Читать интересную книгу Историк - Элизабет Костова

Элен рассмеялась.

— А не хотите ли совершить незабываемое турне по моей родной Румынии? Отправиться в замок Дракулы с серебряным колом наперевес, а то и посетить его в Снагове? По слухам, природа там очаровательная.

— Слушайте, — обиженно прервал ее я. — Понимаю, что выгляжу смешным, но мне приходится проверять каждый след, если он может привести к Росси. И вы прекрасно знаете, легко ли американскому гражданину проникнуть за «железный занавес» и отыскать кого-то по ту сторону.

Моя горячность, должно быть, немного пристыдила ее, и девушка промолчала.

— Я хотел вас спросить. В церкви вы сказали, что вашей матушке может быть известно что-то о Дракуле и о том, как Росси за ним охотился. Что вы имели в виду?

— Только то, что он говорил ей, будто приехал в Румынию собирать легенды о Дракуле, и что сама она верит в эти легенды. Может быть, она знает о его поисках больше, чем успела мне рассказать, — не знаю. Ей нелегко о нем вспоминать, и я унаследовала страстишку милого старого paterfamilias[20] не в лоне семьи, а по научным каналам. Жаль, что не расспросила мать раньше.

— Довольно странное для этнографа упущение, — фыркнул я. Поверив, что Элен на моей стороне, я с облегчением сбрасывал напряженность.

Элен заулыбалась:

— Touche[21] Шерлок. При следующей встрече обязательно расспрошу.

— Когда же?

— Думаю, годика через два. Моя драгоценная виза не предусматривает возможности скакать с Востока на Запад и обратно.

— Но разве вы ей не звоните, не переписываетесь? Элен долго и удивленно рассматривала меня.

— О святая простота западных душ! — наконец усмехнулась она. — Вы думаете, у нее есть телефон? Может, и письма, по-вашему, доходят невскрытыми?

Я смущенно молчал.

— Что за документ вы так рветесь отыскать, Шерлок? — продолжала девушка. — Ту библиографию Ордена Дракона? Я заметила последний пункт в списке. Единственная статья без полного описания. Вы о ней думали?

Естественно, она угадала. Я уже проникся восхищением перед ее интеллектом и с сожалением думал, какой замечательной собеседницей могла бы стать эта девушка при других обстоятельствах. С другой стороны, ее догадливость меня тревожила.

— А вам зачем знать? — вопросом на вопрос ответил я. —

Для монографии?

— Разумеется, — сухо проговорила она. — Вы не откажетесь снова связаться со мной по возвращении?

На меня вдруг навалилась усталость.

— По возвращении? Я не слишком представляю, куда отправляюсь, тем более — когда возвращусь. Может, мне и самому придется столкнуться с вампиром.

Я намеревался пошутить, однако при этих словах неправдоподобие происходящего открылось мне во всей полноте: я стоял перед библиотекой, как сотни раз до того, и рассуждал о вампирах так, словно поверил в их существование, и с кем — с румынкой-этнографом! А вокруг врачи и полиция суетились над убитым, к чьей смерти мы имели отношение, хотя бы и косвенное. Я отвел взгляд от их жутковатой суеты. Надо было уходить: быстро, но с видимой неторопливостью. У меня не было времени отвечать на расспросы полиции. Дел предстояло множество, и каждое было неотложным: получить турецкую визу — а значит, лететь в Нью-Йорк, — и купить билет на самолет, и еще скопировать и оставить в надежном месте все сведения, которые успел получить. К счастью, в этом семестре я не вел занятий, но все же надо было представить хоть какое-то алиби на факультет и придумать успокоительное объяснение для родителей.

Я повернулся к Элен:

— Мисс Росси. Если вы сохраните происшедшее в тайне, я обещаю связаться с вами, как только вернусь. Вы ничего больше мне не скажете? Нет ли способа связаться с вашей матушкой до моего отъезда?

— Только письмом, — твердо сказала девушка. — Да и по-английски она не говорит. Вот уеду домой через два года, тогда сама обо всем ее расспрошу.

Два года были для меня равны вечности. Я вздохнул. Приходилось расставаться с единственным человеком, знакомым мне всего несколько дней — да что там, часов, — который разделял мою тревогу за Росси. Вскоре я окажусь в одиночестве среди незнакомой страны. Однако делать нечего. Я протянул Руку:

— Благодарю вас, мисс Росси, что вы два дня снисходительно терпели общество безобидного лунатика. Если я вернусь, то обязательно дам вам знать… Я хотел сказать, может быть… если мы вернемся с вашим отцом…

Она неопределенно повела рукой в перчатке, показывая, что ее меньше всего заботит возвращение Росси, однако тут же вложила свою руку в мою и мы обменялись сердечным рукопожатием. Мне почудилось вдруг, что, отняв руку, я разорву последнюю связь со знакомым мне миром.

