Читать интересную книгу Победитель свое получит - Светлана Гончаренко

Илья торопливо двинулся к выходу.

Когда он уже был в дверях, Алим Петрович окликнул его:

– Стой!

Илья в ужасе обернулся.

– Что, спишь со своей? Как там ее? Катя? – сурово спросил Алим Петрович.

– Ксюша. Сплю. Спасибо за продукты, – отрапортовал Илья.

Сейчас все это было правдой, но хотелось соврать. Вчерашняя вечерняя муть поднялась с самого дна души. Сердце забилось прямо в горле. Эх, Тара!

– Чего краснеешь? Секс – это хорошо. Спи на здоровье, – усмехнулся Алим Петрович. – Только держи ее крепко! Корми сладко, а гулять не давай. Это наше дело – гулять. Они кушают, они деньги берут, они любить должны.

Получив такое полезное наставление, Илья наконец вышел в коридор. Леха и Тазит стояли по сторонам хозяйской двери, как две прочные колонны, одетые в черные похоронные костюмы. Их проштрафившиеся лица были сегодня особенно черствы и свирепы.

День умер в тоске. В семь часов фонари, ровно ничего не освещая, цепочкой загорелись вдоль проспекта Энтузиастов. Дворы и переулки остались нетронуто-черны.

Илья очень удивился, когда обнаружил себя за школой, на знакомом футбольном поле. Как он сюда попал? Ведь он определенно шел домой! Почему же дом Тары сейчас сиял перед ним огнями чужих квартир?

На пятом этаже было темно. Пришлось обойти дом и поглядеть с другой стороны – туда выходили окна кухни. Есть! Ее кухонное окошко светится, даже какие-то тени шевелятся за желтыми занавесками.

Илья вспомнил, что на этих занавесках нарисованы огромные бананы и ананасы. Еще он вспомнил, как сладко целует Тара, когда захочет, и как она позволяет все, когда ей грустно. «Нельзя! – сам себе сказал бесстрашный и благородный Альфил. – Пользоваться ее слабостью низко. Нельзя!»

Однако известные ему из разных источников Конотопов, Валька Куцаев, какой-то Беляков и другие вдруг встали перед ним ухмыляющейся шеренгой. Все они были с лицом Конотопова, поскольку других друзей Тары Илья никогда не видел. Нет уж! Он всех их должен опередить!

Быстрым шагом Илья направился к подъезду и ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку домофона.

В ответ домофон захрюкал, а Илья сообщил ему гнусным голосом, похожим на женский:

– Квитанции за горячую воду, за октябрь.

– Уже? Черт бы вас побрал! – рявкнул домофон, но дверь все-таки щелкнула.

Илья проник в подъезд.

Дверь ему открыла сама Тара. Была она в таком затрапезном банном халатике, что Илья ужаснулся. Волосы как попало собраны в хвост, пробор кривой, а лицо распухшее, будто она долго плакала.

– Чего тебе? – спросила она Илью и воинственно выставила ногу за дверь, чтобы непрошеный гость не вздумал рваться в квартиру.

Голос у Тары тоже был сегодня недобрый. В ней не осталось ни капли лучезарности, что окатила Илью, когда они в первый раз встретились в «Фуроре». Если бы первый раз был сегодня, то Илья, наверное, даже не запомнил бы ее лица.

Но все уже решилось – тогда. Назад пути не осталось. Вдобавок Илья знал, какая Тара на самом деле – не растрепанная и вздорная, а теплая, нежно-смуглая, уступчивая. Но даже это ерунда! Главное, со вчерашнего вечера Тара – его девушка. Он хотел, чтобы это продолжалось, чтобы это снова случилось. Сию же минуту!

– Ты в порядке? – спросил он, всматриваясь в горячие трещины на ее губах и в глаза, где катастрофически убавилось голубизны. – Болеешь, что ли? А как же репетиция?

Тара надменно посмотрела в сторону, на стену, сощурилась. Но слезы не послушались ее и покатились с нижних слипшихся ресниц. Тара размазала их по щекам тонкой смуглой рукой.

– Вечно дурачком прикидываешься, Бочков! Неужели ничего не знаешь? – сказала она.

Илья опешил:

– А что я должен знать?

– Кирилл…

Дальше Тара говорить не могла и беззвучно зарыдала, закусив губу и дергая плечами.

– Умер? – в ужасе предположил Илья.

Еще недавно он хотел чего-то подобного, но теперь ему стало стыдно своих скверных желаний. Неужели они сбылись?

– Боже, какой дурак! – взвизгнула Тара. – Дурак! Кирилл просто пропал. Исчез, ушел. Насовсем! Не знаю куда. Во Дворце висит объявление, что репетиций пока не будет – вплоть до назначения нового руководителя студии. Какой новый? Кому он нужен? Зачем?

Она расплакалась в голос и отвернулась к стене. Нечесаный хвостик ее русых волос запрыгал в капюшоне халатика.

Какая-то старуха выглянула снизу, с площадки четвертого этажа: ей хотелось узнать, кто это плачет так горько. Увидев Тару, она облегченно махнула рукой:

– А, снова Ксюшка со своими кавалерами! То на шею им кидается, то ревет. Ох, принесет она Ленке в подоле, чует мое сердце. Дотаскается девка!

