Читать интересную книгу Другая женщина - Евгения Перова

– Садись, подвезу! Сто лет не виделись.

Они и правда не виделись больше полугода и теперь так волновались, что никак не могли заговорить друг с другом, а только беспомощно улыбались. Потом Варька затрещала про новую работу – она всегда много говорила, когда нервничала. Глеб только посматривал на нее – глаза у него опять стали как у печального спаниеля. Он подвез Варю прямо к дому. Посидели немножко в машине, а потом Глеб спросил:

– А ты меня чаем не угостишь?

– Чаем?

– Когда я говорю чай, – Глеб покосился на Варьку, – я имею в виду чай. И больше ничего.

– Конечно! Пойдем.

Он присел за стол и потер лицо рукой.

– Уморился?

– Немного.

– Слушай, а давай поедим! Что толку в этом чае? Я с работы, есть хочу ужасно, да и ты небось не обедал? У меня лапша куриная, давай?

– Да я перекусил вообще-то…

– Перекусил он! Знаю я твои перекусы!

Варвара быстро накрыла на стол, разогрела суп, щедро налила ему в тарелку, но Глеб так шустро заработал ложкой, что она, уже не спрашивая, подлила еще половник и добавила кусок курицы.

– Ох, хорошо! Вкусно, спасибо.

– Слушай, как удачно, что мы встретились! Возьмешь яблок? А то мне девать некуда! Такой урожай в этом году, просто ужас! Ветки так и обламываются! Я уж и варенье варила, и сок делала, а все не кончаются…

– Ну давай.

Варька притащила две корзины с яблоками.

– Да куда ты столько?!

– Ничего, съедите! Эти вот, смотри, антоновка, она снятая, не битая, долго лежать будет. А тут разные, сейчас погрызть. Одни витамины!

– Ну ладно, спасибо. – Глеб тяжело вздохнул и опять потер лицо рукой. – Разморило меня от твоего супа. Прямо глаза закрываются.

– Может, кофе сделать?

– Не надо. Поеду я, – но не двинулся с места. Уходить ему явно не хотелось.

– Глеб, у тебя все в порядке? Что-то ты мрачный!

– Да ерунда, пройдет.

– Поругались, что ли?

Глеб мрачно поглядел на Варьку и сказал, опустив голову:

– Не то слово – поругались. Чуть не врезал ей.

– За что?!

– Варь, когда мы узнали, что девочка… нездорова…

Глеб замолчал. Варька не дышала.

– Давай, говорит, сдадим в Дом ребенка! Вроде как бракованная! Ну, я думал – стресс у нее. Потом, когда пацаны родились… Я-то не собирался еще детей заводить. С Люшей одной сколько забот, но она уперлась: надо еще ребенка, здорового, а то ты меня бросишь, кому нужен больной ребенок и всякое такое. Пацана, конечно, мне хотелось. Но сразу двое! И, как нарочно, все сразу разваливаться стало. Нет, я понимаю, Галка устает, кто ж спорит. Но я-то тоже не отдыхаю! Разве я плохо стараюсь, Варь? Я верчусь как уж на сковородке, за все хватаюсь!

– Глеб, ты очень хорошо стараешься! Ты молодец!

– А ей все не так, все мало. Ну, трудно нам сейчас, так выправимся со временем…

– Конечно! Это просто черная полоса!

– Ты понимаешь, я ведь не из-за себя переживаю! Я-то все выдержу. Я из-за дочки. Плохо она с Люшей обращается. Галка и на пацанов, бывает, кричит. Но те-то здоровые! Моторные такие пацаны получились, кого хочешь с ума сведут.

– А как с Люшей?

– Варь, она иначе, чем «уродка» и «дебилка», Люшу не называет! А девочка вовсе не дебилка, она умненькая! Ей шести нет, а уже читать может и считает хорошо! Бабушка с ней занимается. Она же почти все время у бабушки, Люша. И помогать всем старается, только что ж она может – слабенькая, и ручки-ножки плохо слушаются, но она силится! И всех любит, такое сердечко доброе! Галка на нее кричит, а она… она мне говорит: «Мамочка… мамочка устала…»

Глеб замолчал и закрыл лицо руками.

– Глеб, ну что ты! Не надо, милый…

Но Глеб ее и не слышал:

– А тут Люша разбила что-то, нечаянно. Галка ее ругала, а я как раз вошел, слышу, кричит: «В детдом тебя сдам, уродка!» – и замахнулась на нее, а Люша отшатнулась и упала, ножку вывихнула…

– Господи…

– Я к врачу повез, испугался, что перелом, у нее косточки хрупкие. Потом к бабушке отправил, вернулся домой. Говорю: если ты еще раз на Люшу руку поднимешь или обзовешь, я тебя саму в такой детдом сдам, что не обрадуешься!

– А она что?

– Ну что! Каялась, плакала. Устала, говорит, сама не знаю, что делаю…

Они долго молчали, сидя напротив друг друга в круге желтого света под старым выгоревшим абажуром с кистями. Потом Глеб тяжело поднялся и вздохнул:

– Прости. И зачем я на тебя все это вывалил! Разнюнился, как баба.

– Глеб, перестань. Ты ж никогда не жаловался. Значит, припекло.

– Да, припекло что-то.

– Она и правда устала, Галка твоя. Ничего, образуется все, правда!

– Надеюсь. Галка хочет работать пойти. Пацанов в садик, и работать. Она, конечно, дома закисла. Ведь ей и приодеться хочется, и в люди выйти…

– Я понимаю.

– Ладно, пошел я.

– Яблоки не забудь.

Варя проводила его до двери, а на прощание не удержалась: быстро погладила по щеке и поцеловала, едва коснувшись губами, – получилось в уголок рта. Он усмехнулся:

– Что, пожалела?

– Ну да. Наладится все, Глеб, не переживай!

Он вдруг притянул Варьку к себе и провел рукой по волосам, которые она сразу же развязала, придя домой, – к вечеру от туго стянутого хвоста болела голова. Глеб пропустил сквозь пальцы густые пряди Варькиных пепельных волос, а потом взял да и поцеловал ее. Всерьез, сильно. Варька опомнилась первой – попыталась отстраниться, но он не пустил.

– Глеб, не надо, – сказала она тихо. – Не надо нам этого, ты же понимаешь…

– Я знаю.

– Поезжай домой.

– Сейчас. Еще минуту.

Варька замерла. Они просто стояли, прижавшись друг к другу, щека к щеке, и сердца так стучали, словно бились друг о друга! У Варьки вдруг промелькнула в голове странная фраза: «И двое стали – одно…» Откуда это? Наконец Глеб ослабил объятия:

– И что на меня нашло…

– Просто сегодня день такой. Тяжелый. Магнитная буря, наверно. Ты не переживай, подумаешь – поцеловались. Это просто… передышка. Любому нужна передышка.

Глеб совсем отодвинулся и невесело усмехнулся:

– Передышка! Разве ты можешь быть передышкой? Ты – воздух. Когда ушла, словно кислород перекрыли. Или свет выключили. Так и ковыряюсь в потемках.

Варька молча на него смотрела.

– Ладно, прости. И спасибо тебе. За все.

Он ушел. Варя постояла, потом переоделась, вымыла посуду. Забралась с ногами на кровать, включила телевизор, приглушила звук – она глядела на светящийся экран с меняющимися картинками, как смотрят на огонь в камине. Смотрела – и ничего не видела. Потом встала, походила из комнаты в комнату, опять села – обхватила себя руками и начала раскачиваться: взад – вперед, взад – вперед. Раскачивалась и выла, стонала на одной ноте: «Господи-и, почему ж так больно-о?!» Боль все усиливалась – уже не душевная, физическая. Варька не знала, что с этим делать, как превозмочь, как справиться?! Она то металась по дому, то бросалась на постель и колотила кулаками подушки, то кусала в кровь руки – больно!

Больно же, Господи!

Больно…

И такой был порыв – пойти к этой Гале, сказать: отдай!

Отдай мне девочку, все равно ты ее не любишь!

Не надо мне даже Глеба – он взрослый, справится!

И я… справлюсь.

Постараюсь.

Но девочка!

Девочка…

Заснула только под утро, но даже во сне чувствовала эту проклятую боль. А на следующий день вдруг приехали Андрей с Таней – Варька как увидела худую бледную Таню в инвалидной коляске, так ее и отпустило слегка. С Андреем и Таней Варвара познакомилась года два назад, хотя знала, что Андрей – родственник дяди Вити, соседа Котовых. После смерти дяди Вити его дом долго стоял бесхозным, как и дом Котовых, которые никак не могли его продать. Потом на этих двух участках вдруг началась строительная суета: старые дома снесли, начали ставить фундамент, и в один прекрасный день Варька увидела, как Андрей вытаскивает из машины складную инвалидную коляску – она тут же побежала помогать. Но оказалось, что по развороченному участку коляску не провезти, Андрей взял Таню на руки и прошел с ней к дому – показать стройку, а Варя стояла, печально глядя им вслед.

Потом Варвара напоила их чаем, а когда Андрей снова пошел на стройку, разговорилась с Таней. Они подружились – Андрей еще несколько раз привозил Таню в Филимоново, а Варька даже съездила к ним в гости – на Татьянин день и просто так, без особого повода.

Строящийся дом постепенно обретал очертания маленького сказочного за́мка, затейливого домика с башенками – местные тут же прозвали его «за́мком любви»: семейная история Андрея и Тани, которую первой узнала Варвара, скоро стала известна всему поселку. У Тани был рассеянный склероз – давно, уже лет пятнадцать, а то и больше. А дом этот ей приснился! Так что Андрей воплощал в жизнь Танину мечту, до полного осуществления которой оставалось совсем немного, только внутренняя отделка. Сейчас, взглянув на Таню, Варька ужаснулась: не доживет! Совсем прозрачная, слабая, Таня тем не менее улыбалась. Андрей пошел разговаривать со строителями, а Варя угощала Таню чаем с неизменными пирогами. Они чаевничали на веранде, и Таня, задумчиво глядя в окно, вдруг произнесла: