не знаешь, где это написано. А надо бы знать. Двигай.
Витька походил пешкой.
– А зачем говорят-то: «Е-два, Е-четыре…»? – спросила мать, наблюдая за игрой.
– А шутят, – пояснил дядя Володя. – Шутят так. А люди уже понимают: «Этого голой рукой не возьмешь». У нас в типографии все шутят. Ходи, Виктор.
Витька походил фигурой.
– А вот пили-то, – поинтересовалась мать, – жена-то как же?
– Жена-то? – дядя Володя задумался над доской: Витька сделал неожиданно каверзный ход. – Реагировала-то?
– Да, реагировала-то?
– Отрицательно. Из-за этого и разошлись, можно сказать. Не только из-за этого, но большинство из-за этого. Вот так, Витька! – Дядя Володя вышел из трудного положения и был доволен. – Из-за этого и горшок об горшок у нас получился.
– Как это? – не понял Витька.
– Горшок об горшок-то? – дядя Володя снисходительно посмеялся. – Горшок об горшок – и кто дальше.
Мать тоже засмеялась.
– Еще рюмаху, Владимир Николаич?
– Нет, – твердо сказал дядя Володя. – Зачем? Мне и так хорошо. Выпил для настроения – и будет. Раньше не отказался бы. Я ведь злоупотреблял…
– Вы говорили уже. Не думаете сходиться-то? – вдруг спросила мать.
– С кем, с ней? Нет, – твердо сказал дядя Володя. – Дело принципа: она мне параллельно с выпивкой таких… вещей наговорила… Я, по ее мнению, оказываюсь «тоскливый дятел».
Мать и Витька засмеялась. Но мать тотчас спохватилась.
– Что же это она так? – сказала она якобы с осуждением той, которая так образно выразилась.
– Сильно умная! – в сердцах сказал дядя Володя. – Пускай теперь…
Пока дядя Володя волновался, Витька опять сделал удачный ход.
– Ну, Виктор!.. – изумился дядя Володя.
Мать незаметно дернула Витьку за штанину – уступи, мол. Витька протестующе дрыгнул ногой – он вошел в азарт.
– Так, Витенька… – дядя Володя думал, сморщившись. – Ты так? А мы – вот так!
Теперь Витька задумался.
– Детей-то проведуете? – расспрашивала мать.
– Проведую. – Дядя Володя закурил. – Дети есть дети. Я детей люблю.
– Жалеет сейчас небось?
– Жена-то? Тайно, конечно, жалеет. У меня сейчас без вычетов на руки выходит сто двадцать. И все целенькие. Площадь – тридцать восемь метров, обстановка… Сервант недавно купил за девяносто шесть рублей – любо глядеть. Домой придешь – сердце радуется. Включишь телевизор, постановку какую-нибудь посмотришь. Хочу еще софу купить.
– Ходите, – сказал Витька.
Дядя Володя долго смотрел на фигуры, нахмурился, потрогал в задумчивости свой большой, слегка подкрашенный нос.
– Так, Витька… Ты так? А мы – так! Шахович. Софы есть чешские… Раздвижные – превосходные. Отпускные получу, обязательно возьму. И шкуру медвежью закажу…
– Сколько же шкура станет?
– Шкура? Рублей двадцать пять. У меня племянник часто в командировку в Сибирь ездит, закажу ему, он привезет.
– А волчья хуже? – спросил Витька.
– Волчья вообще не идет для этого дела. Из волчьих дохи шьют. Мат, Витя.
Дождик перестал, за окном прояснилось. Воздух стал чистый и синий. Только далеко на горизонте громоздились темные тучи. Кое-где в домах зажглись огни.
Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глухие звуки улицы. Просторно и грустно было за окном.
– Скоро зима, – вздохнула мать.
– Это уж как положено. У вас батареи не за… Хотя у вас же печное! Нет, у меня паровое. С пятнадцатого затопят. Ну, пошел. Пойду включу телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.
