- Любуешься, студент? – громко сказал начальник смены, кряжистый мужичок с забавным венчиком седых волос, обрамлявших блестящую лысину.
- Ага! – Андрей живо обернулся. – Здрасте, Илья Трофимыч!
Начсмены кивнул, и пожал практиканту руку.
- Я слышал, ты в таксопарке работал? – прищурился он.
- Подрабатывал!
- Нормально, сам таким был, - бегло улыбнулся Илья Трофимович. – А отучишься – приходи, мастером возьмем. Поработаешь с годик, оботрешься, покажешь себя – выше двинем. Ты не думай, у нас инженеры и по четыреста, и по пятьсот получают! Мы ж теперь сами по себе, под министерскими не ходим… Ага… А женишься – и квартиру дадим! – залихватски подмигнул он. - Как раз дом на Бакинской заложили… Так что… Любуйся, студент! Голова у тебя на плечах есть, и руки откуда надо растут. Так что… Эй! – всполошился начальник. – Паша! Куда ж ты кузов пихаешь?! В заказе – фургон!
- Так подали бортовой… - заныл белобрысый парень с роскошным чубом.
- «Пода-али!» - сердито передразнил «Трофимыч». – А думать кто будет? Пушкин? Заменить немедленно!
Дюха с удовольствием следил за Пашкиными метаниями – коллеги посмеивались над недотепой – и ощущал некое притяжение к этому месту, к этим людям, ко всему исполинскому организму автозавода. «Зиловские» корпуса дышали горячим воздухом, пахнущим окалиной; по ним сновали сильные и слабые токи, и в их биеньи чувствовался почти живой пульс.
«Инженер – это звучит гордо! – сожмурился Жуков. – И квартира… Своя! Когда женюсь…»
Вспомнив Зиночку, Дюха мигом заулыбался, светлея и умиляясь. Воистину, жить – хорошо!
«А хорошо жить еще лучше…»
Полный благих мечтаний и надежд, практикант замаршировал в заводоуправление.
Вторник, 20 июня. День
Южно-Китайское море, борт БПК «Ташкент»
Острый форштевень лихо разваливал прозрачнейшие волны, чей цвет гулял от светлого берилла до насыщенного топаза и прочих драгоценных каменьев.
Старшина второй статьи Гирин независимо усмехнулся: плавали – знаем. Насмотрелись на эти южные воды вдосталь, все их переливы изучили вприглядку. То ли солнце так океан просвечивает, то ли что…
Иван покачал головой, вспомнив, как ворчал, завидев цветные фотки в книге Сенкевича - про экспедицию на «Ра».
«Да ну, на фиг!» - фыркал. Ну, не может же обычная вода колыхаться чистым изумрудом! А реальная действительность оказалась куда чудесней красочных снимков…
Он и Атлантику повидал, и Индийский океан. Теперь вот в Тихий вывернули, курс - на север…
Когда Фрол предложил вместе переводиться на новенький «Ташкент», Иван заколебался поначалу. Ему-то служить осталось всего ничего, а тянуть лямку на Сейшелах – все равно, что стоять на посту у райских врат! Лазурное небо, синий океан и белый песок. Картинка!
Но каплей, видать, хорошо изучил личный состав – и коварно, как бы мимоходом, добавил: «Перегнать надо БПК… К-хм… В Камрань».
Разумеется, Гирин мигом согласился. Это ж почти что кругосветка получается! Вон, Афоня Никитин за три моря хаживал, а его «земеля», Ваня Гирин – за три океана! О как!
Нет, поначалу, конечно, струхнул. Все-таки, новый корабль, новые системы – и новый экипаж. Однако беспокойство слилось мигом, как волна в шпигаты. Команду «Ташкента» со всех флотов набирали, и у БПК, считай, это первый поход. Братва еще, наверное, не перезнакомилась по-хорошему, и уж точно не «сплавалась».
Вон, тот матросик… как его… Аркаша! Всё, как есть, расписал. Как они из Севастополя вышли, как в Тартуссу заходили, долго на Сокотре стояли – и дико завидовали, что не поспели к перевороту на Сейшельских островах, не отметелили «диких гусей» и прочих агентов империализма…
- Твой «Днестр» шурует! – послышался голос с вертолетной площадки. – Слышь? Витёк!
- Балда, - спокойным басом отозвался невидимый Виктор. – Это «Дубна».
