Читать интересную книгу "Смерть империи - Джек Мэтлок"

Визит Рейгана подходил к концу, когда мы с Ребеккой заглянули на прием, устроенный в московской квартире калифорнийского промышленника Арманда Хаммера. Настроение у гостей, особенно у советских, было праздничное. Наш друг поэт Андрей Вознесенский, которого я в 1985 году представил Рейгану в Вашингтоне, просто сиял от восторга. «Визит Рейгана это одно из величайших событий во всей русской истории», — заявил он. Я ответил, что президенту польстит его гипербола, но Вознесенский стоял на своем. «Я не преувеличиваю», — возразил он, продолжая уверять, что слова и поступки Рейгана ободрили реформаторов по всей стране. Российские интеллектуалы привыкли сомневаться в способности собственной страны воспринять демократию, но, оказывается, Рональд Рейган, человек, кого не обвинишь в том, будто он закрывает глаза на советскую действительность, наделен верой в них. Это побудит советских граждан положить конец обычной своей политической пассивности, подтолкнет к тому, чтобы начать брать свое будущее в собственные руки.

Слова Андрея, произнесенные под влиянием эйфории, и вправду были гиперболой. Никакой единичный визит зарубежного государственного деятеля не способен настолько глубоко затронуть самосознание нации, чтобы изменить ход ее истории. И в то же время что–то такое было в словах поэта. Поддержка Рейганом демократии в Советском Союзе подоспела в решающий час, а его былые нешуточные проклятия коммунизму наделяли выражение его поддержки правотой, недостижимой для другого, менее откровенного, общественного деятеля.

К тому же воздействие его слов оказалось длительным, В декабре 1989- го, спустя год, после того как Рейган покинул президентский пост, и восемнадцать месяцев спустя после его визита в Москву, опрос советских граждан выявил, что 16,5 % опрошенных назвали его человеком года. Больше голосов собрали лишь Горбачев и Сахаров, Рейган обошел не только Джорджа Буша, бывшего в тот год президентом, но даже Бориса Ельцина, одержавшего блестящую победу на выборах в марте.[35]

Самое же непосредственное воздействие на советскую политику в 1988 году московский визит Рейгана оказал, однако, укреплением позиции Горбачева, завершавшего подготовку к решающей Девятнадцатой Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза.

Партийная конференция

Когда партийная конференция открылась, Горбачев сделал неожиданное предложение: чтобы один и тот же человек занимал ведущий пост в парторганизации и ведущий пост в местном органе государственного управления на всех уровнях — от района до страны в целом. Эта идея, казалось, противоречила обшей цели разделения ответственности между партией, с одной стороны, и правительством и избранными советами, с другой. Более того, совмещение вряд ли положило бы конец практике, в соответствии с которой партийные работники прямо вмешивались в управление экономикой.

Вот отчего многие реформаторы выступили против. Кое–кто полагал, что предложение генсека попросту преследует личные цели: если оно пройдет, то позволит Горбачеву сохранить пост генерального секретаря партии, даже если он сделается главой государства, будучи избранным главой парламента.

Мне эти возражения понятны. Если реформы и впрямь что–то значили, следовало заставить Коммунистическую партию выпустить страну из своей мертвой хватки. Со временем двигателем такой перемены могли стать свободные выборы, однако, если высший партийный и государственный посты будет занимать ex officio одно и то же лицо, партия явно будет оставаться у власти. В принципе, следовательно, выдвинутое предложение могло бы блокировать продвижение к подлинной демократии.

Горбачеву, однако, приходилось иметь дело с Коммунистической партией, какою она была. Было бы наивно ожидать, что районные и областные партийные деятели, останься сами они в стороне, станут помогать при передаче власти избираемым органам власти (советам).

Горбачевское предложение было обольстительной приманкой, возбуждавшей у окопавшегося аппарата мысли о двойном выигрыше: новые советы станут действовать будучи свободны от прямой опеки партии, зато партийные вожди могут совмещать оба поста и тем сохранить свое личное положение как «первого номера» в данной области, городе или районе.

Однако, если такое произойдет, что станет с реформой, которая бессмысленна, если не влечет за собой подлинную смену власти? На этот вопрос Горбачев дал лишь окольный ответ, но внимательные слушатели уловили: должно быть, в его предложении есть уловка. Верно, оно позволяет партийному руководителю избираться в председатели соответствующего совета и занять оба кресла — если тот[36] побеждал на выборах. Однако, если партийный руководитель не обеспечит себе избрание председателем совета, партии придется «сделать из этого соответствующие выводы» о его пригодности как главы парторганизации- Иными словами, избранные председатели должны сменить тех первых секретарей, которым не удалось быть избранными.

В тот момент, когда предложение прозвучало, такая перспектива, видимо, представлялась немногим первым секретарям, большинство партработников снисходительно отнеслись к нему как к безобидной выходке пожелавшего стать в позу генсека, а о предстоящих выборах голова у них болела куда меньше. В своих округах они всегда получали по 99,73 процента «голосов», что за проблема получить каких–то 50 процентов плюс один голос!

В то время я думал, что Горбачев либо отказался от своих планов политической реформы, либо вовлекает аппарат партии в один из самых поразительных обманов в политической истории. Доказательством того или иного станут сами выборы. Будут ли они вполне честными и открытыми» чтобы нанести поражение видным партийным деятелям? И заменит ли партия проигравших людьми, которые победят на выборах благодаря своим личным качествам? Ответ «да» на оба эти вопроса убеждал бы нас в том, что воистину занимается заря нового дня.

Делегаты от реформаторского крыла партии отнеслись к предложению Горбачева крайне критически. Ельцин выразил сомнения и предложил вынести этот вопрос на всенародный референдум. Но в конечном счете Горбачев одолел.

————

«Совмещение постов» оказалось самым содержательным вопросом партийной конференции, зато самым драматичным ее моментом стала трибунная перепалка Ельцина с Лигачевым. Когда девять месяцев назад они схватились на Центральном Комитете, прессе было дано указание не упоминать про этот случай. Теперь же телевидение транслировало выступления на всю страну: на всякий случай, не в прямом эфире и с хитроватой предвзятостью против Ельцина, но вечером каждого дня они передавались.[37] На следующий день полные тексты печатались в «Правде» и «Известиях».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});