— В том-то и дело, что я не знаю, как это получилось, — хмуро сказал Сашка.
— Что значит — не знаешь? — уставился Андрей на него.
— Так, не знаю! Понятия не имею, как я туда угодил, — смутился Сашка. — И куда, тоже…
— Насчет «куда» мы уже разобрались, — сказал Андрей. — Попал ты прямиком в мир, где живут гигантские собаки. А вот «как», надо думать. Ты раковину свою пробовал задействовать?
— Да уж пробовал, — подтвердил Сашка. — И так, и сяк ее вертел…
— И что? — требовательно спросил Андрей.
— И никак, — покраснел Сашка.
— Значит, плохо пробовал! — небрежно бросил Андрей. — Опиши подробно, что происходило с того момента, как ты ее обнаружил.
Сашка старательно описал огромного орла, который принес ему раковину. Потом он рассказал, как, взяв раковину в руки, любовался ее свечением, а когда встал, то в следующую секунду снова оказался у старой мельницы.
Андрей ненадолго задумался.
— Ну хорошо, — произнес он деловито. — Ты предполагаешь, что раковина перенесла тебя оттуда сюда?
— Я это не предполагаю, я в этом практически уверен, — уточнил Сашка.
— А я бы на твоем месте не был так уверен, — возразил Андрей. — Не ты ли поминал бритву Оккама — «не плоди сущностей сверх необходимого»? Я ведь почитал кое-что об этом. Так вот: твое заявление, что раковина способствовала твоему возвращению, не лезет ни в какие ворота.
— Это еще почему? — растерялся Сашка.
— Да потому, что попал ты туда, не имея раковины, — подвел итог Андрей. — Так что плодить дополнительные сущности не имеешь права. Ты сам туда угодил, и сам же оттуда вернулся. А раковина твоя не имеет к этому никакого отношения.
— Тогда зачем она так понадобилась тете Зине? — спросил Сашка.
— А вот этого я не знаю, — признал Андрей. — Не имею понятия. Только сейчас это не важно! Она ей нужна, и она предлагает хороший, с ее точки зрения, обмен. И я ей верю: возможности книги она нам продемонстрировала, в отличие от твоей раковины.
Сашка вспыхнул, но промолчал.
— Тетя Зина, конечно, женщина странная, — криво улыбаясь, проговорил Андрей, — но ничего особенного в ней я не заметил. Вообще я думаю, это фантазия тебя подвела — сидел в темноте, тут свет ударил по глазам… что угодно могло почудиться.
— Но ведь тогда ты мне поверил! — возмутился Сашка.
— Не то чтобы поверил — принял как вероятность, скажем так.
— Я тебя понял по-другому, — негромко сказал Сашка.
— Не сомневаюсь! — усмехнулся Андрей. — Что-что, а фантазии у тебя вагон и маленькая тележка.
Сашка сказал хмуро:
— Как бы то ни было, раковину я не отдам.
Андрей прищурился, улыбки на его лице уже не было.
— Ах вот, значит, ты какой!
— Я не отдам ее, потому что уверен, что только она может привести меня туда, где я ее подобрал, — пояснил Сашка торопливо.
— Да с чего ты так уверен? — рассердился Андрей. — Ну расскажи мне, дай хоть один факт! Ты говоришь, что был на берегу моря, изображенного на рисунке, и не можешь это ничем доказать. Говоришь, что раковина может тебя вернуть, но сам признаешь, что попал туда без ее помощи. Тогда зачем она тебе, если ты уже проделал это один раз? И если это вообще тебе не приснилось! Ты будто ненормальный — отказываешься от обмена, который предлагает нечто работающее вместо никому не нужной оболочки моллюска!
— Я не хочу меняться, — не зная, что ответить на это, промолвил Сашка.
— Ой ли? А не собрался ли ты совершить обмен в одиночку? — резко спросил Андрей. — Мне кажется, ты не хочешь, чтобы мы оба владели той книгой!
Сашка в упор взглянул на него, чувствуя подступивший к сердцу холод.
— Ты ошибаешься, — сказал он ровным голосом.
— Ну конечно, великий волшебник не нуждается в подачках судьбы! — звонко, чуть не плача, произнес Андрей.
— Я не желаю на эту тему больше разговаривать, — сказал Сашка тихо.
— Ты просто всё сочинил и теперь боишься признаться в этом самому себе! — услышал он, и тогда Сашку прорвало.
Он не мог доказать невозможность обмена раковины на книгу, ведь это такая малость — раковина, на любом побережье сотни таких же, а потому просто принялся выплескивать свое разочарование и жгучую обиду на то, что и здесь ему нужно приводить доказательства.
Ощущая невыносимое бессилие, он кричал, что его всегда окружали люди, много людей, и некоторые из них называли его своим другом, но они оставались с ним только до некоего предела, до черты, где ничего не нужно доказывать.
Он добивался всего, чего когда-либо сильно хотел, но один, всегда один, потому что обязательно наступал проклятый момент, когда от него начинали требовать холодных фактов, подтверждений, что это достижимо, возможно, реализуемо, а он не мог их предоставить, он просто шел вперед, шаг за шагом, метр за метром приближаясь к поставленной цели, и продолжал продвигаться, пусть медленно, когда уже никто не верил, что это вообще достижимо.
Над ним смеялись, когда он учился плавать, и позже он бил насмешников на голубой дорожке; хохотали над его неуклюжими движениями, когда он собирал свою первую модель планера, и он долго учился, но сделал такой, что побил рекорд секции; его однажды высмеяли на физике, которую он ненавидел, но через некоторое время он знал ее лучше всех в классе и удивился, когда понял, что отныне она стала его любимым предметом.
Но все его достижения в спорте, учебе, моделизме перечеркивало то, что никто, никогда, ни разу не поверил в него с самого начала. Никто и никогда не верил ему просто так. Никто, никогда, ни разу не сказал — да, это так, потому что я верю тебе, и мне не нужны доказательства. Его переполняло отчаяние и он замолчал и отвернулся, борясь со стремительно нарастающим ощущением теперь уже окончательного одиночества.
Андрей с силой пнул очередной камушек и, ничего не сказав, ушел к себе домой. А Сашка остался стоять, глядя вслед тому, кто, как он всего полчаса назад полагал, обязан был ему поверить.
— 12 —
Заходящее солнце еще освещало сторожевые башни, когда, прогрохотав подковами коней по обшитым медью деревянным плахам, конница рысью влетела на мост. Три десятка запыленных всадников рассыпались по двору замка и спешились.
Командир хрипло пролаял приказ, и два солдата бросились к тяжелому вороту, спеша поднять мост, отгораживая замок от внешнего мира. Остальные развернулись в цепь, оттесняя скопище торговцев, крестьян и цирковых артистов, чей караван незадолго до полудня втянулся в крепостные ворота. Выжимаемая с площади толпа зароптала, но разом утихла, распознав на белом плаще одного из всадников горевший золотом герб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});