Читать интересную книгу Патриарх Сергий - Михаил Одинцов

Сообщая об этом, Луначарский желал получить от вождя пусть и не официальное, но одобрение своих контактов с Владимиром и разрешение на продолжение их «приватных бесед» ради «информирования о происходящем в церкви брожении».

Прекрасно зная увлекающийся характер Луначарского, Ленин решил посоветоваться с председателем ВЧК Ф. Э. Дзержинским и заведующим «ликвидационным» отделом Наркомюста П. А. Красиковым. Но ни тот ни другой не поддержали почина Луначарского.

Дзержинский прислал Ленину доклады заведующих отделами, которые в своей непосредственной деятельности сталкивались с духовенством, верующими-активистами. А в сопроводительной записке к ним написал: «Считаю, что официально или полуофициально иметь с попами дело не следует. Выйдет только компрометация».

Красиков также не поддержал идеи сближения власти и какой бы то ни было церкви. Дал он и резкую отповедь личности Владимира, у которого, по его мнению, «нет за душой ничего, и никакой новой церкви он не представляет, никакого бунта против Тихоновской церкви поднимать не осмеливается, а просто желает восстановления себя в сане епископа, из коего извержен за довольно неприличные для епископа деяния… Способствовать созданию хотя бы бутафорской реформации считаю невыгодным для революции и предпочитаю непричесанного русского попа, совершенно дискредитированного всем прошлым, причесанному Путяте, прошедшему иезуитскую школу»[67].

Красиков знал, что писал. Суть конфликта Владимира Путяты с церковными властями не имела никакого принципиального основания. Дело в том, что в конце 1914 года под натиском противника Владимир вместе с епархиальными учреждениями был эвакуирован из Полоцкой губернии, где был правящим архиереем, в Пензу. На новом месте служения от одной молодой особы поступило письмо с обличением его безнравственных поступков. Началось формальное следствие с привлечением судебно-медицинской экспертизы. Судная комиссия под председательством митрополита Владимира (Богоявленского) в декабре 1917 года вынесла оправдательное заключение, но оно не было принято Синодом. Он постановил освободить архиепископа от управления Пензенской епархией и в целях «умиротворения» местного церковного общества указал Владимиру дальнейшее место жительства во Флорищевой пустыни во Владимирской епархии, известной в качестве монастырской тюрьмы. Владимир не подчинился решениям Синода, и против него было начато новое дело, теперь уже в обвинении в «попрании канонических норм» или, как тогда говорили, — в «церковном большевизме». Церковный суд лишил его архиерейского сана, «извергнув в первобытное состояние» — то есть монаха Владимира. В 1919 году Владимир объявил о создании в Пензенской епархии Народной церкви, противостоящей патриарху Тихону.

На тот момент по-прежнему верх взяла «чекистская линия», она довлела над государством, а в какой-то мере и над большевистской партией. Православная церковь оставалась под неусыпным наблюдением ВЧК. О характере и мерах этого «наблюдения» дает представление один из секретных докладов ВЧК, относящийся к 1921 году. В нем предлагается: максимально «расшевелить» осведомительную и агентурную работу среди православного духовенства, используя при этом шантаж, запугивание, подкуп, провокации, инспирирование слухов, стравливание. Ставилась задача готовиться к такой работе после «знакомства с духовным миром и выяснением подробных черт характера по каждому служителю культа», добывая необходимые материалы любыми легальными и нелегальными путями.

Заметим, что подобный характер деятельности спецорганов в отношении религиозных организаций не есть «изобретение» ВЧК, так действовали спецорганы Российской империи, так действуют и сегодняшние спецслужбы во всех странах, когда все средства хороши ради заявленной политическим патроном цели.

Одним из наиболее ревностных «контролеров» за деятельностью органов церковного управления был в те годы И. А. Шпицберг — до революции ходатай по бракоразводным вопросам, а после Октября — следователь ВЧК по особо важным делам, эксперт «ликвидационного отдела» Наркомюста. По его инициативе стали обычным делом обыски в канцелярии патриарха, многочасовые допросы иерархов, предписания об административных высылках епископов из Москвы.

