Читать интересную книгу Ненавижу школу - Зинна

Я понимаю, что читатель уже насытился школьными проявлениями любви и дружбы, но придётся осилить ещё десерт. Не обессудьте, но без него никак. Уж больно он важный для общего понимания всей картины.

Выпуск. Девятый класс, выпускной класс, дети получают аттестаты и вольны решать продолжать обучение в школе или поступать в колледж и т. д. Якобы вольны, на самом деле школа желает избавиться от неугодных, проблемных учеников. Как это делается — ведь двоек в аттестат ставить нельзя, теперь аттестатов с двойками нет, а недвоечников нельзя отчислить из школы! Не волнуйтесь, есть пути, если школа захочет избавиться от кого-то, она это сделает. Итак, как же это осуществляется на практике? Очень легко: девятых классов было три, а десятых будет только два, соответственно число учебных мест станет меньше, все ученики из трёх классов не поместятся в два класса, значит, школа «вынуждена» провести отбор, в котором приоритет, естественно, имеют отличники и хорошисты, ну, а остальные — под вопросом. Причём участвуют в этой афере почти все учителя, причём участвуют они в этом с довольно большим удовольствием — это их звёздный час, возможность отомстить своим нерадивым ученикам! Училки потирают потные ладошки. Всё продумано: до вручения аттестатов собираются и решают, кто достоин, а кто нет попасть к ним в 10-й класс. Параллельно с этим они с удовольствием находят время поизгаляться над фотографиями выпускников: этот косой, у этого вид тупой, эта патлы повесила… Это учителя, наверное, так стресс снимают после трудного учебного года.

Настаёт день вручения выпускникам аттестатов: дети приходят нарядные, с цветами, с родителями, улыбаются, фотографируются. Все заходят в украшенный воздушными шариками актовый зал — учителя громоздятся на сцену, директор вручает аттестаты и фотографии, читая каждое второе имя, отчество и фамилию с ошибками и даже не извиняясь, классные руководители говорят последнее слово и благодарности некоторым родителям, дети вручают цветы учителям. Вдруг торжественный тон и относительно тёплые слова с поздравлениями резко сменяются директором на противоположный тон и слова о том, что сегодня будет решено, кто попадёт в 10-е классы, и решать это, дескать, будут оценки в аттестатах. Родители с детьми напряглись. А учителям дано указание опять собраться всем для обсуждения угодных и неугодных учеников, куда я сразу отказываюсь идти. Мне говорят: сказали всем быть обязательно. Я отвечаю, что ни против одного из моих учеников я говорить не буду, поэтому обойдётесь без меня как-нибудь.

Несколько мыслей о том, как я стала тем, кем являюсь сейчас

Вы знаете, я не сразу стала такой гуманной к ученикам, какая я сейчас: меня не раз бросало в крайности между дисциплиной, строгостью и гуманностью ко всем детям и подросткам, даже к откровенно хулиганистым. То я готова была везти хулиганящего у меня на уроке, острого на язык триннадцатилетку в комиссию по делам несовершеннолетних (до этого не дошло, и слава богу, потому что там не помогут ни ему, ни учителю, ни родителям). То я проникалась желанием защищать всех тех детей, которых поносили стервозные училки. И так я балансировала между двух крайностей: жёсткого, строгого подхода и дружелюбного равноправия с любыми учениками. Нужна золотая середина, скажут мне, и будут правы. Я сама так считаю. Но есть ситуации, в которых этой золотой середины просто не может быть. Например, если детей на твоих глазах распускают до безобразия, потакая всем их прихотям и даже предвосхищая их. А их много в жизни современных детей. Целые индустрии безустанно работают над этими самыми предвосхищениями и стимулированиями спроса, изобретению новых потребностей и стимулов потребления, вызыванию зависимостей и т. д. Будучи невольным свидетелем такого «воспитания», я всегда чувствовала обязанность выступить в роли жёсткого, непреклонного сдерживателя этих разнузданных, самих себя не понимающих, целенаправленно балуемых безответственной воспиталкой детей. Например, когда детям давали сладости перед обедом, и они, наевшись от пуза печенья с шоколадом, приходили в столовую и наотрез отказывались от полезной пищи: супа, салата, овощей, фруктового компота, молочных продуктов. Мне приходилось вступать в конфронтацию с безответственной, глупой воспиталкой, которая ради дешёвого завоевания «любви» детей, ради контроля над ними, их послушания, потакала всем их прихотям и даже провоцировала появление тех прихотей, которые и не появились бы у детей без «помощи» этой женщины.

