Читать интересную книгу Последняя тайна храма - Пол Сассман

«Ты злой человек, – прошептал Халифа, разглядывая фотоснимок. – По лицу, по глазам вижу. Злые, жестокие вещи ты делал».

Он снова стал перебирать слайды, без особой последовательности, останавливая взгляд на пяти-шести случайных картинках в одном каталоге, затем в другом. Если бы снимок был в рамке, как и другие слайды, Халифа скорее всего не заметил бы фотографию входа в неизвестную гробницу. Черно-белая фотокарточка была сделана на коричневом картоне. Такие уже давно вышли из моды… Своей необычностью фото привлекло внимание Халифы, и он решил рассмотреть его поближе.

Поначалу Халифа подумал, что фотография сделана с какой-то гробницы поблизости от Луксора, так как она стояла в одном каталоге с цветными слайдами гробниц Среднего и Нового царств в Деир-эль-Бахри, восточной части Фиванского некрополя. Однако чем дольше он всматривался в необычную фотографию, тем больше возникало у него сомнений в первоначальной догадке. Во-первых, за пятнадцать лет работы в Луксоре он облазил чуть ли не каждую деревушку, имевшую отношение к древности. Но не это было главным в его сомнениях. Дело в том, что вход был пробит в скале с идеально плоской поверхностью, а таких геологических формаций в тех местах, насколько мог судить Халифа, не встречалось.

Его удивление выросло еще больше, когда оказалось, что на обороте снимка нет пояснительной надписи, как на всех остальных, без исключения, слайдах из коллекции Янсена. Халифа не мог понять, чем именно так взволновала его эта фотография, и, решив пристальнее изучить ее позднее, положил снимок в карман и продолжил осмотр дома.

Под конец, проведя больше трех часов в наземных помещениях виллы, инспектор спустился по скрипучим лестницам в подвал. Халифа полтора часа с восхищением рассматривал поразительную по разнообразию коллекцию древностей, однако ни одна из них, очевидно, не относилась к делу, которое он расследовал. В итоге Халифа остановился перед железным сейфом кубической формы в углу комнаты. Присев на корточки, он подвигал циферблат вперед-назад – разумеется, безуспешно. Изведав по долгу службы немало воровских хитростей, Халифа научился и сам взламывать примитивные замки, но замок в сейфе Янсена к числу таковых явно не относился. Физическая сила здесь была тоже бесполезна. Оставалось либо часами (если не сутками) подбирать комбинацию, либо…

Он задумался на мгновение, затем вскочил на ноги и быстрым шагом пошел обратно наверх, в гостиную, где поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Азиз? Привет, это инспектор Халифа. Нет, ничего такого. Я просто хотел попросить тебя кое о чем.

Азиза Ибрагимаабд-эль-Шакира часто называли призраком, настолько умело он проходил сквозь самые защищенные двери. Все без исключения считали Азиза непревзойденным взломщиком. На его счету были грабежи главного луксорского филиала Национального банка Египта и вскрытие сейфа «Американ экспресс» в Асуане, дотоле считавшегося сверхнадежным. Азиз давно стал легендой. Он заслужил уважение не только в преступной среде, но и у стражей порядка. Халифа впервые столкнулся с Азизом в девяносто втором, когда тот обчистил кассу в отеле «Шератон». С тех пор их пути не единожды пересекались; последний раз, пару лет назад, Халифа схватил взломщика номер один при ограблении ювелирной лавки. Тогда полицейский замолвил за Азиза слово перед судом, аргументируя необходимость смягчения наказания тяжелой болезнью младшего сына преступника, страдавшего от лейкемии. Когда Азиз узнал о ходатайстве Халифы, то, следуя причудливому моральному кодексу, одновременно позволяющему зарабатывать на жизнь грабежом и обязывающему исправно возвращать долги, связался с инспектором и сказал, что выполнит любую его просьбу, если тот попросит. Сегодня такой момент настал.

– Это останется между нами, – заверил «медвежатника» Халифа. – Никто не узнает.

– Да, лучше бы не знали, – пробормотал Азиз, тихонько передвигая циферблат и прислонив ухо к поверхности сейфа.

– У тебя есть…

– Ш-ш-ш! – Азиз жестом попросил инспектора помолчать.

Он вращал циферблат несколько минут, напряженно вслушиваясь во внутренний механизм замка. Рубашка под мышками стала влажной от пота.

– Ты можешь открыть его? – тихо спросил Халифа. Азиз не ответил, ища что-то в рюкзаке.

– Чаббовский механизм, циферблат Маузера, – бормотал он, вытаскивая стетоскоп, фонарик и маленький молоток наподобие тех, что используют геологи. – Поджимные пружины слабые, три, может, четыре; рычажки двойные. Ах ты, моя красавица!

