В ту ночь она уснула, мечтая о Мексике.
ПАУК
Снег.
Мягко падает внутрь.
В глаза.
В рот.
В душу.
Я побелел изнутри.
Это был приход приходов.
Не могу пошевелиться.
Не могу дышать.
Не могу плакать.
Только белое небо.
Лжец с глазами цвета льда.
Не упусти его, ведьма.
Я на тебя рассчитываю.
Я люблю тебя, Джесси.
Я сам стал снегом.
Я лечу.
ГЛАВА 36
Эмма уже собиралась домой, когда объявили, что везут нового пациента. Дежурство уже закончилось, но она все равно пошла помогать.
— Нашли в снегу. Сколько пролежал, неизвестно. Пульса нет.
— Что-нибудь о нем известно? — спросила Энн, пока они выгружали больного.
— Нет. Вену мы не нашли: он весь исколот. Есть внутрикостный доступ на левой голени. Дали три дозы адреналина. Реакции нет.
— Давно его нашли?
— Тридцать минут назад. Очевидцы СЛР не делали. Мы подобрали его восемнадцать минут назад.
— Сердце?
— ЭМД, электромеханическая диссоциация.[13]
— Температуру ректально, — распорядилась Сью.
Мониторы злобно звенели, словно колокольчики на ураганном ветру, в темпе 120 сигналов в секунду: требуется СЛР. Тело лежало неподвижно. Лицо посинело и заострилось, глаза были открыты, огромные зрачки не реагировали.
Мертв. Но тут не мне решать. Это пациент Энн. Она сама объявит время смерти, когда сочтет нужным.
Эмма схватила медицинские ножницы и разрезала правый рукав некогда розового пуховика, чтобы обнажить руку пациента. Мелкие перышки, потревоженные движением воздуха, мягко взлетели и начали медленно и тихо опадать, словно свежий снег.
Сквозь мокрый темно-синий свитер Эмма добралась до кожи. Костлявая рука пациента посинела от холода, но трудно было не заметить голубую татуировку паука, протянувшего ноги вдоль грязных пальцев.
Паук.
ГЛАВА 37
Эмма сдала смену Алексу с опозданием на час.
— Как дела у Тейлор?
— Все в порядке. Она сейчас у бабушки.
— С подростками всегда нелегко. Похоже, вам не помешает выспаться, — сказал он, глядя Эмме в глаза, словно ему было известно о ее семейных неурядицах.
Не может быть. Откуда? Потом она вспомнила, что его дочь Карен — лучшая подруга Эмбер.
— Дайте мне знать, если сумею чем-то помочь.
— Хорошо. Спасибо…
Она развернулась, чтобы уйти, и наткнулась на детектива Загаряна.
В хорошо скроенном сером костюме, светло-серой рубашке и бордовом галстуке в золотую крапинку он казался слишком нарядным. Непроницаемые глаза тоже были серыми.
Серый человек. Незаметный. Опасный.
— А я вас ждал. Мне сказали, что вы заканчиваете в четыре.
Было десять минут шестого. Пришлось задержаться, чтобы довести некоторые дела до конца. Она наконец-то приняла пациента с деменцией, которого семья отказывалась забирать домой. Нашла педиатра для малыша с хрипами в легких, у матери которого не было страховки. Выписала женщину, с хроническими болями, которую просто не могла передать другому врачу.
— Нужно было доделать кое-что. Что вам угодно?
— У вас не найдется времени на чашку кофе или коктейль?
— Зачем?
Это была очередная трудная смена после трудной ночи после трудного дня. Эмме не терпелось поскорее насладиться тишиной и покоем. И вином.
— Хочу поболтать. — Детектив улыбнулся. Его глаза тоже улыбнулись, говоря ей, что она красива. Они лгали. Она не была красивой еще утром, когда нанесла макияж и губную помаду, а это было много пациентов тому назад. Страшно даже подумать, как от меня сейчас разит.
— Это личное или профессиональное?
— Понемногу и того, и другого.
Она посмотрела на свою униформу. Не самый подходящий наряд для коктейлей. Но если не поговорить с ним сейчас, он вернется. Лучше уж побыстрее с этим покончить.
Через полчаса они сидели за столиком на двоих у «Луиджи» с видом на замерзшее озеро. Эмма держала чашку с кофе обеими руками, чтобы согреть пальцы. В неотложке, как всегда, было холодно. Так холодно, что пальцы болели и еле удавалось набирать текст на клавиатуре. Она промерзла до костей.
— Чем я могу вам помочь?
Эмма не снимала куртку, чтобы скрыть под ней униформу. Она чувствовала себя не в своей тарелке среди шумной нарядной толпы. Многовато вина. Надо было отказаться и поехать домой. Сейчас бы тоже пила вино.
— Я надеялся, вы что-нибудь вспомнили. Есть какие-нибудь идеи насчет того, кому понадобилось убить медбрата? Или об источнике тех денег у него на счете?
— Нет, никаких. — Ей хватало забот с Тейлор и пациентами.
— А как по-вашему, откуда мог взяться пропофол?
Эмма молча пожала плечами.
— Он был из партии, которую поставили в пять больниц Нью-Гемпшира полгода назад, — сообщил Загарян. — Еще в пару мест в Калифорнии. Мы пытаемся выяснить, откуда именно эта ампула. Ничего не приходит в голову?
— Нет.
— Ладно, подумайте на досуге. Вдруг появятся идеи. — Он глотнул кофе и поморщился: — Такой скорее усыпит, чем взбодрит.
— Вот и хорошо. Скоро пора спать.
— О, для меня пока рановато. Вы замужем?
— Нет. А вы женаты?
— В последнее время нет. Мы с бывшей женой сейчас ладим лучше, чем в браке.
— Такое случается.
— Да, всегда проще, если нечего терять.
— Дети?
— Двое. Двадцать и двадцать два. Учатся в колледже. А у вас?
— Дочь, семнадцать лет.
— Живет с вами?
— Сейчас она у бабушки.
— Трудный возраст.
Если еще хоть кто-нибудь скажет мне, что подростки — отстой, я не выдержу.
— Не могла не заметить.
Он понял намек.
— Расскажите мне о пропофоле.
— Чудесный препарат. В основном используется для седации при