— До свиданья, — сказала Элен, — всего вам самого лучшего в ваших розысках. Она отвернулась — шофер «скорой помощи» как раз захлопнул дверцы машины, — и я тоже отвернулся и стал спускаться с крыльца. В сотне шагов от библиотеки я оглянулся в надежде взглядом отыскать в толпе ее черный жакетик. К моему удивлению, девушка шла за мной и уже почти догнала. Мы оказались лицом к лицу, и я заметил у нее на скулах яркий румянец. Элен явно спешила.

— Я подумала… — Она замолчала и набрала в грудь побольше воздуха. — Меня ведь все это тоже касается.

Она с вызовом смотрела мне в глаза.

— Не знаю еще, как это устроить, но я еду с вами.

ГЛАВА 24

Отец сумел вполне убедительно объяснить, почему вместо совещания он оказался в хранилище вампирской коллекции.

— Отменили совещание, — сказал он, с обычной теплотой пожимая руку Стивену Барли. — Вот он и забрел сюда, в компанию привидений… — Тут он осекся, закусил губу и начал сначала: — Искал спокойного местечка…

Последнему я поверила без труда. Я прямо чувствовала, как он рад Стивену, его цветущему здоровьем, открытому лицу, обыденности и надежности всего его облика. В самом деле, что бы он мне сказал, если бы я застала его здесь без свидетелей? Как объяснялся бы, как успел бы незаметно прикрыть фолиант, лежавший на столе? Он и теперь закрыл его, но опоздал: я успела прочесть выделявшееся на плотной желтоватой бумаге название главы: «VampiresdeProvenceetdesPyrenees[22]».

Ночь на кровати под балдахином в доме главы колледжа я провела скверно, каждые несколько часов просыпаясь от странных сновидений. Раз, проснувшись, я заметила свет под дверью в ванную, разделявшую мою комнату с отцовской, и немного приободрилась. Но чаще ощущение, что он не спит, что в комнате за стеной идет некая беззвучная деятельность, мешало мне заснуть. В последний раз я проснулась перед рассветом, когда мгла за тюлевыми занавесками приняла цвет сухого асфальта.

Меня разбудила тишина. Тишина в смутных очертаниях ветвей за окном (я выглянула наружу, отогнув краешек занавески), тишина в необъятном платяном шкафу у кровати и, самое тревожное, — тишина в соседней комнате. Не то чтобы отцу уже пора было вставать: наоборот, в такой час он должен был спать, быть может, чуть похрапывая, если лежал на спине, — стараясь стереть все заботы прошедшего дня и отложить назойливую маету ожидавших назавтра докладов, семинаров, дебатов. Обычно в поездках я успевала проснуться сама и тогда уже слышала знакомый стук в дверь, приглашающий прогуляться с отцом до завтрака.

Но в то утро тишина подавляла без всяких к тому причин, так что я слезла с «постамента», на котором провела ночь, оделась и повесила на шею полотенце. Умоюсь, а заодно послушаю сонное дыхание отца. Я тихонько постучалась в дверь ванной на случай, если помещение занято. Потом я стояла перед зеркалом, вытирая лицо, а молчание за стеной становилось все глубже. Я прижалась ухом к двери. Наверное, крепко спит. Я понимала, как бессердечно лишать отца трудно заслуженного отдыха, но паника уже разливалась по телу до самых кончиков пальцев. Я тихонько постучала. Ни шороха по ту сторону. Каждый из нас годами соблюдал право другого на уединение, но в то серое утро, просочившееся в окно ванной, я повернула дверную ручку и вошла к отцу.

В его спальне окна были задернуты тяжелыми шторами, и я не сразу различила очертания мебели и картин на стенах. Тихо было так, что по спине побежали мурашки. Я шагнула к кровати, окликнула его и тогда увидела, что постель гладко застелена покрывалом, черным в темноте спальни. В комнате никого не было. Я перевела дыхание. Он вышел, пошел прогуляться без меня. Может, ему нужно было побыть одному, поразмыслить… Но что-то подтолкнуло меня включить лампочку над кроватью и осмотреться внимательней. В светлом кругу лежала адресованная мне записка, а на ней два предмета. Я растерянно смотрела на маленькое серебряное распятие на крепкой цепочке и на лежащую рядом головку свежего чеснока. От страшной реальности этих подарков под ложечкой у меня стало холодно, а ведь я еще не прочла письма: