Что ж, мой вопрос остался без ответа. Но у меня на пальце поблескивает красивым бриллантиком золотое колечко, а значит — прочь из головы подозрения и мрачные прогнозы Иры. Можно заняться цветами.
Я остановилась у стола и уставилась на огромный букет роз.
Где же взять такую большую вазу?
Выручила Настя.
— Сейчас принесу, у нас есть, — с готовностью произнесла в трубку внутреннего телефона она.
Через десять минут моя подруга из отдела кадров материализовалась в приемной со стеклянной вазой в руках.
— А-а-а-а, вот это букетище! — восторженно верещала Настя. — Сколько здесь роз?
— Владимир Николаевич сказал, сто одна, — заулыбалась я.
— Сначала надо воды набрать, а то потом не зальем…
В общем, мы с Настей еле впихнули розы в вазу. Они были великолепны. Благоухали ароматом на всю приемную, и я никак не могла ими налюбоваться.
— Владимир Николаевич, хорошо, что вы здесь! — нисколько не смутившись, отчеканила Настя выглянувшему из своего кабинета Облонскому. — Божена Брониславовна приглашает всех на свой юбилей в эту субботу!
И протянула два красивых приглашения.
— Сказала, отказов не принимает и ждет от вас обещанный букет взамен того, что вы испортили.
— Да кто ж отказывается, будет ей букет, — ухмыльнулся Облонский и взял приглашения.
— Мы отделом уже скинулись ей на подарок, — пояснила Настя. — Бухгалтерия тоже. А вас и Машу именинница будет ждать в ресторане к пяти часам вечера. Форма одежды самая праздничная, Божена Брониславовна заказала не только банкетный зал, но и тамаду, и фотосессию. Сказала, хочет запечатлеть всех красивыми. Да там, в приглашениях, все написано.
— Хорошо, Настя, — кивнул Облонский. — Мы обязательно придем.
Подруга скользнула по мне любопытным взглядом и быстро вышла.
Облонский положил передо мной приглашение.
Я раскрыла открытку с цветами. Божена Брониславовна приказывала всем приглашенным надеть вечерние наряды и ни в коем случае не опаздывать.
— Надо будет заказать цветы и позаботиться о подарке, — нависал надо мной босс.
— И что же ей подарить? — озадаченно покрутила приглашение в руках я.
— Что-нибудь придумаем. Лучше скажи, когда ты ко мне переедешь?
— Не знаю.
— Что значит, не знаю, Маша? Я больше не хочу завтракать в одиночестве.
Я взглянула на него и улыбнулась.
— Хорошо, я соберу сегодня вечером вещи.
— Отлично, я даже отпущу тебя домой пораньше, — просиял Облонский. Потом застыл на мгновение, и зловеще улыбнулся. — Хотя, нет. Никаких отпущу пораньше. Я поеду с тобой. Иначе ты еще две недели будешь собираться.
— Может, и с папой моим познакомишься, раз ты так любишь все контролировать? — нахохлилась я.
— Обязательно. Позвони ему. Скажи, что выходишь замуж, и что я приглашаю его завтра на ужин в какое-нибудь уютное местечко.
— А поконкретнее?
— Закажем столик в хорошем ресторане. Скажем, в «Веранде». Займись этим вопросом.
— А время?
— На семь часов вечера. Закажешь столик, позвони отцу. Я уезжаю к «Элладе», там требуется мое присутствие. К четырем часам дня вернусь, и мы с тобой отправимся собирать твои вещи. Ты переезжаешь.
Он склонился ко мне, чмокнул меня в губы и направился к выходу.
Я подозрительно проводила его взглядом. Мистер контроль будет помогать мне со сбором вещей? Интересно, его тактика сбора точно такая же, как и тактика покупок в торговом центре? Пришел, увидел, победил?
Глава 49. Маша
Надо ли говорить, что в последующие дни все летело кувырком? Я съехала от Жаннетты, пережила ужин с потрясенным моим скоропостижным замужеством папой, несколько походов по магазинам под зорким надзором Облонского, и к субботе Владимир Николаевич мог собой гордиться — прошло всего каких-то три дня, а мы уже завтракали вместе.
— Знаешь, я бы хотел, чтобы ты уволилась, — намазывая тост джемом, сверкнул взглядом в мою сторону босс.
