Читать интересную книгу Ненавижу школу - Зинна

В очередной раз выходя с такими мыслями с одного урока и направляясь на другой, я видела кондовые, ничего не выражающие лица училок, с их такой же кондовой походкой, с их такой же кондовой одеждой, трещащими ни о чём или злобно помалкивающими после очередного трудного урока, где им приходилось иметь дело с такими им чужими и весьма неприятными, осточертевшими детьми. Не будь я наблюдательным человеком, я бы всего этого не замечала, бегала бы, опустив нос и уставив глаза в пол, как делают многие, и кроме своих уроков больше бы ничего не ведала, но я постепенно замечала все эти явления и стала задумываться о том, насколько непедагогичны эти учителя с педагогическим образованием. Насколько они не умеют найти общий язык со своими учениками. Я тоже не всегда успешно находила этот общий язык с некоторыми из моих учеников, но я всегда стремилась к этому и потому рано или поздно добивалась положительных результатов, а эти ни то что не стремятся к таковому, а, наоборот, им тем комфортнее и счастливее, чем они дальше от своих учеников.

Но, повторюсь, по-настоящему гуманный (а не притворно, псевдогуманный) подход к ребёнку, процессу образования и воспитания не подразумевает вседозволенность и потакание капризам, эгоизму, самодурству, распущенности. Вот простая мудрая притча на эту тему.

Однажды к известному учителю Хинг Ши пришла молодая крестьянка и спросила:

— Учитель, как следует мне воспитывать сына: в ласке или в строгости? Что важнее?

— Посмотри, женщина, на виноградную лозу, — сказал Хинг Ши, — если ты не будешь её обрезать, не станешь, из жалости, отрывать лишние побеги и листья, лоза одичает, а ты, потеряв контроль над её ростом, не дождёшься хороших и сладких ягод. Но если ты укроешь лозу от ласки солнечных лучей и не станешь заботливо поливать её корни каждый день, она зачахнет. И лишь при разумном сочетании и того, и другого тебе удастся вкусить желанных плодов.

Очень многие из училок этого не понимают. Чтобы в своих собственных глазах и глазах учеников выглядеть добренькими и хорошими, они позволяют детям быть распущенными. И дети, благодаря «доброте» таких училок, становятся распущенными, наглыми, неблагодарными, циничными, грубыми. А потом эти учителя прибегают ко мне и говорят, дескать, ой, они мне как будто на голову нагадили, неблагодарные. Что посеяла — то и жни. Такие училки, обычно молодые, всегда вызывали у меня сочувствие, у меня возникало желание их поддержать, как-то помочь, что я и делала. Но со временем оказывалось, что они были банальными безответственными лентяйками, не желающими анализировать свою работу, что-то менять, совершенствовать, они только жаловались мне то на учеников, то на учителей — просто болтали, жалея себя.

К слову, вот они, молодые специалисты, приходят из пединститутов на работу в школу, а им даже не дают наставника, который бы помогал им войти в профессию (что предусмотрено правилами профессии). Хотя, честно говоря, лучше и без наставника, чем с какой-нибудь фурией-наставником. Одна из молодых в первый же день работы сказала, что не собирается задерживаться в школе, что это всё ей на фиг не надо, что она просто поработает, пока другую работу не найдёт. Прошёл год, а она собирается продолжать работать и на следующий год. Я её спрашиваю: разве она передумала уходить из школы, но почему, понравилась эта работа? Отвечает, что нет, «просто хочу отыметь это государство по полной, пока я молодой специалист с двойным окладом». И, надо сказать, так и сделает, и будет учить (с этим отношением «отыметь») деток дальше! А если бы школа проявила к ней внимание, показала свою заинтересованность в ней и качестве её работы, оказала профессиональную поддержку, глядишь, она бы, может, и стала, в конце концов, хорошим учителем (задатки для этого у неё определённо были). Но так как в школе она не увидела ничего хорошего, то и заняла определённую, вполне симметричную, соответствующую позицию по отношению к своей работе.

Чтобы читатель (да и автор) чуть-чуть отдохнули от реалий жизни, внесём капельку юмора в повествование.

Дежурство с мухами

Я уже упомянула о том, что такое, эти дежурства: следить за порядком на лестнице, в коридоре, даже в туалете. Да, сегодня учителю и такие указания поступают от директоров. С согласия родителей в туалетах устанавливаются видеокамеры для слежки за детями нерадивыми, но на все тубзики денег, как всегда, почему-то не хватает камеры установить, поэтому учителям дают установку заглядывать и в туалеты. А как учителям-женщинам в мальчишеские туалеты заходить — этот вопрос на планёрке не был уточнён. Так что, помимо бесполезной рутины, в школе встречаются и очень забавные, абсурдические случаи! Вот один из них. Правда, это для меня он такой, а для большинства среднестатистических училок это нормально. Они даже не поймут, в чём прикол.

Итак. В школах принято во время сдачи экзамена возле кабинета сажать дежурного учителя. Его задача состоит в том, чтобы следить за тишиной возле кабинета, чтобы ничто не отвлекало экзаменаторов и экзаменуемых. Это понятно — вопросов нет. Но зачем нужен этот дежурный, если экзамен проводится в субботу, в летнее время, т. е. когда школа пуста и кроме экзаменуемых и экзаменаторов в школе никого нет??? Это не ЕГЭ, не другой письменный многочасовой экзамен, на котором экзаменуемые хотя бы в туалет отлучаются (хотя дежурный учитель всё равно не ходит за детьми в туалеты следить). А тут устный экзамен, всего несколько человек экзаменуемых, и их из кабинета не выпускают во время экзамена ни в туалет, никуда. В общем, здесь дежурный учитель явно для очередного любимого начальством «поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что», очередным привратником-дураком, «на посылках», как в сказке у Пушкина про властолюбивую старуху… Но такой вопрос возник только у меня. Я не стала его задавать, поскольку знаю: задавать вопросы администрации школы бесполезно, тебе сказано, что ты дежуришь там-то и там-то, — иди и выполняй без разглагольствований! Накануне этого экзамена дома в шутку говорю маме: от кого я буду защищать экзамен, от мух, наверно? Посмеялись, забыли.

Настал день экзамена. Прихожу — так и есть: в школе ни души, кроме учителей, принимающих экзамен, и учеников, сдающих экзамен. Все они зашли в кабинет, и начался экзамен. Всё, в школе пусто, ни души… кроме меня! Сижу на лестнице, неподалёку от этого кабинета, «.. и тишина, и мёртвые с косами стоят!»

Читаю книжечку, точнее, клюю носом над этой книжечкой. Вдруг слышу жужжание. О, точно, прилетели ко мне две мухи. Летают-жужжат возле меня, меня веселят. Но регламент экзамена не нарушают. Благовоспитанные, миролюбивые мухи попались. Но и мухи долго не задержались в том месте, требующем присутствия дежурного-учителя. Улетели, и опять гробовая тишина. И я снова клюю носом над книжечкой.

А мы ещё смеёмся над советской школой с её комичными формальными порядками. Что изменилось-то? Я имею в виду в лучшую сторону. И если есть-таки какие-то несчастные проценты (и то, конечно, натянутые), то какова эффективность этих процентов в контексте гигантских потраченных средств за все последние, сколько себя помню, годы непрестанных школьных реформ? Наверное, миллиардных средств, ни много ни мало?! Вопрос, как всегда, получился риторический, у нас, как всегда, никто ни за что не отвечает.

За бумажку я в лепёшку, я в коровью расшибусь!

Насколько я знаю, у нас не существует сообществ учителей, в которых они могли бы решать те или иные проблемы. Все из существующих ассоциаций и клубов учителей — это как кружки по интересам, в которых они забавляются беседами, обмениваются мастер-классами, т. е. только и делают, что создают иллюзию развития самих себя и своей отрасли. В этих ассоциациях обычно участвуют следующие категории учителей: первая, которую я называю блатными, — это учителя из именитых педагогических семей, «с традициями», т. е. учителя, которым автоматически были открыты двери в любые лучшие учебные заведения страны (и не только это), благодаря заслугам их предков. Они же являются обладателями ряда статусных регалий, премий, званий и т. д., добытых ими благодаря тому же, благодаря чему сегодня весь наш кинематограф забит такими же блатными детками известных родителей и другими их родственниками. Ко второй категории я отношусь с большой симпатией, это учителя-фанатики своего дела — это такие учителя, которые в своей жизни видят только свой предмет, абсолютно помешаны на нём, помешаны так, что давно утонули в пучинах его теории и своего увлечения. И надо сказать, это очень удобная позиция — эти люди ничего не замечают из того, что происходит вокруг них, в школе, в жизни вообще. Они полностью близоруки, они видят только то, что любо лично им: свои уравнения, ямбы и хореи, формулы и колбочки, и потому они всегда счастливы и, в частности, счастливы провести какой-нибудь семинар для студентов или других учителей, поделиться каким-нибудь своим ноу-хау, которое, кроме них самих, никто и не будет применять (ещё таких же два-три фанатика не в счёт). И третья категория подвижников, самая многочисленная, — это прожженные лицемерки, участвующие в этих ассоциациях и семинарах лишь для галочки, для собственной карьерной коробочки, шкатулочки и для тешения собственного самолюбия. «Вот какая я прогрессивная учительница: не стою на месте, расту на зависть всем и себе самой!» Проще говоря, эти карьеристки ходят на такие мероприятия исключительно за сертификатами, т. е. за бумажками, свидетельствующими их профессиональный рост.