Читать интересную книгу Стриптиз на 115-й дороге (сборник) - Вадим Месяц

Палатку поставили на холме, немного поодаль от основного лагеря. Чутье подсказывало, что мы должны обособиться. Перед экскурсией было решено выпить и закусить. У украинцев сегодня намечался какой-то праздник, но основные мероприятия должны были состояться вечером. Сейчас в культурном центре шли то ли митинги, то ли лекции по украинской культуре. Ни меня, ни Василия культура в настоящий момент не интересовала. Мимо проскакивали группы возбужденных туристов. Они обсуждали творчество Тараса Шевченко и мимоходом рассказывали анекдоты про москалей. Нюансы речи нам с Василием понятны не были, но смех молодежи казался натужным.

– Где тут можно купить дрова? – спросил Васька по-русски полную женщину в трикотажном костюме, выпорхнувшую из кустов.

Она с недоумением взглянула на него, не ответила. Василий повторил свою просьбу по-английски, но она отказалась говорить и на этом языке.

– Не умеет, – констатировал Вася, посмеиваясь. – Эти хохлы еще тупее американцев. Придумали себе какую-то культуру, бля. Колхозники. Что те, что эти.

– Это они с тобой говорить не хотят, – сказал я. – Спросил бы ее на родной мове, то были бы тебе и дрова, и спички.

– Все равно они тупые, – продолжал настаивать Вася. – Такие же, как поляки. Упертые люди, бля. Самодуры. У меня в бригаде работал один поляк. Ему скажешь сначала покрасить стены, а потом прибить плинтусы. Он сначала прибьет плинтусы, потом покрасит. Логики у людей нет.

Мы сходили в лес, набрали хвороста и развели костер. Природа здесь была такая же, как и в других частях севера штата Нью-Йорк. Сосновый и лиственный лес, мох. Огромные черные валуны, разбросанные по лесу схождением доисторических ледников. Под камнями, по нашему убеждению, должны были прятаться змеи. Василий брал с собой длинную палку, чтобы отгонять их в случае опасности. Теперь эта палка была вбита у входа в палатку. Вася повесил на ее вершину свою красную майку. Вряд ли это должно было что-то символизировать, но смотрелось эффектно.

Внизу по асфальтовой дорожке проходили какие-то ребята в плавках и с полотенцами на плечах. Мы пригласили их выпить по сто пятьдесят, познакомились. Одного звали Андрей, другого – Анвар. Они приезжали сюда каждый год знакомиться с барышнями.

– А мы их в церкви снимаем, на Пасху, – сказал Вася. – Они после службы становятся расторможенней. Ха-ха-ха!

Я рассказал о своем украинском происхождении. Приврал, что прадед Роман был ссыльным. В действительности он сам переехал с Донбасса на Кузбасс во времена столыпинского переселения.

– Родился в Сибири, – закончил я. – По-украински ни бельмеса.

– А я из Эстонии, – вдруг заявил Василий. – Эстонец. Борец за свободу. Меня зовут Тынис Мяги.

– Привет, Тынис, – сказал Анвар недоверчиво. – Я люблю бальзам «Вана Таллин».

Мы вместе пошли осмотреть окрестности пансионата. Местность шла ярусами: на них располагались кафе, магазины, бассейн, спортивные площадки. По асфальтированным дорожкам катались на открытых электромобилях отдыхающие. Несколько дощатых теремков и беседок, крытых черепицей, идеально вписывались в лесной ландшафт. У входа в информационный центр посередине большой клумбы стоял маленький раскрашенный памятник гуцулу с дудочкой. Над входом колыхались американские и украинские флаги. Я зашел внутрь, Василий остался с украинцами. Керамика, бусики, деревянные яйца, покрытые лаком. Я купил себе темные очки и вернулся к Ваське. Он стоял у будки с плексигласовой витриной и рассматривал вывешенные в ней золотые крестики.

– Это старообрядческий? – спросил он, тыча в восьмиконечный крест с терновым венцом посередине.

– Нет, Вась. У них что-то другое написано. Что-то про царя. Купи лучше тризуб. Он вполне даже русский. Эмблема Рюриков.

Я огляделся:

– А где наши славянские братья?

– Ушли, – сказал Васька, хитро улыбаясь. – Хвастаются слишком много. Вот мы с тобой не хвастаемся. Мы – скромные люди. А они хвастаются. Я и сказал им, чтоб шли хвастаться к своим.

– Перед своими они уже нахвастались, – предположил я. – Теперь взялись за нас. А что с нас взять? Мы – люди нордические. Болтовней нас не прошибешь.

Со стороны бассейна раздавалась народная музыка, иногда прерываемая бурными аплодисментами. Мимо пробежали девушки в пестрых сарафанах, с буханками хлеба и свернутыми рушниками под мышкой. Они опаздывали на выступление.

– Гопак смотреть будем?

– Пойдем лучше накатим. – Васька не любил художественной самодеятельности.