— Почему? — я неловко поежилась и закуталась посильнее в совершенно новый шелковый пеньюар цвета розовой пенки. Увольняться мне совсем не хотелось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Потому что я не желаю, чтобы ты каждый раз становилась разменной монетой в моих отношениях с партнерами. И вообще, если честно, я больше вижу тебя учительницей в какой-нибудь приличной гимназии, чем секретарем. Такая добрая, милая учительница в красивом платье, которая всегда улыбается своим ученикам, и которую забирает с работы муж или личный водитель.
— Ага, а если эта учительница решит сделать шаг влево, или вправо — ее ждет расстрел?
— Причем здесь расстрел? — обиженно взглянул на меня Облонский. — Разве это дело, чтобы такая красивая девушка возвращалась с работы одна? Тем более, моя жена? Такого не будет, и это не обсуждается.
— А почему бы тебе не держать жену рядом с собой? Я уже привыкла к твоей приемной. У меня даже друзья есть.
— Ты станешь моей женой, Машенька. Жена не может быть секретаршей. У нее немного другой статус.
Облонский улыбнулся мне своей обворожительной улыбкой и протянул тост, намазанный черничным джемом.
Я недоверчиво посмотрела на него, но тост взяла.
— Платье для банкета выбрала?
— Еще нет.
— Покажешь мне, как только определишься.
— Волнуешься, что я выберу нечто неподобающее? У меня со вкусом все в порядке. И вообще, все новые платья мы приобретали под твоим придирчивым взглядом, забыл?
— Маш, ну вот ты опять все усложняешь. Пойми, Божена — не просто мой сотрудник. Она имеет тесную связь с моей семьей. Когда-то она была женой моего родного дяди. После его смерти она переехала сюда. Мы встретились случайно. Она очень переживала по поводу утраты, и я взял ее к себе в отдел кадров. Вернее, она сама попросилась на должность начальницы.
— Ты ни разу не рассказывал про семью.
— А тут и рассказывать нечего. Меня с семьей ничего не связывает. Род Оболонских продолжится без моего участия. Я ведь даже фамилию изменил, чтобы не иметь с ними ничего общего.
— Если у тебя нет с ними ничего общего, почему тогда ты так переживаешь за мой наряд?
— Я не переживаю.
— Переживаешь.
Облонский втянул грудью воздух и хмуро уставился на свою чашку с кофе.
— Понимаешь, когда я привез домой Амиру, мой отец не захотел со мной разговаривать. Видите ли, его оскорбило, что я выбрал в жены девушку без положения в обществе. То, что девушка была на четвертом месяце беременности, стало для него всего лишь досадным фактом. Тот конфликт длится уже несколько лет. Дашеньку ни разу не поздравили с днем рождения, да и на похороны приехал только мой брат Николай.
— Как жаль… Я даже представить не могу, как твоей жене было обидно.
— Обидно? Это слишком мягко сказано.
В столовой воцарилось молчание. На лбу Облонского проступила складка. В карих глазах плескалась горечь.
Я вздохнула и положила ладонь на его руку.
— Божена имеет дурацкую привычку хвастаться фотографиями на всю страну, — медленно продолжил он. — А у моих родственников неуемное любопытство. Уж поверь, свой юбилей Божена точно выложит в сеть и распишет во всех красках. Я же не хочу, чтобы кто-то из моей семьи обидел тебя. Даже в мыслях. Ты слишком много для меня значишь.
— Поверь, я умею за себя постоять.
— Ага. Только веришь всякой ерунде. Ира пару гадких фраз ляпнула, и ты ей сразу поверила. Ей, а не мне.
— Ну… с соперницами всегда так. А с любопытством твоей родни я справлюсь. Кажется, Божена относится ко мне очень тепло. Вряд ли она позволит кому-то говорить про меня гадости. Платье я выберу самое элегантное, можешь не волноваться. И волосы мне уложат по высшему разряду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Облонский хотел что-то сказать, но я его перебила.
— И, да, я сначала покажусь тебе. Только после твоего одобрения мы отправимся в ресторан.
— Ладно, принцесса, — он, наконец, снова улыбнулся. — Тогда после завтрака я съезжу по делам, а ты готовься.