Дядя Володя надел у порога плащ, шляпу, взял портфель…
– Ну, до свиданья.
– До свиданья.
– Виктор, а кубинский марш не умеешь?
– Нет, – сказал Витька.
– Научись, сильная вещь. На вечера будут приглашать. Ну, до свиданья.
– До свиданья.
Дядя Володя вышел.
Через две минуты он шел под окнами по тротуару, осторожно обшагивая отставшие доски, – серьезный, сутуловатый, положительный.
Мать и Витька проводили его взглядами… И долго молчали.
– Так это что же, – не скрывая изумления заговорила мать, – он так и будет ходить теперь? Чего же ходить-то?
– Тоже ж… один кукует, – сказал Витька. – Вот и ходит. Гнать его в три шеи!
– А?
– Так и будет ходить. А чего ему?
Мать все никак не могла понять:
– Нет, так чего же тогда ходить? Нечего и ходить тогда.
Витька о чем-то вдруг задумался.
Дня через два они с Юркой решили одну хитроумную задачу. Волновались, спорили.
Тут же, в избе, у порожка, старик Наум налаживал улей.
– Если тут вот подпилить, он здесь наступит – она только вон где сработает. Она же не достанет его. – Так рассуждал умный Юрка.
– Почто не достанет?
– А рычаг-то вот где! Вот – нога наступила, а вот – рычаг, а вот аж где голова.
– Ну а как?
– Надо рычаг ближе… И под тротуаром маленько подрыть…
– Кого это там пилить-то собираетесь? – спросил старик.
– Кто собирается? – поспешно сказал Витька. – Никто не собирается.
– Пакостить чего-нибудь надумали?
– Одно на уме! – воскликнул Витька.
– Это у вас одно на уме: где бы напакостить.
– Дед, – вступил Юрка, – надо же сперва доказать, потом уж говорить. Чего же зря-то говорить?
– Да ну его, – прошептал Витька. – Я понял: надо доску короче выбрать. Эти, другие, все маленько с виду подпортить, а эту нарочно сверху подновить – чтоб он на нее и наступил. Понял? Он наступит… Понял?
– А вдруг другой кто-нибудь пойдет и наступит?
Витька об этом не подумал.
– А знаешь как? Как ему выходить, я выскочу и незаметно чурбак вытащу. А до этого чурбачок будет подпирать, чтоб никто не провалился, У нас там ходят-то – в день три человека. Я это все там сделаю.
И опять было воскресенье. Опять приходил дядя Володя. Приносил бутылку шампанского… Опять играли с Витькой в шахматы, опять говорили с матерью о сервантах, коврах и… алкоголиках. Долго, нудно…
А теперь дядя Володя стоял у порога и обстоятельно, нудно прощался.
– Ну, до свиданья.
– До свиданья, до свиданья, – говорила мать.
– Виктор, сейчас в моду входит летка-енка. Не умеешь?
– Не умею.
– Красивый танец.
– Все равно не умею.
– А вы, Агриппина Игнатьевна?.. Не умеете?
– Не умею.
– Вообще-то… это… я бы на вашем месте научился. Попробуйте.
– Кто, я, что ли? – удивилась мать.
– Да.
– Танцевать?.. Или на баяне?
– Нет, танцевать. Есть одно обстоятельство… Ну, ладно, потом. До свиданья.
– До свиданья.
– У меня тут родственники… У нас один диссертацию защищает… Ну, ладно, потом. До свиданья.
– До свиданья.
Дядя Володя вышел.
Мать не знала, сердиться ей или смеяться.
– Так и не отелился. Мычал, мычал – и никак. Вот же смешной человек!
– Сейчас он у нас… захохочет, – тихонько сказал Витька, глядя в окно.
В окне показался дядя Володя – серьезный, даже несколько важный…
Вдруг дядя Володя делает руками так, и его по шляпе хлопает доска…
– Хватит миндальничать! – сказал дядя Коля. Они