Читать интересную книгу Патриарх Сергий - Михаил Одинцов

Чтобы хорошенько расслышать доводы «за» и «против» предложений отдела, Сергий сел поближе к выступавшим, сразу за президиумом Собора, в первый ряд архиерейских кресел. Полемика по докладам неожиданно приняла весьма острый характер. Один за другим к трибуне потянулись архиепископ Кишиневский Анастасий (Александров), епископ Челябинский Серафим (Грибановский), протоиерей Э. И. Бекаревич, священник А. Р. Пономарев, граф П. Н. Апраксин, члены Собора А. В. Васильев и крестьянин А. И. Июдин, которые резко критиковали проект за излишний либерализм и попустительство. Немногие из ораторов поддерживали проект — епископ Уральский Тихон, князь А. Г. Чегодаев, профессор Н. Д. Кузнецов.

По ходу дискуссии Сергию пришлось-таки несколько раз брать слово. Возражая тем, кто обвинял в либерализме и требовал сокращения «разрешенных поводов» к расторжению брака, он подчеркивал:

— Когда в церкви заходил спор о применении строгости или о снисхождении, она всегда становилась на сторону снисхождения. Об этом свидетельствует церковная история. За строгость всегда стояли сектанты и фарисеи. Сам Господь, Спаситель наш, бывший другом мытарей и грешников, сказал, что Он пришел грешников спасти, а не праведников. Поэтому нужно брать человека таким, какой он есть, и спасать его, падшего. В первые времена христианства для идеального христианина не могло быть и речи о разводе: ведь если для своего спасения нужно страдать ради Христа, то к чему развод, к чему удобство жизни? Но запрещать развод в наши дни, для наших слабых силами христиан, значит губить их.

Острота состоявшейся дискуссии привела к тому, что проект определения, составленный отделом о церковной дисциплине, был возвращен после обсуждения Совещанием епископов. Лишь спустя месяцы, в ходе третьей сессии, отделу удалось отстоять большинство своих предложений и Соборное определение все же было принято.

Вечером того же дня Сергий пригласил членов отдела собраться вновь, поскольку накопилось множество вопросов, не были подготовлены ответы на запросы из Собора. В этот раз разговор пошел о ношении духовенством светского платья и о стрижении волос. Обсуждение получилось на удивление оживленным. Столкнулись две основные точки зрения: первая — отменить обязательность ношения бороды и длинных волос и разрешить духовенству носить светское платье вне храма; вторая — оставить все как есть, не покушаясь на благочестивые традиции.

Во время прений выяснилось, что существующее духовное одеяние никогда никаким Собором не было узаконено и что до патриарха Никона духовенство ходило в кафтанах, ничем не отличаясь в одежде от обычного обывателя. Что же касается стрижения волос, то выяснилось, что ношение длинных волос воспрещается даже церковными правилами как своего рода франтовство.

Прения приняли столь бурный характер, что председательствующий митрополит Сергий не раз призывал к спокойствию и напоминал о том, что отдел обязан подготовить свое мнение по данным вопросам, опирающееся не на чьи-то представления, а на церковно-историческую основу, практику Русской церкви, и в то же время следует учитывать современные умонастроения и в обществе, и в самой церкви.

После более чем двухчасового обсуждения в конце концов пришли к общему мнению. В виде проекта его зачитал Сергий: «Первое. Рекомендовать духовенству носить установленное платье — подрясник. Ношение рясы оставить на усмотрение самого священнослужителя. Второе — рекомендовать умеренное стрижение волос».

— Есть ли возражения? — по прочтении спросил Сергий.

Встал представитель Сухумской епархии протоиерей Георгий Голубцов:

— Как мне помнится, мы говорили о духовенстве заграничном и окраинных российских епархий. Как там все же быть?

— Да, говорили, — откликнулся митрополит Сергий. — Но из всего сказанного я так и не смог составить ясного мнения присутствующих. Чтобы не оставлять заданный вопрос без ответа, предлагаю записать в проекте нашего решения такую формулировку: «Духовенству заграничному, окраинных епархий, учащему в светских учебных заведениях, служащему в светских учреждениях, при исполнении ими физической работы, в дороге и вообще, когда его пастырская совесть позволяет, разрешить ношение светского платья и стрижение волос». — Сделав паузу, Сергий заключил: — Если возражений нет, предлагаю голосовать.

