– О, Володя, очнулся! – голос знакомый, но как сквозь толстую подушку, невнятный.
Вовка попытался открыть глаза, но ничего не получилось. Что вообще происходит, где он?
– Эй, молодой человек, вы меня слышите? – Нет, это другой голос, а может и тот. Показался просто знакомым.
– Володя, хорош прикидываться, давай говори, где чего болит. – Опять первый голос. Значит, разговорщиков двое.
– Пить, – точно, пить очень хочется, во рту прямо Сахара.
К губам поднесли стакан с теплой противной водой. Фанты бы холодненькой. Настоящей, из газированного автомата, после олимпиады московской появившихся. Сейчас так не могут. Не та фанта.
– Володя, давай глаза открывай.
– Ох, блин. Голова.
– Голова болит, молодой человек, что голова? – второй голос.
– Болит. Раскалывается. – Федор еще раз попытался открыть глаза. О, один получилось. Над ним склонился человек, высокий и тощий, с чеховской бородкой. В одной руке он держал белую таблетку, а во второй стакан с той самой, наверное, противной теплой водой.
– Новальгин тебе достал. Немецкий. Выпей, – раздался голос слева, и Челенков повернул туда голову.
Там стоял не старый еще мужчина в генеральском мундире. Аполлонов Аркадий Николаевич. Вспомнил Федор. Ешкин кот, по голове! Какой Федор? Какой Иваныч? Какой Челенков? Он ведь сейчас Вовка. Владимир Павлович Фомин. И тут прямо рывком память вернулась. Вспомнил всё, и ту драку в подворотне.
Нет. Надо было отступить. Не храбрость это, а дурость. Взрослый ведь человек, семь десятков лет за плечами, и полез в драку, как шестнадцатилетний пацан.
«Конечно, – хихикнули в голове, – сбежишь один раз, и потом всю жизнь будешь бегать».
Да, крепко перепало. Уже раздвоение личности началось.
Началось… Драка началась с того, что эти школьники, мать их, попытались его окружить. Эти мелкие пошли вдоль стены. Ну уж хрен. Вовка резко рванулся к первому из шнырей и пробил ему ногой. Куда уж получилось. Целил в причинное место, но шибздик успел отскочить, и удар пришелся куда-то в колено. Да и не важно. Главное, что сработало. Хитрован завалился на камень тротуара. Или дороги? Как это место под этой аркой вообще называется? Второй пробираться перестал и шмыгнул за спину бугая с велосипедной цепью. Этот подходил не спеша. Кусок цепи сантиметров семьдесят. И не подойдешь на расстояние удара. Сделав еще шаг, «цепочник» взмахнул орудием своим, и та пронеслась в нескольких сантиметрах от Вовкиной головы.
Федор Федорович Челенков чемпионом мира по боям без правил не был. Ходил в детстве и юности в секцию бокса, но особых успехов не добился, да и потом в его жизни появился футбол. Как противодействовать таким орудиям убийства, он не знал. Просто отступил пока на шаг. Пока есть куда. Здоровяк еще пару раз махнул цепью и при этом один раз неудачно. Все ведь смотрели американские фильмы с Джеки Чаном, когда новичок пытается работать нунчаками. Смешно режиссеры обыгрывают. Каждый раз по голове себе самому прилетает. Цепь – оружие приблизительно того же типа. «Цепочник» попал себе по ноге. Взвыл и наклонился. Естественная реакция организма на боль.
Вовка дожидаться выпрямления противника не стал и со всей силы пнул в правое предплечье. Попал. Бугай взвыл и повалился на брусчатку. Фомин шагнул к нему и левой ногой без замаха ударил куда-то в район лица. И сразу отскочил. И вовремя, на сцене появился сам Толик. Он вполне удачно выстрелил двоечкой. Первый удар прошел вскользь по плечу, а вот второй попал в ухо Вовке. Тоже по касательной, но, блин, как больно. Ухо, наверное, сломал.
Толик после удара провалился, Вовка ведь с траектории ушел, он оказался с левого бока Козлова и без замаха, в целом не очень сильно, чтобы случайно не убить, пробил тому по почке.
– А-а-а! – И Толик падает.
Вовка огляделся. Остался последний шибздик, и он шагнул к нему. Почувствовал какое-то движение сзади, но среагировать не успел. Удар по голове. Острая боль. И темнота.
Вовка проглотил большую горькую таблетку и запил невкусной водой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Аркадий Николаевич, где я?
