Читать интересную книгу Злые куклы - Елена Юрская

Петров открыл холодильник, памятуя однако, что за такую вольность Леночка отбила бы ему не только руки, но также печень, селезенку и желудок: холодильник — вотчина женщины, главная вотчина… Вообще, в их семье вотчиной мужчины было все — работа, уборка, деньги, самоутверждение, увлечения, болезни… Сердце сжала невидимая жесткая рука.

— У меня уже начинаются боли в желудке, — предупредил Петров. — Согласен на рулет с грибами, а?

Завтра его могут выгнать с работы, лишить всего, что было дорого и важно. Завтра может произойти все, что угодно. Но сегодня — он взял след. Он шел по следу, он знал, что шаг-другой, пусть дурной, вихляющей походкой, — и он будет у цели.

— Виктор Федорович, у вас есть ключи от квартиры? От этой?

— Разумеется, — сказал Глебов, набирая цифры на мобильном телефоне.

— У кого еще? Ведь дверь не взламывали?

— Она могла быть открытой… — сказал Кирилл. — Из-за Ляли, она иногда не может попасть в замок, очень нервничает… Могла быть открытой. Ешьте, ребята, ладно… И это… Извините, не так я себя повел… У меня были ключи. У мамы, у Жанны, кажется, тоже. Но дверь могла быть открытой… Она — жена моя, ребята… Даша — моя жена… — Он выглядел потрясенным. Похоже, до него стало доходить.

Петров увидел, что Глебов вдруг поморщился и отвернулся… Он все никак не мог дозвониться? Или передумал? И куда, вообще, он звонит?

— Мне мама позвонила… Я был там. В офисе, — объяснял Кирилл.

— Он опечатан, — обрадовался Петров, вгрызаясь в бутерброд, который сочинил себе сам. — Не обманывай…

— В своем, в тренерской, в общем, — уточнил Кирилл, тупо разглядывая пастушку на чашке. Рисовал ее большой любитель Брейгеля — у милой девушки было лицо коровы. Может, символ? — Я не поверил… Афина — тоже умерла. И Даша… Значит…

— Вот именно, — буркнул Буцефал, который никак не хотел расстаться с дверью. — Вот именно. Лечиться тебе надо, вот что…

— Алло, Наташа? — закричал Глебов. — Наконец-то. Лялечки у тебя нет? А Жанны? А сама ты как? А Катя?..

Кирилл вдруг съежился и втянул голову в плечи. Буцефал одобрительно хмыкнул: «То-то же». А Марья Павловна достала стерильный накрахмаленный платок и утерла несуществующую слезу:

— Главное, что мы — вместе…

— А вместе мы — банда, — добавил Петров. — Ладно, ребята, вы тут пока сами, без нас. А мы пойдем. — Он вздохнул. В конечном итоге Леночка была дороже… Нужно только пораскинуть мозгами, понять, как все это было. Объяснить, как Лена связана со всей этой историей. Охотничий азарт почему-то пропал. И Кирилла стало даже жалко. Похоже, что его совсем-совсем не радовало богатое наследство, доставшееся ему после жены…

А Петрову необходимо было спасать Ленку. Потому что птенцы из гнезда Глебова стали выпадать с удивительной регулярностью. А она, жена, хоть и не была таким птенцом, но что-то, видно, знала… Леночка была в опасности, а любое промедление было действительно подобно смерти.

Сердце Кузьмы Григорьевича колотилось. Дурные бабы — бестолковые, циничные, неумные, но отчего-то их было жалко.

Серия несчастных случаев? Смешно слушать! Смешно слушать, даже если такие глупости нашептывает собственный, испуганный до крайности, внутренний голос.

«Немедленно приезжай. Обязательно. Немедленно. Обязательно. Сейчас же. Приезжай. Иначе…»

Она могла ему угрожать. И она могла воплотить свои угрозы в жизнь. В их отношениях она сразу оказалась главной. «Не думать, не мыслить» — этот девиз Руслан придумал себе не сегодня. Сегодня нужно было ехать — обязательно и немедленно. Эти отношения стали его тяготить. Но он послушно находил время для встреч с ней. Она была манкой. Она была другой. И Руслан, не обращая внимания на собственные страхи, несся к ней через весь город, чтобы просто припасть к ее ногам. Она обладала удивительной силой. Она была похожа на алмаз. Уничтожить ее могло лишь собственное внутреннее пламя. И все же Руслан начал тяготиться ею.

