— Наши люди тоже постараются туда попасть, — снова проснувшись, промямлил Элентур.
— А что скажет Арменелос? — обеспокоено спросил Халдир.
— А кто его будет спрашивать? — усмехнулся проконсул и открыл ларчик, стоявший на мраморном столе. — Вот дозволение от князя Андунийского, он имеет здесь такие полномочия. А уж государю доложит сам. Когда время придет, — снова усмехнулся проконсул. — Или не доложит.
Элентур снова очнулся и тихо засмеялся.
— Со мной поедут Ингельд, Халдир и ты, старый сонный кот, — сказал проконсул. — Готовьте своих людей.
— Когорта готова к бою, — потянулся Элентур. — К бою со своим командиром…
— Ничего, — вдруг зло огрызнулся Халдир. — Он ушел, Когорта осталась. Когорта Эльдариона не отступит и перед Аргором.
«Надо бы мне переместиться на юга, — тоскливо подумал Гирион. — Придется сидеть в легионном лагере, а что делать? Там одни форты да лагеря, но сейчас я обязан быть там. Рядом. Близко».
Вот река. Широкая и мелкая. По обе стороны одна и та же сухая земля — но с одной стороны она нуменорская, с другой — харадская. Правда, сейчас сезон дождей, и все пути развезло страшно, а река, грязная и мутная, вспучилась и разлилась. Хорошо, что по обе стороны реки проложены хорошие дороги, по нуменорскому образцу. И тут, и там. С левого берега форт и с правого берега форт — почти напротив друг друга. Слева на стене черно-золотой стяг Нуменора, справа — красно-черный харадский и черный, без знаков, мораданский. С одной стороны выкликивают оскорбления на адунаике, с другой стороны отвечают на том же языке. Но пока дальше оскорблений дело не заходит. И вряд ли дойдет сейчас — грядут переговоры. Вздувшаяся река чуть не снесла построенный ради такого случая мост. С одной стороны шатры Нуменора из вощеной белой ткани, с другой — пестрые харадские. Мокро, грязно, мерзко.
Беспокойный керна-ару Керниен явился на переговоры сам. Нуменорцев возглавлял местоблюститель государя в Южных колониях. Нуменорцы согласились перейти на другой берег, почтив харадского короля.
В шатре было тепло и уютно. Правда, душно. Стенки шатра прогибались и дрожали от порывов ветра и плевков холодного дождя. Керниен из полутьмы зорко наблюдал за нуменорцами. Они и привлекали его, и пугали. Возможно они останутся врагами. Возможно, им придется теперь, поскольку Ханатта становится сильнее, существовать как равным по силе соседям — хотя Керниен понимал, что пока о равенстве даже помышлять не стоит. Но именно этот исход он предпочел бы. Возможно, две державы даже сблизятся. Возможно. Все возможно, ко всему надо быть готовым.
Земли князей Дулун — только предлог для встречи. Ах, не ко времени. Нельзя, чтобы сейчас началась война с могущественным соседом. Ханатта еще отнюдь не так сильна, чтобы противостоять нуменорцам…
«А почему, собственно, противостоять? — тоскливо думал государь. — Почему не соседствовать? Я многое был бы рад взять у них. И у нас тоже наверняка есть что-нибудь, что они захотели бы перенять. Если, конечно, им не требуется от нас только наша земля и покорность. Этого я не дам. Никогда. Никому. — Он помотал головой. — Я не хочу думать о дурном. Если у них есть еще такие люди, как Аргор, то я буду рад учиться у них. Если у них есть такие люди, то есть и надежда поладить». Вдруг он резко поднял голову и уставился и темноту, как будто его осенила какая-то внезапная мысль.
«Солнце Всеблагое, Аргор, вот же тебе твой Новый Нуменор! И не надо ничего разрушать!»
Керниен на мгновение задумался, мысленно рисуя себе картины возможного будущего — светлые города у моря, разноцветные паруса ханаттаннайнских и нуменорских кораблей, людей, в которых мешались черты обоих народов, новый язык… Он тряхнул головой. «Все это прекрасно, но этого пока нет, да и будет ли? Одно понятно — я с Нуменором войны не хочу, мне выгоднее доброе соседство и торговля. Это и будет первый шаг к моей Ханатте… Но помечтать-то можно, это же никому не повредит, о отец Солнце?» — почти жалобно подумал Керниен, возвращаясь к яви.
Государь отпил подогретого вина, поглядывая на нуменорцев. Они нравились ему. Узнать бы еще истинную причину их приезда. Нет, тут дело еще в чем-то, и земли Дулун — не главное. Но — что именно?
Нуменорцы остались на харадском берегу. Ночью проконсул собрал всех. Не было смысла о чем-то говорить. Они видели его. Все.
— Теперь остается лишь одно, — нарушил молчание Элентур, — выяснить, человек ли он.
— Как? — поднял взгляд проконсул, уже зная ответ.
— Очень просто — попытаться убить.
— И кто?
Элентур болезненно поморщился.
— Вам так важно имя? Не надо, оставьте это мне. Не знаешь имени — и человека не представляешь. Он знает на что идет, знает, что умрет. Он знает, что Нуменор отречется от него и, кроме нас, никто не будет о нем ничего знать. Он умрет, как обычный безумец, за которого никто не в ответе, и будет молчать. Такова наша служба… Наше дело — позаботиться о его родных. Он постарается убить его с первого удара, чтобы никто не сомневался, что он убит, и убьет его на глазах у свидетелей, чтобы опять-таки сомнений не было.
Больше никто ничего не спрашивал — если это человек Элентура, он сделает все как надо.
А потом полог шатра распахнулся, и в проеме на сером фоне дождливой ночи возник черный силуэт.
Проконсул едва сумел удержаться от того, чтобы не втянуть голову в плечи и постараться сделаться как можно меньше и незаметнее. Наверное, все они сейчас ощущали себя набедокурившими мальчишками, оказавшимися перед лицом сурового отца. И дурацкий вопрос — а часовые куда смотрели? — так и остался невысказанным. Куда уж часовым — против самого… кого? Эльдариона-Хэлкара? Аргора? Как страшно признаться себе самому, что ждал, просто жаждал, чтобы он пришел. Разговор должен быть — но, Единый, как же страшно… Нет, проконсул не боялся Аргора. Он вообще мало чего на свете боялся. Он боялся, что Эльдарион умер. И сейчас это предстоит узнать…
Аргор злился на себя — он медлил войти. Какое-то странное, неуютное чувство толкало его прочь и в то же время не давало уйти. Робость страх, стыд — и непреодолимое желание увидеть именно этих людей, потому что некогда все они были единым целым. Ему не хватало их. Да. Он понял это — и успокоился. Это его нуменорцы. Люди Его Нуменора. У него никогда не было друзей — но у него были соратники. И он сам выбирал их. И только эти люди были по-настоящему дороги Эльдариону — по крайней мере, их ему было бы жаль потерять.
Как бывает жаль потерять любимое оружие.
Он радостно шагнул внутрь. Он был счастлив. И он не стал слушать черный прибой, снова чуть слышно заплескавшийся на самом дне души.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});