Ремонт был наконец закончен. Сверкали вымытые стекла веранды, сверкала стеклянная ее крыша. Сэм и Вася перетащили туда мольберты и подрамники. Перегородку в доме сломали, и теперь в нем было не три небольшие комнаты, как раньше, а большая студия и крохотная спальня. Кухню перегородили пополам, провели воду и построили ванную. Окна освободили от одичавшего винограда, и стало вдруг удивительно светло. Барахла не осталось и в помине, дом отсвечивал пустыми белыми стенами и свежими полами. Даже эхо появилось. Студия была гулка, звонка и пуста, если не считать большого дивана в углу, кофейного столика, полок для книг и всякой мелочи. Диван предназначался для загулявших гостей, и на нем могли уместиться за раз человека три. В спаленке стояли кровать и тумбочка, и Сэм тотчас же переселился туда из гостиницы. Пора было приниматься за дело.
В один из погожих дней он не удержался и повел художников на экскурсию в овраг, который страшно ему нравился. Памятуя прежний опыт, он изо всех сил хватался за кусты и сползал осторожно, наблюдал, ухмыляясь, ускоряющихся Виталю и Колю, которые на глазах исчезали в мрачных глубинах. Димыч держался рядом с Сэмом. Виталя вопил и заворачивал такие словеса, что уши вяли. Коля низвергался молча. Оглушительно трещали ветки деревьев и кусты, которые они по пути выдирали с корнем.
Встретились они все на дне, под реликтовыми папоротниками, уже пожелтевшими.
– Ну, вы, ребята, даете! – восхитился лицемерно Сэм. – За вами не угонишься! Как молодые!
Виталя не мог опомниться, хватал широко раскрытым ртом воздух, заикался и размахивал руками, передавая впечатления от пережитого. А Димыч спросил вдруг, а чей это овраг? Что значит чей? На чьей земле, пояснил Димыч. Сверху земля Васькина, а овраг? Тоже Васькин?
Мысль была интересная, но вполне нелепая. Какая разница, чей, если он на хрен никому не нужен, отвечал Виталя. Только такие идиоты, как они, могли купиться… Ну, Семка, погоди! Потом они немного послушали гуд из подземных глубин, но разошлись во мнениях насчет его происхождения. Коля Башкирцев высказал предположение, что где-то рядом проходит железная дорога или окружное шоссе, по которому идут машины-рефрижераторы. Виталя, которому это было по барабану, исключительно из-за духа противоречия настаивал на глубинных тектонически процессах. Сэм рассказал про черную дыру, которую обнаружил в прошлый поход.
– Я думаю, это воздух, – сказал он. – Аэродинамический эффект. Там под землей пустоты!
– Интересно, а краеведы знают? – спросил Коля Башкирцев. – Может, это древние монашеские скиты! Монахи прятались от татаро-монголов.
– Давай спроси у жены, – съехидничал Виталя. – Как она скажет, так и будет.
– У меня есть знакомые спелеологи, – заметил Димыч.
– Не вздумай! – всполошился Сэм. – Никаких спелеологов. И вообще никому ни слова! А то зачнут таскаться все, кому не лень. И вообще это философский овраг, – добавил он после паузы, – извилистый, как судьба, и такой же непредсказуемый. Тут надо тихо сидеть и думать о смысле жизни, а не орать и не шляться без толку, понятно?
* * *
Сэм стоял перед последней картиной Васи. Картина избражала храм. Церковь. Угловато-округлая и выпуклая, как кулич, с мощной центральной луковицей цвета расплавленного золота, глазурно-розовая со стороны закатного солнца и глубоко-лиловая со стороны наплывающих сумерек, в искаженной ломаной перспективе – она была как… Сэм задумался на миг. Как вспышка света! Как чистый и мощный звук фанфар!
– О господи! – выдохнул он и попытался закрыть рот. Но рот снова открылся. Вася, перепачканный красками, топтался рядом. Сэм порывисто обнял его, постучал кулаком по спине. – С возвращением, мазила! С возвращением тебя, Васька Монастырь! – А ты знаешь, Вася, – сказал Сэм после продолжительного молчания, все еще стоя перед розовой церковью, – что есть в природе три цвета, которые отталкивают человека? Цвета трех стадий алхимического процесса, не спрашивай меня, что это такое, понятия не имею. Нигредо, альбедо и рубедо, что значит – черный, белый и красный. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что существуют отталкивающие цвета? Нет? Я тоже не задумывался. Но ты в своих картинах, Васенька, пришел подсознательно к тому, что они таки есть. Посмотри на свои картины – ни в одной из них нет в чистом виде ни красного, ни черного, ни белого! Белый считается особенно отталкивающим, как ни странно. Возможно, потому что белый – это пустота, отсутствие жизни. Черный, как я понимаю, – опасность, тайна и смерть, а красный – кровь и адреналин. Но это если задуматься, а ты понял инстинктом, чувством! Ты ведь избегаешь их не намеренно, правда?
Вася кивнул. Он не понял, что хотел сказать Сэм, и теперь задумался, глядя на свои картины, разложенные на полу студии.
– И еще одно… Почему церковь? – продолжал Сэм. – А?
Вася пожал плечами.
– Потому что тайна, Василек! Божественная тайна! И художник как посредник между богом и человеком, понимаешь? Не священнослужитель, которому по должности положено, а художник, который исторгает из себя восторг и вкладывает душу, понимаешь?
Вася неуверенно кивнул. Они снова помолчали.
– А теперь пора за дело, Василек! – бодро провозгласил Сэм. – Прогноз погоды обещает похолодание и затяжные дожди, что нам как нельзя более на руку. – И отвечая на недоуменный взляд Васи, пояснил: – Дороги развезет, даст бог, ни пройти ни проехать. Виталя с компанией притормозит, а то достали уже, живописцы! Так и спиться недолго. И лишние свидетели опять-таки нам тут без надобности…
Глава 18
Ши-Бон и Алик Дрючин
– Что Ирина? – спросил Алик, когда Шибаев вернулся. – Она одна?
Он измаялся, ожидая Александра в его квартире, приготовил ужин и накрыл на стол.
– В каком смысле?
– Ну, подруга или сестра, ей нельзя оставаться одной!
Шибаеву и в голову не пришло, что Ирине кто-то нужен.
– Одна, кажется.
– Кто ведет дело?
– С ней говорили Кузнецов и Астахов.
– Знаю! Кузнецов – нормальный мужик. Колька Астахов пожестче, у него брат в бизнесе, знает он эту кухню. Классовый боец против денежных мешков.
– При чем тут классовый боец? Ирина уверена, что он ее подозревает.
– Он всех подозревает. В убийстве мужа всегда в первую очередь подозревают жену. И наоборот, сам знаешь.
– Знаю.
– Ты рассказал ей?
– Да. Теперь она считает, что Григорьева убил я. Она не верит, что я имел дело с другим человеком.
– Глупости, – сказал неуверенно Алик.
– А ты бы поверил?
– Я бы поверил! – бодро ответил Алик и задумался. – Не знаю… – добавил через минуту.
– То-то. Красивая схема получается. Меня нанимает муж, я знакомлюсь с подозреваемой, соблазняю ее, камера пишет, муж вызывает меня для разборки, и я его… – Шибаев резко взмахнул рукой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});