социолога Массерат Амир-Эбрахими о строгой системе контроля над интернетом в ее родном Иране: «В демократических обществах киберпространство зачастую воспринимается как альтернативное пространство информации, параллельное общественным пространствам и институтам или дополняющее их. В странах, где общественные пространства регулируются традиционалистскими или авторитарными силами, интернет стал способом противостоять таким ограничениям»[347].
В обществе, которое становится все более китайским (при этом ханьским китайским), где уйгурский алфавит встречается разве что на плохо переведенных дорожных указателях[348], интернет являлся пространством для актуализации отдельной уйгурской идентичности. Что еще важнее, особенно для Ильхама Тохти и его единомышленников, интернет давал возможность для диалога и взаимопонимания между многочисленными народами Китая, был площадкой для обсуждения проблем уйгурского общества и нахождения новых путей их решения, которые не влекли бы за собой новые репрессии или уже знакомые призывы к отделению.
Когда в конце июня 2009 года в интернет просочились новости о шаогуаньском инциденте, администраторы наиболее популярных сайтов не сразу поняли, как им быть. Даже на полузакрытых каналах государственных СМИ информации было столько, чтобы Урумчи гудел от слухов и пересудов. Об этом рассказывают исследователи Рэйчел Харрис и Азиз Иса, бывшие тогда в городе. Видеозаписи беспорядков на фабрике «Сюйжи» моментально обошли все уйгурское сообщество, что свидетельствовало о том, насколько быстро и эффективно новые медиа заполняют нишу, которую намеренно обходят государственные СМИ[349].
Крупнейший и самый популярный портал уйгурского интернета Diyarim сменил фон на черный с белым в знак траура по уйгурам, погибшим во время беспорядков. Впоследствии это будет использовано в суде против администратора сайта. Его приговорят к пяти годам лишения свободы за то, что он якобы представлял угрозу государственной безопасности. Форум Diyarim заполнили сообщения о шаогуаньском инциденте.
Через некоторое время пользователи стали массово возмущаться бездействием властей, а потом и требовать проведения акций протеста. Администраторы прекрасно понимали: любые призывы к массовым собраниям выходят далеко за рамки допустимого, и удаляли все, что попадалось им на глаза, но кое-что от них все равно ускользало.
«Если модератор не пропускает сообщение, я все равно буду его постить», – написал тогда один из пользователей сайта. Тем не менее не все были настроены агрессивно. На сайте «Уйгур Онлайн» мимо цензоров прошел пост на китайском языке. Автор не только призывал к расследованию шаогуаньского инцидента, но и выражал надежду, что это может стать возможностью для улучшения межнациональных отношений. «Я считаю, что, если мы сделаем все от нас зависящее, под руководством правительства этот вопрос будет решен», – говорилось далее в посте[350]. Правительство действительно нашло решение после волнений в Урумчи, но совсем не такое, на которое надеялся этот анонимный автор.
Через несколько дней после погромов в Урумчи и отключения интернета по всему Синьцзяну государственные средства массовой информации вроде бы начали признавать, что непосредственным поводом к началу волнений послужил шаогуаньский инцидент. 8 июля на сайте «Синьхуа» появилась статья под заголовком «Погромы в Синьцзяне были вызваны непроизвольным вскриком». Побоище на фабрике «Сюйжи» в ней списывалось на обычную драку молодых мужчин, тем не менее связь между этими событиями и волнениями в Урумчи прослеживалась.
Такая интерпретация событий скоро попала под запрет: если считать шаогуаньский инцидент главной причиной волнений в Урумчи, то придется признать, что уйгуры в Китае подвергаются дискриминации и притеснениям. В другом месте еще можно было говорить, что не все так однозначно, но только не в Синьцзяне, где всюду пытаются разглядеть сепаратизм и терроризм. Здесь невозможно было и предположить, что погромы, пусть даже частично, – следствие политики партии. Администрация региона мгновенно отрапортовала: истинные виновники погромов известны – это преступные элементы внутри страны, действовавшие по указке из-за рубежа. Секретарь обкома Ван Лэцюань пошел дальше, возложив всю ответственность на конкретную организацию и конкретного человека, Рабию Кадир. По словам Вана, погромы преподали нации суровый и кровавый урок и раскрыли ей глаза на жестокую террористическую сущность Всемирного уйгурского конгресса (ВУК).
Когда-то Рабия Кадир была самой богатой женщиной в Китае и регулярно появлялась на государственных телеканалах. Потом в ее жизни случился тот же поворот, что и у Ильхама Тохти. В деятельности на благо своего народа она перешла невидимую черту и настроила партию против себя. Ей пришлось покинуть страну.
Когда начались погромы, в Синьцзяне о Рабии почти никто не знал: из страны она уехала в 2005 году, а все упоминания о ней и ВУК, активистской организации со штаб-квартирой в Вашингтоне, подвергались строгой цензуре. Маловероятно, что она вообще могла координировать хоть чьи-то действия в Синьцзяне[351]. После слов Вана Рабия действительно приобрела влияние, которое он ей приписывал. В ответной статье Кадир писала, что многим реплика Вана еще раз доказала: китайские чиновники не заинтересованы в соблюдении законности, когда дело касается уйгуров[352].
Возложив вину за беспорядки на Рабию и ВУК, региональные власти убили сразу двух зайцев. Во-первых, волнения удалось перевести в знакомую плоскость сепаратизма: ВУК, хоть и никоим образом не поддерживает насилие, призывает решить вопрос Восточного Туркестана демократическим путем, то есть, с точки зрения Пекина, поддерживает отделение Синьцзяна. Во-вторых, если в погромах, которые нарушили хрупкий мир между уйгурами и ханьцами в Синьцзяне, закрыли регион для туристов и подорвали его экономику[353], будут виноваты внешние силы, то действия властей, отрезавшие Синьцзян от внешнего мира, постфактум становятся оправданными.
Через месяц после погромов в колонке редактора военной газеты «Ежедневник Министерства обороны Китая» появилось подробное обоснование логики властей. Волнения в Урумчи, говорилось в статье, еще раз наглядно показали, насколько важно в современной обстановке усилить контроль над интернетом. Это нужно для того, чтобы интернет не стал еще одной отравленной стрелой, которую пускают враги[354].
Редко какой режим устоит перед искушением использовать болезненные моменты в жизни страны, чтобы принять непопулярные законы якобы в интересах национальной безопасности или общественного примирения, а иногда и потому, что в суматохе никто на это не обратит внимания. В Китае, где цензура и службы госбезопасности пользуются огромным влиянием, редко какое событие не заканчивается еще одним витком ужесточения ограничений. Так было и в Синьцзяне. В отместку за полдня погромов более 20 млн человек в крупнейшем регионе Китая остались без доступа к интернету, междугородной связи и СМС почти на целый год[355].
* * *
Интернет отключили без предупреждения.
Джесси, учитель английского, который в то время жил на севере Синьцзяна[356], после погромов в Урумчи не ложился спать всю ночь. До самого утра он обновлял ленту