Гирин прищурился, разглядывая далекий танкер, и высмотрел «двурогую» мачту. Прав Витёк, «Дубна» в кильватере. Параллельным курсом справа стрижет волну гвардейский ракетный крейсер «Варяг», слева горбится противолодочный крейсер «Москва», а за «Дубной», еще дальше к зюйду, четко вырисовывается силуэт тяжелого авианесущего «Минска». Где-то там, теряясь в сверкании вод, догоняет эскадру пара эсминцев, но это так, мелочь войны. Главная мощь – ТАВКР.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конечно, «Яки» с его палубы летают недалеко, километров на триста, и то, если ВКР - взлет с коротким разбегом. Зато, уж как врежут УРами, мало не покажется. Да и сам «Минск» - не плавучий аэродром, как штатовские авианосцы, а крейсер! У него, кроме двух эскадрилий «Як-38», в загашнике - ракеты «Базальт». Оч-чень веские аргументы!
А еще Фрол сказал по секрету, что конструкторы вовсю маракуют над новой «вертикалкой» - «Яком-141». Сверхзвуковой истребитель! Боевой радиус втрое дальше «тридцать восьмого» - и расхерачит «сто сорок первый» всё подряд…
- Витёк! Тревога!
Гирин вздрогнул, рефлекторно напрягая мышцы, но тут же осадил себя – не его вахта. Поискав в небесах опасность, он без труда углядел ее – с востока подлетал «Орион», штатовский разведчик.
Старшина криво усмехнулся. Засуетились амеры… У 7-го флота там, на Филиппинах, огромная база, Субик-бэй называется. И вдруг – «Русские идут!» Забегаешь тут…
«Орион» нагло вил круги над советской эскадрой, посверкивая пропеллерами, пока с «Минска» не поднялась парочка «Яков». Само собой, штурмовикам далеко до истребителей, так ведь и патрульный «Орион» не годен для воздушного боя. А почикать его из спаренных пушек… Да легко! Жаль, что командующий «добро» не даст…
Американский самолет, оттопыривший гузку антенны, не стал дергать тигра за усы – завиражил, да и свалил на базу. Отбой…
«Русские пришли, - думал Гирин, глазами провожая «Орион». – И хрен уйдут!»
Пятница, 23 июня. Вечер
Москва, улица Строителей
Голова гудит, ноги подрагивают, пульс частит…
Переступив порог, я первым делом добрел до дивана в гостиной – и рухнул в его податливую мякоть. Уф-ф!
Двигаться не хотелось совершенно. Так бы и сидел, запрокинув голову, внутри которой остаточное мельтешение мыслей – и нарастающая пустота.
Раньше я даже не представлял себе, что сдавать экзамен может быть так трудно. Наоборот, я любил тащить билеты, отвечать, преданно глядя в глаза преподам, и не клянчил вечером у небес: «Халява, приди!». Сессия у меня вызывала подъем настроения, как у артиста перед выходом на сцену, и даже некий азарт. Но сегодня…
Спасибо, конечно, ректору, что вообще разрешил сдавать экзамены экстерном, чего за МГУ не водилось. Рем Викторович и сам поприсутствовал, и целый отряд профессоров с собой привел.
Я еле успевал отвечать, а преподы в раж вошли – заковыристые вопросы долбили меня со всех сторон. И Фурсов в этой экзекуции отметился, и Колмогоров. Академик был строг и вдумчив. Вовсе не пытаясь завалить, он уводил меня в такие математические дебри, что раза два я чуть было в них не заблудился.
Нет, всё правильно – коли уж ты желаешь досрочно окончить Физфак, докажи, что знаешь материал лучше однокурсников!
Но сложно было, ух, и сложно… Я постоянно, без передышки, напрягал мозги, судорожно рылся в памяти, прикидывал варианты…
А комиссия до того увлеклась, что даже обед пропустила.
Но – сдал!
Я блаженно улыбнулся, раскидывая руки по спинке. Отучился! Одолел еще одну житейскую ступеньку.
- Молодец! – похвалил я себя и, кряхтя по дедовской привычке, принял вертикальное положение.
Рита просила захватить бельишко («Тот комплект, помнишь? Белый, такой, с розовой каемочкой»), брючный костюмчик («Только не черный, а цвета кофе с молоком»), новую сумочку («Нет, не ту, что ты мне подарил, а другую!»), кубинский кофе («Он хоть пахнет!»). и далее по списку.