Тут же приподняла голову, беспокойно заглядывая мне в глаза.
- Слава еще не мой, между нами ничего не было! Помнишь, ты говорил, что к таким, как я, парней… тянет?
- Помню, - мурлыкнул я, поддаваясь позднему времени.
- Вот и Славку… потянуло. А я ему: «Только после свадьбы!» А он тут же: «Выходи за меня!»
- А ты?
- Сказала, что он дурак! Ну, потом мы с ним еще говорили… И еще… А потом… Ну, и вот…
- Как ни странно, но смысл уловил, чучелко. Всё будет хорошо… - заметив Риту, выглядывавшую из дверей кухни, я притиснул Настю: - Пошли! А то Ритка всё съест!
- Ага! – сестричка заморгала, глядя на меня сияющими глазами, и поцеловала. То ли благодаря, то ли прося прощения, то ли за всё сразу.
Воскресенье, 3 июля. Утро
Зеленоград, станция Крюково
Обычно Рита по воскресеньям любит поспать, хотя бы до девяти, но в этот раз она стала ко мне приставать на целый час раньше. А я ж безотказный… Особенно, когда девичья настойчивость проявляется в полном согласии с революционным гимном: «…Грудью проложим себе!»
Короче, ненаглядная умотала по делам на «Ижике», а мой путь лежал на автобусную остановку. Это может показаться странным для человека, который «стоит» полста миллионов долларов, но я не относился к швейцарским счетам с той же серьезностью, что и к своей сберкнижке.
Исправно тратил валюту на опытные производства, на оборудование лабораторий и прочую «тимуровщину», а вот на себя, на родню расходовал по минимуму. Не из жадности. Скорее, из боязни разбаловать – и развратить.
Ну, шубку на зиму я маме все равно куплю. Из соболя. Пусть ей будет приятно. А машину Ритке…
Не хочу. А то еще домогаться по утрам перестанет…
…Урча, подъехал канареечного цвета «ЛиАЗ», и с жалобным железистым скрежетом сложил узкие створки дверей. Пропустив женщину с заспанным карапузом, я вошел и первым делом уронил пятак в кассу-копилку. Вертя рукоятку, оторвал билет. Надо же, счастливый…
Усевшись, стал думать, скользя взглядом по домам, по зеленым насаждениям, по людям, фланировавшим с провинциальной неспешностью.
Я, может, и не соблюдал порой букву моего давнего Плана, но дух чтил, даже безбожно импровизируя. Да и везло мне!
Ведь это моя была идея - курировать НТТМ во всесоюзном пространстве! Только я планировал выйти на этот уровень позже Олимпиады, и вдруг – дзынь! – Брежнев вручает мне ключи от Центроштаба… И оканчивать МГУ на втором курсе я не собирался, зато какая экономия времени!
«А что у нас дальше по Плану? - складочка на переносице деловито углубилась. - Что, что...»
В перспективе – пробиться во власть. Чтобы не наблюдать за ходом «перестройки», а вести ее, направлять и корректировать.
И тут мне снова повезло – Андропов, выйдя в президенты, хочет видеть меня своим советником. Это хорошо, но мало. Я хочу сам! Моя хотелка исполнится, если сочтутся два фактора – поддержка меньшинства плюс известность у большинства. Меня должны узнавать, глядеть на меня с любопытством и шептаться за спиной!
Слава целителя? Ни за что! Слава ученого? «Самое то»…
- Проходите, проходите, товарищи! Весь зад пустой!
- Передайте на билет…
- Вы сходите на площади Юности?
Уступив место бабуське с кошелкой, я скромно притулился на задней площадке. Грузным встряхиванием автобус отмечал каждую колдобину. Корма «ЛиАЗа» была ощутимо легче передней части, и подкидывала пассажиров так, что терялось чувство весомости. Школьники, хватаясь за поручни, радостно вопили в секунды зависания.
- Утруска! – хихикнул пьяненький старичок, обнимавший стойку, как стриптизерша – шест.
У-ух…
…Добираться с окраины до станции долго – автобус тормозит на каждой остановке, но сегодня я никуда не спешил. Успею. Выходной.
У мамы с Ритой был таинственный вид перед убытием. Настя напросилась к ним – и квартира опустела. Лишь запахи духов витали ароматным эхо.
