно окликал кто-то из чащи, словно напугать хотел, с пути сбить. Но Елица старалась не слушать, начинала тихо напевать, чтобы отгородиться от чужого ласкового