Находясь под её присмотром, дети буквально скакали друг у друга по головам, орали, носились, сшибая всё и всех на своём пути, дрались, капризничали, устраивали истерики. И я должна была работать с этим специалистом по детскому воспитанию, которая бегала перед родителями на задних лапках, да ещё подговаривала детей прятать от меня на детской площадке чужие игрушки с целью втихомолку забрать их с собой. Здесь нужно пояснить. То есть я всегда объясняла детям, что игрушки на площадке общие, что их нельзя забирать в группу, потому что когда придут другие детки, им не с чем будет играть на площадке. А она тут же, у меня за спиной, предлагала детям спрятать от меня какую-то игрушку и исподтишка умыкнуть её с площадки. Она закармливала детей вредными сладостями, напичканными ароматизаторами, красителями, подсластителями и консервантами. А мне потом приходилось буквально воевать с детьми в столовой, чтобы они съедали хотя бы полтарелки супа и овощи на обед. Дошло всё это до того, что дети пожаловались родителям на то, что одна воспитательница добрая, а другая — я — злая, заставляю их в столовой кушать, убирать за собой игрушки и т. п. Родители, особо не разбираясь, дождались удобного момента и напали на меня с разборками. Я не обвиняю родителей. Они не видели и не знали всей абсурдности ситуации, царившей в том детском саду, поэтому им было трудно вникнуть и разобраться во всех тонкостях и подводных камнях. К чему я это рассказываю? К тому, что порой просто необходимо встать на более принципиальную и жёсткую позицию, чтобы оградить детей от влияния глупого, безответственного человека, спекулирующего на их слабостях. А иной раз приходится вставать на противоположную сторону и выступать в роли рьяного защитника детей и их слабостей, когда работаешь с чёрствым, ленивым, грубым человеком, игнорирующим потребности и особенности ребёнка и ставящим свои интересы, скажем, безмятежное спокойствие на рабочем месте, выше ребёнка. Обратите внимание на то, что обе крайности: балование и подавление ребёнка — имеют один и тот же источник. Источник этот в том, что взрослые ставят свои собственные интересы, желания, прихоти, свою выгоду выше ребёнка и его жизни. А человек, беспокоящийся о благополучии ребёнка, всегда будет вынужден балансировать между двух крайних точек, учитывая все особенности того или иного ребёнка, группы детей и все внешние обстоятельства.

Раньше я даже думала о том, что распущенным своими родителями, своим окружением подросткам необходимо выдвигать особо жёсткие требования вплоть до исключения из школы. И, возможно, это было бы и правильно, если бы у нас были специальные школы для трудных подростков, какие есть, например, в Великобритании, США, где их учат и социализируют по особым программам с участием специально подготовленного персонала, где, например, много педагогов и специалистов мужского пола, которые являются в ряде аспектов более авторитетными лицами для таких подростков, нежели женщины. То есть таких трудных подростков можно было бы исключать из школы за неподобающее поведение и отношение к учёбе, но только при условии обеспечения им более благоприятных для них же самих условий — в специализированных школах, где им будет лучше и где будут условия, в которых они смогут лучше развиваться, нежели в обычной школе, где они только и делают, что обзывают, бьют кого-то, портят школьное имущество, мешают учителям обучать других детей. Но так как таких достойных заведений у нас нет, то и нет права выгонять всеми легальными средствами или уловками этих подростков из обычных школ — потому что их никто нигде не ждёт, они никому не нужны: ни своим родителям, ни своей семье, ни на улице в подворотне, пьяные, обсикивающие все углы и жгущие кнопки лифтов, а то и совершающие кражи, грабежи, насилия и т. д.

Итак, во мне победил гуманизм, как только я поняла: все эти трудные дети, нерадивые подростки — это жертвы того общества, в котором им приходится жить и расти. Несколько раз убедившись в этом, я чётко определилась со своей позицией — всегда быть на стороне ребёнка, несмотря на его семью, его успехи в учёбе и негативное поведение.

В очередной раз выходя с такими мыслями с одного урока и направляясь на другой, я видела кондовые, ничего не выражающие лица училок, с их такой же кондовой походкой, с их такой же кондовой одеждой, трещащими ни о чём или злобно помалкивающими после очередного трудного урока, где им приходилось иметь дело с такими им чужими и весьма неприятными, осточертевшими детьми. Не будь я наблюдательным человеком, я бы всего этого не замечала, бегала бы, опустив нос и уставив глаза в пол, как делают многие, и кроме своих уроков больше бы ничего не ведала, но я постепенно замечала все эти явления и стала задумываться о том, насколько непедагогичны эти учителя с педагогическим образованием. Насколько они не умеют найти общий язык со своими учениками. Я тоже не всегда успешно находила этот общий язык с некоторыми из моих учеников, но я всегда стремилась к этому и потому рано или поздно добивалась положительных результатов, а эти ни то что не стремятся к таковому, а, наоборот, им тем комфортнее и счастливее, чем они дальше от своих учеников.