Мои сотрудники взяли на себя смелость, вскрыли дверь в вашем кабинете и навели там относительный порядок.
— Но я….
— Господин судья, во исполнении приказа министра юстиции от третьего марта сего года мной издан приказ о организации на территории Адмиралтейской части города Санкт-Петербурга временного суда в составе председательствующего — мирового судьи Беклемишева Всеволода Аристарховича, и двух заседателей, один из бывших солдат Императорской армии, второй — из рабочих с Галерного острова. Они прибудут завтра в ваш кабинет к девяти часам утра. А с десяти часов прошу начать заседания. У мена бандитов полный подвал некуда уже девать.
— Господин Котов, я не имею полномочий судить ни бандитов, ни убийц. Вы вообще в курсе, какие дела подсудны мировому судье?
— Да-да, я уголовное уложение девятьсот третьего года просмотрел. Вы же максимум, к году тюрьмы можете приговорить?
— Да, это потолок.
— Отлично, мы договорились. И, да, ваша честь…
— Вы, видимо, за границей учились?
— Да, далеко отсюда. А почему возник такой вопрос?
— Видите ли, господин Котов, в России говорят — господин судья.
— Понятно. Итак, до завтра.
— Но, господин Котов, я еще не дал своего согласия…
— Хорошо, что вас останавливает?
— Я боюсь…
— Да Господь с вами, все боятся. Для нормального функционирования судебного кабинета выделен конвой в составе отделения ветеранов-фронтовиков. Утром и вечером вас будут сопровождать вооруженные сотрудники. Если в том возникнет необходимость, то охрана будет сторожить как вас, так и ваше жилище круглосуточно. И еще одно. В связи с тем, что финансирование вашей деятельности со стороны министерства юстиции сейчас находится под большим вопросом, я своим приказом ввел судебную пошлину за обращение в суд, в взяв в качестве основы закон восемьсот семьдесят четвертого года. Надеюсь, что теперь я смогу получить ваше категорическое «да» на возобновление работы судейского кабинета?
Судья помялся, но, все же, кивнул головой.
Вечером того же дня.
— Разрешите войти, Анастасия Михайловна?
— Ой, чья это знакомая морда⁈ Смотри сынок, кто к нам пришел?
Треф, последние пять минут по дороге к квартире покойного хозяина пребывал в сильном возбуждении, усиленно принюхивался, жалобно взвизгивал и рвался куда-то бежать. Увидев в дверном проеме затянутую в темное, с глухим воротом, платье, бывшую хозяйку, Треф бросился вперед и по щенячьи заскакал перед счастливо смеющейся женщиной и прибежавшим на шум ребенком лет шести, подметая задом пол квартиры.
— Узнал! Узнал! — Госпожа Воронова ухватив пса за морду, чесала его могучую шею и крестец.
Минут через пять все устали радоваться встрече и немного угомонились, ребенок с псом убежали в дебри квартиры, а хозяйка перевела взгляд на меня:
— Как ваше здоровье, Петр Степанович? А то я заметила, что вы вчера как-то боком, как краб ходили.
— Да, анархисты бросили бомбу в мой отдел милиции, даже не знаю, как жив остался…
— И вы пришли мстить.
— Ну, можно сказать, что мстить.
— И благодаря вашей мести я вчера осталась жива.
— Наверное, это счастливое стечение обстоятельств. Кстати, вы доктора вызвали?
— Зачем? От удара по физиономии еще никто не умирал.
— Извините меня, Анастасия Михайловна, за мою неделикатность, но я обязан спросить — разве вас вчера….
— Не изнасиловали? Нет. В отличии от той девочки, что поймали передо мной, я отделалась только порванным платьем и синяком в пол-лица. Безусловно, если бы вы появились чуть позже, уверена, что злодеи бы смогли сломать мое сопротивление, но, к моему счастью получилось то, что получилось.
— Я очень рад, что у вас все в порядке. Завтра будет суд над бандитами. Из ваших обидчиков в живых остался только один — тот сопляк, что получил по голове. Вы будете писать подавать соответствующее заявление, чтобы этого подонка привлекли к уголовной ответственности?
— А если я не напишу заявление, его что — отпустят?
— Я постараюсь, чтобы этого не случилось…
— Тогда я вас очень прошу, Петр Степанович, чтобы от ответил за свое преступление без оглашение моего имени. Это я знаю, что бандиты не успели вчера со мной ничего сделать, но все остальные будут долго смаковать несуществующие подробности моего падения.
— Хорошо я сделаю все, что смогу. Вот мешок с продуктами, примите пожалуйста…
— Петр Степанович, не волнуйтесь, я без лишних слов ваши продукты. После смерти мужа я осталась без средств к существованию, поэтому быстро прекратила кривляться.
— Тогда я пойду?
— Нет, извините, все-таки я, какая-никакая, но хозяйка, и без чая с вареньем я вас не отпущу. А пока мы будем пить чай, вы расскажите, как вы живете.
Сын Вороновой, быстро попил чай, заев его куском хлеба из моего мешка и вареньем из смородины из запасов хозяйки, после чего убежал возиться с псом, что радостно бегал по всей квартире, что-то вынюхивал и пытался заглянуть в любую щель.
— Разрешите я вам чая долью.
В мою чашку полилась струйка темно-коричневого напитка, а потом горячее дыхание обожгло ухо:
— Пожалуйста, останься со мной. Ты не думай, я чистая, у меня, кроме мужа, никого не было. Просто не уходи, я тебя очень прошу.
Я от неожиданности буркнул что-то утвердительное и уткнулся в чашку.
Глава шестнадцатая
17 марта 1917 года
«Не может быть законности калужской или казанской, законность должна быть единой, всероссийской».
В. И. Ленин.
Утром я проснулся еще до рассвета, от скрипнувшей двери. Из узкой щели на меня смотрел любопытный глаз, судя по всему, маленького ребенка. Через несколько секунд раздался шепот, глаз исчез и дверь захлопнулась. Я встал из развороченной постели с белоснежным бельем и стал одеваться. В столовой меня ожидал кружка чая и бутерброды с ливерной колбасой, круг которой я вчера принес в мешке с продуктами.
— Есть не буду, спасибо, Анастасия Михайловна, надо бежать. — я присел к столу и припал к кружке с чаем.
— Да, конечно, надо бежать… — с обидой повторила за мной женщина: — Вы, мужчины всегда куда-то бежите, а потом исчезаете из нашей жизни, оставляя нас…
Я ничего не ответил, потому что в словесную игру со вдовой играть я не хотел. Уверять, что я не оставлю ее я не собирался, соединившая нас в эту ночь постель была просто удовлетворением потребностей обоих участников.
Конечно, то, что госпожа Воронова, оставшись без средств к существованию, не пошла в содержанки, а пыталась выкарабкаться своими силами, давая уроки, вызывало уважение, но я хорошо помнил связи ее покойного мужа, что действовали в столице Империи под видом норвежского консульства. Поэтому я допил свой чай, поцеловал хозяйке руку и ушел, вежливо попрощавшись.