– Ты можешь…

– Конечно, я могу открыть его! Я могу открыть все, что угодно, кроме ног своей женушки!

Горько улыбнувшись собственной шутке, Азиз принялся сосредоточенно, закрыв глаза, стучать молоточком по циферблату.

– Ну же, девочка, давай! – шептал он себе под нос. – Давай же. Ты ведь не будешь долго отнекиваться, правда?

Ему потребовалось не более двадцати минут, чтобы вычислить нужную комбинацию. Когда отпрыгнула последняя пружина, лицо Азиза озарилось счастливой улыбкой и, приложившись липкими губами к серо-зеленому металлу, он распахнул дверцу сейфа.

– Призрак возвращается! – прохихикал Азиз с высшей степени довольным видом и начал складывать инструменты.

Халифа проводил его до выхода.

– Смотри не проболтайся! – напутствовал он Азиза.

– Все в порядке. Халифа! – крикнул он, дойдя до ворот. – А ты порядочная свинья, коп!

«Медвежатник» помахал и исчез за мимозой.

Халифа вернулся в подвал и распахнул дверцу сейфа. Внутри обнаружились светло-коричневый конверт с завещанием покойного, пистолет неизвестной Халифе модели – с выпуклым барабаном, и на удивление тяжелый предмет, завернутый в черную ткань. Инспектор раскрыл сверток и замер от изумления: на сияющей золотой поверхности слитка был отчеканен орел с распростертыми крыльями, в когтях держащий нацистскую свастику.

«Что ты такое затевал, мистер Янсен? Что ты, твою мать, затевал?!»

Лагерь беженцев в Каландии

Юнис Абу Джиш представлял себе этот момент совсем иначе.

Пять месяцев он молил Аллаха принять его в число героев-мучеников за веру и народ. Он воображал тщательную процедуру отбора, в которой, пройдя ряд изнурительных испытаний, он покажет свою незаурядную храбрость и непоколебимую веру, после чего будет торжественно допущен к священной миссии. Когда же просто позвонили и сообщили, что аль-Мулатхам предлагает ему стать шахидом, Юнис был разочарован. Разговор получился очень коротким. Ему настоятельно рекомендовали обдумать, чувствует ли он себя готовым принять эту честь. Если он сомневается, лучше пусть остается дома – звонить больше не будут. Если готов, то он должен неукоснительно следовать инструкции, а именно: завтра ровно в полдень, облачившись в футболку с храмом Скалы (откуда они узнали, что у него есть такая футболка, для Юниса осталось загадкой), подойти к КПП Каландии на трассе Иерусалим – Рамалла и простоять там ровно полчаса под рекламным щитом спутниковых антенн «Мастер». После этого он должен предаться молитве и чтению Священного Корана и никому, даже ближайшим родственникам, не рассказывать о своей миссии. Дальнейшие инструкции он получит позже.

Трубку повесили, и Юнис остался сидеть у телефона, окоченевший и растерянный. Он не знал ни как, ни почему его выбрали. Его поставили перед фактом, и Юнис должен был меньше чем за сутки решить, готов ли он отдать свою жизнь за родину.

Впрочем, охватившие его поначалу сомнения вскоре уступили место покорности, перешедшей затем в решимость, а уже через час эйфория и гордость обуревали его. Его выбрали! Он, Юнис Абу Джиш Сабах, станет орудием Божьей мести и обессмертит свое имя. Это слава, которая не увянет и через много веков. Им будут гордиться семья, товарищи, вся Палестина.

Преисполненный чувством гордости, он вышел из дома во двор, где мать чистила картошку.

– Все будет хорошо, мама, – сказал он, смеясь и обнимая ее за талию. – Все будет хорошо. Аллах не покинет нас.

Иерусалим

Бен-Рой очнулся около полудня. Неохотно встав с кровати, он принял холодный душ, выпил средство от похмелья, оделся и, попрыскав шею одеколоном, поехал на еврейское кладбище на Масличной горе, купив по пути белую лилию.

Каждый день навещал он ее. Порой, когда одиночество становилось совсем нестерпимым, Арие приходил по нескольку раз. В детстве он думал, что на кладбище бывают одни старики, которым попросту больше нечего делать и у которых остались лишь одни воспоминания о прожитом. Однако жизнь сыграла над ним злую шутку. У него, здорового, крепкого, еще не прожившего и тридцати четырех лет мужчины, визиты на кладбище – самое важное событие в распорядке дня.

Вдали светились в лучах полуденного солнца семь позолоченных куполов церкви Марии Магдалины; прямо на вершине холма виднелся уродливый фасад отеля «Интерконтинентал», чьи нелепые арки словно приклеились к ярко-синему небу. Позади него, за Кедронской долиной, возвышалась могучая глыба храма Скалы, на фоне которого дома Старого города напоминали детские кубики.