Пользуясь бесконтрольностью, я не стал завтракать. В кои веки можно нарушить семейный режим, перехватив по дороге вкуснятинку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«ЛиАЗ» выехал на Крюковскую площадь, и опустел – все заспешили к маленькому вокзальчику. «В Москву! В Москву!»
Мне со всеми по дороге, но сначала…
- Два пирожка с мясом, пожалуйста.
- Пожалуйста! – пожилая продавщица в белом халате вручила мне бумажный пакет. – С вас двадцать копеек.
Рассчитавшись, я едва удержался, чтобы не впиться в теплый бок пирожочка, «не отходя от кассы». Но электричка уже подкатывала к перрону, и толпа отъезжающих привычно заметалась, не ведая, стоять им, дожидаясь остановки состава, или бежать трусцой, подхватив багаж и волоча за руку малолетних.
Будучи выше житейской суеты, я вошел в вагон и занял место у окна. Диванчик, сколоченный из лакированных реек, не расстроил меня жесткостью, да и не до того было – на пакете протаяли жирные пятна, а на дивный запах организм голодно уркнул. Не знаю, в чем секрет, но на станции Крюково торговали изум-мительными пирожками. Прожарка, толщина слоя теста, сочная начинка – совершеннейший баланс!
Умяв по очереди оба кулинарных изделия, я откинулся на спинку дивана и занялся любимым делом пассажира – созерцать наплывавшие пейзажи за окном и слушать перестук колес.
Запруженные в автобусе мысли потекли, накладываясь на мелькавшие решетчатые мачты, частивший товарняк, проплывавшие вблизи и вдали дачи и колхозные угодья, трубы и корпуса, многоэтажки и приземистые депо.
Мне есть, чем удивить народ, но статус, статус… Пока что я никто, и по своей значимости недалеко ушел от десятиклассника или второкурсника. А чтобы устроиться куда-нибудь в МФТИ, даже младшим научным сотрудником, одного диплома маловато будет. Мною не одолен еще один уровень – аспирантура. Трех-четырех лет мне хватит, чтобы написать добротную кандидатскую диссертацию. «Исследование физических свойств ВТСП купратов в рамках модели сверхпроводящего спаривания с отталкивательным взаимодействием».
Может, и за два года управлюсь. Опыт есть. Вот тогда-то и наступит время думать о разных премиях и телесъемках…
Электричка азартно вызванивала на стыках извечную железнодорожную песнь, увозя меня в прекрасное далёко.
Тот же день, позже
Москва, улица Малая Бронная
Мама с Ритой подметали, отмывали, протирали, наводя немыслимый блеск в гостиной, далее – везде. Меня подмывало ядовито испросить разрешения натереть паркет, но струхнул – еще веником поддадут, с них станется…
Иногда женщины впадают в воинственный экстаз. Особенно сильно это проявляется во время свадебных хлопот – комсомолки, атеистки, зубрившие диалектический материализм, вдруг начинают цепляться за бабушкины ритуалы, с пристрастием следуя стародавним обычаям, над которыми хихикали совсем недавно. Ради счастья «кровиночки» все средства хороши! Мало ли, что поповские бредни… А вдруг поможет?
Глянув на стрелки часов, бесстрастно отмахивавших маятником, я забрюзжал:
- Ну, хватит уже! Гости вот-вот подъедут, а вы непричесанные, распаренные…
- Всё-всё, сыночка! - зажурчала мамуля, суетливо развязывая передник.
Обе хранительницы домашнего очага чмокнули меня в щечку по очереди, и удалились, шлепая тапками. Я выдохнул.
Намеченное мероприятие не то, что нервировало, но напрягало. Наивные усилия моих женщин умиляли, уводя от главного – Настиного счастья.
Да, все эти сердечные дела свалились неожиданно…
«Разве? – перебил я сам себя. - А кто шептался с сестренкой насчет мальчиков? Вот, не отвлекался бы ты на всяких олигархов, разузнал бы всё про некоего Славика!»
А толку? Как повлиять на девичье сердечко? Да никак.
У нас все в роду выходили замуж в восемнадцать. И Рита, и мама, тогда уже беременная. А баба Клава и вовсе в семнадцать расписалась. И что им пенять? Не погуляли, не намиловались всласть? А оно им надо? Ага, искать любимого опытным путем…