– В госпитале нашем. Подлечим. Не боись. Ничего страшного. Руки-ноги целы. Голова только…
– Что с головой? – не дождался продолжения Фомин.
– Пять швов. Да не беда. Шрамы украшают мужчину. А у тебя и не видно будет. Да, доктор? – генерал повернулся к врачу. Сразу видно, в белом халате и с бородкой чеховской. Чехов ведь врач? Врачам положены бородки. И пенсне еще. Не было пенсне. Были золотые очки.
– Рана в волосистой части головы. Зарастет. Шевелюра у молодого человека роскошная. Нет, ничего видно не будет. Потом. Сейчас-то лысый, как биллиардный шар, и все, естественно, видно.
– Слышал, Володя. Все пока видно. Я сегодня фотографа пришлю. Запечатлеет тебя в бинтах и шрамах для семейного альбома. – Аполлонов хекнул, засмеялся, наверное, потом вздохнул тяжело и повернулся к «Чехову». – Доктор, вы не оставите нас. Мне с вашим пациентом по делам милицейским поговорить надо.
– Конечно, конечно. Не долго только. Сейчас его повезут в палату. Тут все же реанимация. Нечего ему здесь делать.
– Пять минут… – Генерал-полковник натянуто улыбнулся.
Врач кивнул и процокал подковками ботинок по камню пола. Аполлонов подождал, пока закроется дверь, и придвинулся к Вовке.
– Знаешь, кто на тебя напал? – Вовка не понял, голова продолжала болеть, не подействовала пока таблетка.
– А как я сюда попал? – нормальный еврейский вопрос.
– Милиционер заглянул в арку и там тебя увидел лежавшим, голова вся в крови.
– Н-да, и давно я здесь? – И что говорить. Какие доказательства. Стоп. А ведь он нанес несколько ударов, и должны быть синяки на определенных местах у определенных лиц, которых точно знает Наташа.
– Так что, ты знаешь нападавших?
Вовка решился, Аркадий Николаевич не следователь. Рассказал об обеих драках с сыном министра животноводства СССР.
– Козлов. Алексей Иванович. Вот как? Вот как? Вот как так? – генерал-полковник присел на краешек стола, на котором лежал Вовка.
– Наташа и консьерж из вашего дома видели.
– Подожди, Володя, я с первого раза услышал. Думаю. Козлов человек Маленкова. Всё. Знаешь что, ты давай выздоравливай. Сейчас к тебе дознаватель подойдет. Ну, в палате уже. Ты ему все расскажи. Да, у тебя деньги при себе были? – Аполлонов поморщился.
– Рублей двадцать.
– Скажи, триста семьдесят.
– Зачем?
– Хочу посмотреть, что произойдет.
– Так ведь это обман. – Вовка чувствовал, что генерал хочет втянуть его в серьезную политическую интригу. Если там бодаются такие люди, как Маленков, то ничем хорошим для него лично эта оговорочка о трехстах рублях кончиться не может.
– Вы уверены, Аркадий Николаевич?
– Не уверен. В том-то и дело, что не уверен. Пока бумажка у меня полежит. Протокол опроса. Выздоравливай. Завтра Наташка хотела прийти. Родную дочь ни во что опасное втравливать я не собираюсь, ну, а значит, и тебя тоже. Выздоравливай. – Аполлонов встал и медленно, опустив голову, вышел из реанимации. Интриги.
Вовка ведь так и не сказал Аркадию Николаевичу, что ему осталось работать заместителем министра МВД считанные дни. Правда, потом он взметнется до зама главы КГБ. Может, и не нужно ничего говорить. Да и развитие спорта при Аполлонове хороший пинок получит. А что с деньгами? Хм, элементарно, Ватсон. Если подрались мальчишки, то это либо неприязненные отношения, либо в лучшем случае хулиганка. Отец легко отмажет. Школа на поруки возьмет. А вот если пропали деньги, а человек попал в больницу, то это грабеж. Серьезная статья. А еще врач может признать опасным для жизни и здоровья полученные раны, и тогда это разбой. И цепь признать, использованную как оружие. И группа лиц. И тогда это чуть не расстрел, и уж точно школа на поруки не возьмет. Там руководство школы полетит с должностей, за плохое воспитание нашей советской молодежи. И комсорга сметут. Разбойника в комсомол принял. Сразу найдутся десяток малышей, у которых Козлов и его подпевалы копейки отбирали. Следом и министр полетит. Или не полетит? Маленков это второй человек в государстве.