– С его видениями мы пытаемся разобраться.
– Он тоже видел генератор?
– Нет.
– Но он рисует его.
– Всего лишь странная аномалия.
– Он видел корабли.
– Что?
– Он видел настоящих живых людей.
– Так вы поэтому хотите уйти?
– Возможно.
– Вы верите в его видения?
– Почему бы и нет? – Бирс улыбается, просит показать машину для переносов, отвечающую за его сознание и восприятия. – Кому-то в этом странном мире нужно верить, – холодная улыбка. – Во что-то в этом странном мире нужно верить.
– Мы даем нашим жителям кланы вуду.
– Я лучше буду верить в жизнь за пределами этого города. – Бирс спрашивает разрешения отключить себя от системы.
– Воля ваша.
Судья улыбается, словно не верит, что Бирс может действительно уйти. Но Бирс уходит.
Машина для переносов, которая отвечает за его воспоминания и восприятия реальности, отключается. Иллюзия спадает с глаз. Судья смотрит на него, но тело судьи теряет крепость, красоту. Бирс видит судью таким, какой он есть на самом деле – старое, изможденное тело, со следами гниения и распада. Зубы судьи, прежде идеально белые, сейчас гнилые и черные. Сама башня, где находится генератор, старая и заплесневелая. Время неизбежно разрушает абсолютно все. Время сильнее любых технологий. Бирс видит это повсюду: в башне генератора, когда выходит во двор замка, во внутреннем городе. Распад неизбежен. Полуразложившиеся люди идут ему навстречу.
Бирс выходит за ворота. Серая пыль кружит по улицам внешнего города. Поздний вечер. Барабаны бьют. Бокоры начинают свои службы. Мужчины в костюмах. Женщины в белых платьях. Одна большая история. История жизни этого города. Бесконечная ночная сантерия. Любовь и ненависть. Добро и зло. Радость и слезы. У местных шаманов всегда найдется работа.
– Там, где поселился Барон Суббота, нет места Эрзули Фреда, – скажет кому-то местный бокор.
Генератор иллюзий сможет работать еще не один век. И не нужен здесь никакой «copy right». Все персонажи зарегистрированы товарным знаком истории. Все ритуалы записаны в старых книгах. А на все последствия наложен наш собственный гриф «совершенно секретно». Ничто не доказано, пока не доказано. Любить себя, а главное – любить тех, кто любит тебя. Притворяться, что любишь. Любить притворяясь и знать, что притворяешься… Подделка поделки подделки… И не думать. Не думать. Не думать. Иначе придет Дамбала со своими змеями и принесет жажду, как пришел к зятю старухи Мамбо или к Адио. Незнание – это блаженство. Все что ни происходит – дело рук лоа. Нет зла. Нет добра. Истина – это то, что мы считаем истиной. Все остальное – наша жизнь…
Эпилог
Береговая линия. Шум моря. Бирс не знает, как долго он уже один. Он давно перестал следить за временем. Его плоть отмирает, отваливается от каркаса из сплава легких металлов. Его механизмы ржавеют. Его системы отказывают. Он знает, что покинутый им город где-то близко, но это не имеет для него значения. Бирс не собирается возвращаться. Если и умирать, то здесь – на берегу моря, вдали от иллюзий, слыша шум волн, разбивающихся о прибрежные скалы. Под этим небом. Синим-синим. И неважно, что во снах оно разбивается вдребезги каждую ночь. Сны – это еще одна иллюзия, еще одно видение… Но видения иногда становятся явью. Бирс останавливается. Его зрительные имплантаты давно неидеальны, но даже так, за рябью, он видит далекие белые паруса на кораблях, медленно ползущие к берегу из бесконечной синей дали. Видит то, что рисовал художник на своих картинах.
Люди на кораблях разговаривают. Они взволнованы. Настоящие, живые. Они бросают якоря и убирают паруса. Шлюпки плывут к берегу, где их встречает Бирс. Уродливая машина пугает, но они слишком любопытны. Они преодолели море в поисках других выживших. Утратили знания и технологии после войны, но тем не менее пустились в путешествие. К тому же ржавая машина умеет говорить.
Бирс рассказывает им о городе. Это забирает у него последние силы. Сознание гаснет. Люди смотрят на застывшую машину: на изодранную одежду, скрывающую металлический скелет, на сгнившую плоть. Кто-то говорит, что его нужно похоронить. Новая земля мягкая и податливая. Машина назвала свое имя, поэтому на могильном кресте люди пишут «Джонатан Бирс».
Теперь дорога – путь до города, о котором рассказала машина. Генератор иллюзий в замке лорда Бондье считывает сознания чужаков, пытается изменять его. Но новые сознания сложные и непонятны. Машины для переносов искрят и дымятся. Иллюзии рушатся. Живые люди входят в мертвый город, жители которого разваливаются, сгнивают до костей у них на глазах.
Художник и Ханна стоят на крыльце его дома.
– Все наши соседи и друзья умирают, – говорит Ханна.
– Нет. Они все уже были мертвы. – Художник смотрит на чистый холст, вставленный в мольберт. В руке художник держит кисть, но новых картин не будет. Не будет новых видений. Он знает об этом.
Живые люди поднимаются по каменным улицам.
– Если честно, то мне немного страшно, – говорит Ханна. – Что теперь будет с нами?
– Кто знает…
– Я бы хотела стать человеком. – Ханна смотрит на приближающихся к их дому чужаков. – Настоящим, живым человеком. Как они.
– Но мы всего лишь машины, – говорит художник. – Старые, ржавеющие машины. Вот Бирс, возможно, и был человеком. Настоящим человеком. Со своим мнением и своей жизнью. И неважно, что внутри у него были микросхемы и сплавы. Он жил. По-настоящему жил. И он не боялся своих воспоминаний, как мы. Не боялся реальности.
– Может быть, мы тоже когда-нибудь научимся не бояться? – спрашивает Ханна.
– Если нам хватит времени, – говорит художник. – Если нам хватит наших коротких жизней.
Конец
май 2009 – июнь 2012