Когда зловещая старуха скрылась в своей квартире, Илья снова принялся за расспросы:

– Может, Кирилл никуда не пропал? Может, он где-нибудь в другом клубе? Может, там больше платят?

Илье хотелось утешить Тару, но навеки избавиться от неотразимого Попова хотелось еще больше. Лучше всего было бы, если бы Кирилл сбежал с Анжеликой.

– Он исчез… Он нас бросил… – шептала Тара, уткнувшись в стенку, крашенную дьявольской зеленой краской. – Мы и домой ему звонили, и ходили к нему… Он живет на съемной квартире. Оказывается, он забрал оттуда все вещи и ушел! Это случилось еще вчера! И мобильник его не отвечает. Сегодня утром Кирилл позвонил во Дворец и сказал, что распускает студию. Сказал, что даже не будет получать аванс за октябрь. Дуры из Дворца говорят, что найдут другого режиссера. А другого такого нет! Нигде! Нигде!

Горе Тары было безбрежно. Илья стоял рядом, вздыхал и переминался с ноги на ногу. На самом деле ему хотелось сейчас не вздыхать, а обнять Тару и исцеловать кусочек тонкой шеи с проступающим позвонком, который виднелся между воротом махрового халата и затрапезным хвостиком. Только нельзя этого делать, он чувствовал. Это все испортит! Горе, кажется, надо выплакать? Что-то такое Илья когда-то слышал. Пусть Тара поплачет. Но недолго – ведь Попов, в конце концов, далеко не умер!

– Кажется, я догадываюсь, где Кирилл может быть, – загадочно начал Илья.

Тара обернулась мгновенно. Ее зрачки, расширенные надеждой, испустили такой свет, что Илья зажмурился.

– Где он? Скажи сейчас же! – потребовала Тара.

– Зачем? Это ему не понравится. Раз уж он решил удрать…

– Все равно! Я пойду к нему. Я его люблю! Я все время молчала, потому что видела – он меня презирает за бездарность. Но все-таки он меня взял в студию, я кастинг прошла. Он тогда сказал, что у меня неплохая фигурка. Значит, что-то может быть… Пусть теперь делает со мной все, что хочет. Он мужчина, он не откажется. Ведь мне от него ничего, ничего не надо – ни карьеры, ни денег, ни даже его целиком. Только немного, только иногда…

Так вот она какая! Изора ради любви готова умереть, а эта – терпеть разные унижения. После этого как можно понять женщин? И не возненавидеть?

– Ну чего же ты молчишь? Где он? – наступала Тара.

Она снова стала красивой и властной. Ее хотелось не жалеть, а сбросить с лестницы.

– Не буду ничего говорить. Плевать я хотел на Попова! Мне надоело Виталика веником лупить и смотреть, как вы все там пресмыкаетесь. Да Попов вряд ли гений! Пропал – и черт с ним, – говорил Илья, а душа его рыдала в голос.

Тара сощурилась. Ее глаза яростно поголубели, ресницы остались мокрыми, слипшимися в стрелки и язвили в самое сердце.

– Если ты вернешь Кирилла… Если скажешь, где его можно найти, то я буду с тобой. Хочешь? И не так, как вчера – в углу, в пыли. Будешь сюда приходить, у меня есть своя комната. Хочешь? Мама привыкла, она не будет против, тем более мы еще твою колбасу не доели. Так хочешь?

– Хочу, – неуверенно сказал Илья. – Только вряд ли я смогу принести тебе Попова в кармане. Я не уверен… Я просто догадываюсь, куда он мог подеваться. Мне надо проверить…

– Вот иди и проверяй! И смотри, больше никому ни слова. Катька Пюсова весь день Кирилла ищет, на стенки лезет, но ты ей ни-ни! Только мне! Иди.

Она отступила с лестничной площадки в квартиру.

– Иди! И никому ни слова!

В полумраке прихожей ее глаза стеклянно блестели, на щеке лежал красивый смуглый блик – совсем как на бронзовых статуэтках в кабинете Алима Петровича. Из кухни густо плыл масляный чад – должно быть, Елена Александровна жарила оладьи. Илья сделал шаг вслед за Тарой, но она тут же прикрыла дверь.

Илья спустился вниз. На улице сырой ветер не скоро охладил его жаркую голову. Поразмыслив, он все-таки понял, что раньше времени обнадежил Тару. Разве ему известно, куда пропал Попов? С Анжеликой режиссер бежать не собирался, это ясно. А вот «Гамлета» он ставить хотел. Чтобы он бросил студию, почти готовый спектакль и перспективы Тотельдорфа, должно было случиться что-то очень серьезное. Проще было бросить Анжелику! Это Попов и собирался сделать. Однако Анжелика пропала. Даже Алим Петрович не знает, где она. А студийцы не знают, где Попов. Ерунда какая-то!

Как ни рядил Илья, ничего складного у него не получалось. В голове стоял шум, на сердце лежал камень, даже во рту было скверно, сухо. Вместо удачи и счастья выходило что-то непонятное.