Очередной приход Шпицберга в Троицкое подворье в конце марта 1921 года обернулся тотальной проверкой всего и вся. Чекисты тщательно осматривали все помещения, вскрывали ящики письменных столов и книжные шкафы, беззастенчиво рылись в бумагах Высшего церковного совета и канцелярии патриарха. Изымалась прежде всего переписка патриарха как с иерархами внутри России, так и письма к нему из-за рубежа. Постепенно большая коробка, стоявшая на столе перед Шпицбергом, устроившимся в зале заседаний Синода, была заполнена десятками изъятых документов. В очередном ворохе принесенных документов внимание Шпицберга привлекла папка с надписью «Переписка с Римским престолом». Предвкушая удачу, раскрыл. Но в ней оказались лишь чистые бланки патриарха и Синода, конверты. Собрался было отложить, как в последний момент заметил на одном из листков в верхнем углу штамп — «Член Священного синода Православной российской церкви». Взглянул на подпись под письмом: «Сергий, митрополит Владимирский».

Результат «прочтения» в недрах ВЧК изъятых документов не заставил себя ждать. Уже на следующее утро в кабинете Шпицберга сидел срочно вызванный митрополит Сергий (Страгородский). Без лишних слов следователь предъявил изъятое накануне в канцелярии патриарха письмо Сергия в адрес статс-секретаря Римского престола кардинала Гаспарри. Оно было написано Сергием по поручению Тихона еще в марте 1919 года и содержало благодарность за обращение римского папы с призывом к советским властям «прекратить гонения на представителей Православной церкви». Следователь зачитал митрополиту фрагмент из его письма: «Ваш благородный призыв не мог, конечно, изменить богоборной политики наших правителей и не привел их к осознанию их вины, как показывает наглый ответ Вам Чичерина, преисполненный беззастенчивого отрицания прямых фактов и явной лжи на нашу Церковь. Но в сердцах всех верных чад этой Церкви и нас, смиренных Ея служителей, этот истинно христианский акт Римского Престола, продиктованный сочувствием к беззащитным и страждущим и особенно для нас среди переживаемых нами всяких лишений, среди ужасов бесправия и неуверенности в завтрашнем дне — вызывает неизгладимый отклик и живейшее чувство благодарности»[68].

От Сергия потребовали объяснения и раскаяния за «клевету на советскую власть», содержавшуюся, по мнению ВЧК, в письме, настойчиво при этом допытываясь, кто и как передал его в Рим. После трехчасового разговора «на нервах» Сергий был упрятан в Бутырку по обвинению в распространении «контрреволюционных материалов». Последними словами Шпицберга были: «Посидите месячишко-другой, вспомните!»

К вечеру того же дня в Троицкое подворье явился сотрудник ВЧК и объявил, что патриарха вновь берут под домашний арест, поскольку в его бумагах был найден «антисоветский» документ — письмо митрополита Сергия (Страгородского). Попутно сообщалось и о том, что сам автор письма арестован и в отношении него началось расследование.

О настроении патриарха Тихона в тот тяжкий момент мы можем судить по одному из его писем митрополиту Евлогию (Георгиевскому) в Париж: «О себе можем сказать, что только что живы. Сошли почти на нет. Из Синода остались я (да и то под домашним арестом), митрополит Евсевий Крутицкий (бывший Владивостокский) да архиепископ Михаил Гродненский. В Высшем Церковном Совете — епископ Алексий Боровский… протопресвитер Любимов, протоиерей Станиславский и профессор Громогласов. Остальные кто в темницах (митрополит Сергий, митрополит Кирилл, архиепископ Никандр), кто в рассеянии».

Хлопотать за Сергия взялся… Владимир Путята. По его просьбе и под его поручительство «о лояльности Сергия» Луначарский письменно просил Дзержинского отпустить митрополита, намекая на возможность использовать его в «советских целях». Дзержинский желчно отписал: «Ей, право, не стоит поднимать старого вопроса. Это очередное увлечение „богоискателей“. Сергий уж совсем для этой цели не гож».

Но все же спустя месяц власти выпустили митрополита, правда, оставив за собой право выслать его в любой момент в административном порядке в Нижний Новгород.

После выхода Сергия из тюрьмы в его квартиру в доме на 2-й Тверской-Ямской зачастил опальный бывший архиепископ Владимир Путята. Он обхаживал митрополита, прося заступничества перед патриархом и Синодом в положительном разрешении своего дела.

Перед самой Пасхой Тихон, уступая Сергию, собрал членов Синода: митрополитов Евсевия (Никольского) и Сергия Страгородского, архиепископов Серафима (Александрова), Назария (Кириллова) и Михаила (Ермакова). Слушали дело бывшего архиепископа Пензенского Владимира. Тот был столь уверен в благоприятном исходе, что сидел в соседней комнате, балагуря и вслух строя предположения о своей дальнейшей судьбе, и видел себя в скором будущем чуть ли не митрополитом Казанским.