Присутствующие дружно подняли руки. Вопрос был решен. Все с чувством удовлетворения потихоньку стали расходиться. Митрополит Сергий, оглядывая постепенно пустеющую залу заседаний, заприметил отца Георгия Голубцова, окликнул его и пригласил к себе.

— Мне рассказывал патриарх о своей беседе с вами, — обратился он к собеседнику. — Нужды православной паствы на Кавказе и в целом тамошнее положение, сложившееся в связи с провозглашением неканоничной автокефалии Грузинской церкви, и Синод, и Собор чрезвычайно волнуют. Его святейшество просил, чтобы вы подготовили письменный доклад и свои предложения по устроению церковных дел там… Вам недели хватит?

— Конечно, да и кое-что мы уже обсуждали в нашем Кавказском отделе.

— Давайте условимся так: как будете готовы, дайте знать. И еще передаю вам просьбу патриарха участвовать в патриаршей службе в Неделю православия в храме Христа Спасителя.

…В воскресенье 24 марта ранним утром в храме Христа Спасителя началось совершение праздничной службы. Она проходила здесь, ибо древний Успенский собор Московского Кремля, где она совершалась последние четыре с половиной века, был недоступен для верующих. Божественную литургию отслужил патриарх Тихон, которому сослужили митрополиты Антоний (Храповицкий) и Сергий (Страгородский) и еще с десяток архиереев, архимандритов, протоиереев. Храм, вмещающий около двадцати тысяч человек, был полон. Место посреди зала, где еще так недавно во время богослужений стояли высшие московские чины, теперь заняли члены Собора. Проповедь на тему праздника говорил митрополит Антоний.

По окончании литургии на середину храма вышел патриарх Тихон во главе сонма архиереев и священнослужителей. Неподражаемый патриарший архидиакон Константин Розов осмысленно, красиво и трогательно своим необыкновенно густым бархатистым басом, оттеняя все мысли чинопоследования, возгласил:

— Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса един!

Повторив эту фразу трижды, архидиакон необычайно торжественно, отчеканивая каждое слово, прочитал Символ веры. Каждое произнесенное им слово проникало в душу присутствующих. В этот момент взгляд Сергия упал на стоявшего чуть впереди патриарха Тихона, и он увидел, что по щекам патриарха катятся слезы. Были ли это слезы умиления или скорби, Бог знает! Но Сергию показалось, что в лице предстоятеля церкви православной проливает слезы вся верующая, чистая Россия.

После чтения Символа веры архидиакон Розов опять запел древний торжественный и умиляющий напев:

— Сия вера апостольская, сия вера отеческая, сия вера православная, сия вера вселенную утверди.

Когда Розов завершил свое дивное пение, зал на минуту впал в оцепенение. Всеми овладело общее чувство уверенности, что православную веру действительно никакие силы не смогут уничтожить, что она утверждена в России на века и прежде всего в сердцах верующих, а потому и никакие силы ада не смогут ее истребить в роде человеческом, только если вместе с этим родом.

Наступил кульминационный момент богослужения. Отец Константин с необычайной силой стал говорить о тех, кто, считаясь в числе чад православной церкви, не разделяет православной веры. Стал им провозглашать «анафему», да с такой силой, что жутко становилось. На каждый возглас архидиакона «анафема!» эхом звучало не менее сильное «анафема!» пресвитеров Успенского собора. Была провозглашена «анафема» и власти предержащей, нынешним властителям России, по специально выработанной для этого формуле.

По окончании службы Георгий Голубцов пошел к месту, где стояли экипажи архиереев, участвовавших в службе, разыскивая митрополита Сергия. Но тот уже шел ему навстречу.

— Приветствую вас, отец Георгий. С праздником! Что вы растерянный и взволнованный такой?

— Владыко, день сегодняшний для меня останется памятным на всю жизнь. Чин Торжества православия ежегодно совершается и у нас, в Сухуми, но никогда он на меня не производил такого потрясающего впечатления.

— Хорош, хорош сегодня был отец Константин, оттого все и прошло так возвышенно и торжественно, трогательно. Да, пожалуй, и страшно, ибо время такое.

— Для меня все необыкновенно: патриаршее служение с сонмом архиереев, и Розов, и могучие басы протопресвитеров Успенского собора, и огромное собрание молящихся, собравшихся безбоязненно в это тягостно переживаемое время…

— Вы правы, отец, правы. Кстати, о делах. Я вчера посмотрел ваш доклад, мне он понравился. Вот сейчас везу его к патриарху в Троицкое подворье, где на три часа назначено заседание Синода. Кстати, где вы остановились?