«Не думать, не мыслить, не анализировать». Он, мальчик из семьи очень пьющего инженера и очень педантичной работницы социального обеспечения, на сегодняшний день контролировал сеть бензозаправок, несколько «пищевкусовых», в смысле водочных, предприятий, имел отличный «опелек» и квартиру в многоэтажном элитном «зазаборном» доме. Сегодня Руслан был зятем великих и всемогущих. А вчера он просто носился по городу на роликах или на велосипеде, часами пропадал в «Интернет-баре», занимался созданием рекламных роликов и был свободным, нищим и счастливым. Он мог себе позволить все, что угодно, и даже не предполагал…

«Приезжай. Иначе…» Да, она могла все сломать, все разрушить. Одним движением пальцев, буквально щелчком. Без всякого труда… Для нее без всякого. И Руслан тут же получил бы назад все, что потерял, — свободу, Интернет и нищету… И все же он ехал, мчался, волновался и по-настоящему хотел ее видеть. И иногда — убить. Хорошо, что встречались они нечасто. Она как бы не злоупотребляла своей властью. Хотя наверняка догадывалась о ней.

«Не мыслить, не думать, не анализировать» — иногда не получалось. Внутри сидел черт, который считал прибыли и убытки. Причем доходы он считал по одной шкале — моральной, а расходы по другой — материальной. Получалось, что сладкая мягкая постель не стоила ничего. Но переехать в квартиру к сильно-сильно пьющему безработному инженеру и начать все заново в этом городе было невозможно.

Руслан продался. Продался задорого и, как выяснилось, навсегда. До гробовой доски одного из участников сделки — его самого, жены Катеньки, тещи или дяди Дамира. Про «навсегда» Руслан понял на похоронах тестя, которого живым ему видеть не приходилось.

Но похороны были роскошными. Когда «подснежника»-бомжа опознали как бывшего мужа Амитовой, дядя Дамир приложил все силы, чтобы он упокоился не только с миром, но и с почетом. На центральном, немножко еврейско-цыганско-бандитском кладбище собралось изысканное общество. Ему, обществу, показали дубовый гроб с окошком на крышке (на кой черт оно было нужно, если лица покойника все равно никто не видел), опускающий механизм, а не привычные простыни, черные шляпы с вуалями, а не примитивные косынки и ленточки. И еще было много сирени… Руслан отлично запомнил удушающий, слишком густой и волнующий запах этих цветов, которыми была устлана последняя дорога тестя. Тогда только Руслан нарушил протокол и принес тюльпаны. Дядя Дамир отозвал его в сторонку и нервно вырвал из рук цветы:

— Неужели ты думаешь, что я не мог бы привезти из Голландии самолет роз? Но если люди решили — сирень, значит, должна быть сирень.

— Хорошо, что не подснежники. — Неудачная шутка Руслана застряла в горле. Глаза дяди Дамира стали холодными и острыми, как лезвие ножа.

— Ну-ну, — сказал он.

На панихиду пригласили друзей покойного и предоставили им слово. Но те, подталкивая друг друга к микрофону, могли только размазывать пьяные сопли по лицу и бормотать: «Наш Толяныч, кореш наш, Толичек, все забогатеть мечтал, вот и забогател. Как же мы без тебя теперь заседать в Думе будем…» Бормотали, а сами косились в сторону, на бутылки, которые решено было оставить на могиле. Несколько слов сказала теща — Наталья Ивановна. «Прощайте, папа», — пролепетала смешливая Катенька. Дядя Дамир поморщился и достал из папки заранее подготовленную речь, из коей следовало, что дорогой покойник нанес своим уходом ощутимый удар не только отечеству, но и человечеству в целом. После каждого абзаца кореши умершего нервно перешептывались, отказываясь верить, что все это говорится об их Толяне. Наконец, люди Дамира вынуждены были отвести их в сторонку и вразумить.

А на поминки пригласили не всех — только избранных. Руслан вошел в их число. Ему простили тюльпаны, так как были страшно благодарны за внучку, которую Катя принесла в семью. И за его терпение. Он не поднял скандала, узнав, что у Кати гонорея. Правда, дядя Дамир собственноручно прибил племянницу так, что на скулу ей накладывали швы. Но в целом ничего — Руслану подарили новую машину и сочли инцидент исчерпанным. Там, на поминках, впервые зашел разговор о том, что пора Наташе во власть, в депутаты, в настоящую серьезную жизнь. И Руслан снова скомандовал себе: «Не думать», потому что мыслишка зародилась простая, но очень страшная — ведь негоже депутаткам иметь в мужьях бомжа. Чтобы мысли не отражались на лице, Руслан быстро напился. Он старался не поднимать головы. А когда поднял, то увидел призрак. То есть это был не призрак, а настоящая, живая Жанна, которую зачем-то (не иначе для проверки) тоже привезли на поминки. Внимательный дядя Дамир заметил, должно быть, что Руслан избегает семейных глебовских мероприятий, стараясь не встречаться с Жанной.

— А где оркестр? — спросил Руслан, обведя мутным взором присутствующих. — Почему без музыки? Я прошу, хоть ненадолго, боль моя, ты услышь меня…