На подходе к палатке нам попался седой старик в серой униформе с сине-желтой нашивкой на рукаве. На голове – фуражка-петлюровка с V-образным вырезом спереди. Грудь – в медалях и орденах неизвестного происхождения.

– Хайль Гитлер, – сказал ему Вася приветливо, но ветеран смущенно отвернулся, не зная, как реагировать. – Хенде хох, – добавил Вася, и на этом его знания немецкой речи исчерпались.

Старик улыбнулся и продолжил путь в сторону концерта. За ним трогательной стайкой семенили несколько подростков в такой же форме, но уже зеленого цвета.

– Гитлерюгенд, – прокомментировал Вася. – Звери воспитывают зверьков. Когда-нибудь десантируются в Полесье.

Вечером мы пошли на танцы. Накал национальной страсти еще не ослабел. Народ плясал коломыйку и казачок. Когда мы подошли, несколько парней отплясывали вприсядку, кувыркались и отжимались от пола. Девушки стояли полукругом и хлопали в ладоши. Вскоре они взялись водить быстрый хоровод: босые, стройные, в коротких юбках. Мы с Васькой моментально заинтересовались украинской культурой.

– У меня в Москве есть подружка, – сказал Василий. – Проститутка из Винницы. Такая нежная, послушная. Я, когда приезжаю туда, живу с ней как с женой. Компанейская баба. Настоящий друг.

На сцене появился вокально-инструментальный ансамбль. В белых рубашках, одинаковых серых брюках парни походили на эстрадников советских времен, выступающих в сельском клубе. Первым делом заиграли «Червону руту». Без прелюдии. Сразу с места в карьер. Публика оживилась. «Рута» пользовалась здесь популярностью. Мы с Василием немного поломались в незатейливом шейке, но скоро устали от нелепости и однообразия движений. Западенцы, как более темпераментные люди, веселились на всю катушку. Тряслись. Подпевали. Мы с Васькой потоптались немного на этой дискотеке и уже собирались было накатить еще по сто пятьдесят, как заиграла медленная музыка. Василий пригласил девушку, на которую уже давно косился. Черненькая, с короткой стрижкой, она больше походила не на украинку, а на француженку. Девушка, которая приглянулась мне, ушла танцевать с Анваром. Я вышел с танцплощадки и сел покурить на лавочке. Вокруг шелестела украинская и британская речь, мешаясь иногда в какое-то немыслимое эсперанто. Звенели цикады, рыдали гитары. У стволов деревьев прижимались друг к другу влюбленные парочки. Я им завидовал.

Василий вернулся минуты через три, раздосадованный и злой.

– Мы попали, – сказал он. – Танцевать со мной она отказалась, когда узнала, что я из Москвы. Говорит, с кацапами нельзя.

– Прямо так и сказала?

– Прямо так и сказала.

– А почему ты не представился Тынисом Мяги?

– Потому что здесь уже все знают, что мы москали, – пробормотал Васька растерянно. – Все знают. Знают, где наша палатка. Знают, что и в каких количествах мы пьем. Показывают на нас пальцем. Они нас вычислили. Мы как белые вороны здесь. Любовь отменяется…

– Может, я попробую?

– Нет, не попробуешь, – отрезал Вася. – У них там все распределено. Каждой твари по паре. Мы сегодня точно огребем здесь по полной. Они втопчут нас в грунт. А у меня выходной. Пойдем накатим.

Я помнил Васькину драку в одном из русских кафе в Нью-Йорке. К нему за столик присел хлопец из Украины и после недолгих наблюдений сообщил Васе, что тот кацап. А ты хохол, отпарировал Василий. А ты кацап, упирался сосед. Тогда Вася поднялся и взял его за лицо. Подержал и начал катать по столикам. Подоспели братья – Андрей и Олег, – взявшие под свою опеку остальную украинскую культуру. Больше их в это кафе не пускали. Андрей прошлым летом умер. Смерть матери и брата заставила Василия быть серьезней.

Мы сели у костра, лениво комментируя происходящее. Мы с Василием были чужими на этом празднике жизни. Я вдруг почувствовал абсурдность происходящего, его карнавальную сущность, не имеющие никакого отношения к таинству этих индейских гор. Темнота сгустилась донельзя, нагнетая страх. Мы были зажаты вечным лесом и вечными горами, и я представил себе, что ирокезы вернулись и сейчас подбираются к нашему лагерю с топорами и ножами. Идут отомстить, снять скальпы с бледнолицых пришельцев. И змеи копошатся у них под ногами. И прирученные волки указывают им путь. Я представил себе, как загорятся деревянные постройки, сувенирные лавки, деревянная церковка.

– Мы с тобой индейцы, – сказал я Василию. – Хочешь быть индейцем? Посмотри, с какой страстью эти колхозники косят под цивилизацию. Модные, как иностранцы. Ноги бреют. Спрашивают друг у друга «how are you?». Верят новостям CNN…