меча, – если так сказал, то так и сделает.
На этой ноте я покинул трактир. Эветта ждала меня у выхода. Её спина немного ссутулилась, но она слабо улыбнулась мне, и мы вместе, храня молчание, пошли к дому мастера Гастона. Тот был занят клиентом, а потому не особо-то обратил внимание на наш приход. Эветта сразу пошла к себе в комнату. Я отправился на кухню, но по размышлении решил почитать, а чтением мне было приятно заниматься именно в апартаментах умершего мэтра. Так что по итогу я поднялся наверх и с удивлением услышал всхлипы Эветты. Она никогда не плакала. А тут ревела навзрыд! Мне откровенно стало не по себе. Захотелось мчаться назад в таверну и завершить делом угрозу Арнео!
Но я только потоптался у порога и нерешительно вошёл в комнату.
– Эветта, тебе плохо? – подойдя к ней, осторожно спросил я.
Она подняла на меня свои розовые глаза, ставшие казаться полностью красными из-за разъедающих их слёз, а затем обняла так крепко, что у меня аж кости затрещали. Но я не стал высвобождаться. Напротив, сам обнял её. И так и стоял, пока она плакала. И плакала. И плакала. Наверное, прошла целая вечность, прежде чем Эветта всё же отстранилась и попросила:
– Арьнен. Увези меня домой, Арьнен! Я хочу обратно в Чёрную Обитель. В это мудрое место, навсегда лишающее возможности ощущать то, что переполняет меня!
– Обязательно. Нам здесь осталось пробыть всего шесть дней. Внесём последние данные и уедем.
Повисло молчание, а затем Эветта горько усмехнулась.
– Как хорошо быть тобой, – прошептала она. – Как хорошо иметь каменное сердце, которое ни капельки не тревожат обычные человеческие заботы!
Сказано это было без упрёка. Напротив, с восхищением. Но меня покоробило от её слов, и я, сказав какую-то ерунду, так мне и не запомнившуюся, вышел из комнаты. Читать расхотелось. Поэтому я спустился вниз и присоединился к работающему в мастерской Гастону, уже закрывшему лавку.
– Если ты и дальше будешь так морщить лоб, то превратишься в старика, – нарушил мои угрюмые раздумья мастер. – Не хочешь рассказать, что у вас там с сестрой происходит? Я мог бы дать дельный совет.
– Вряд ли вы сможете помочь. Вы даже не маг.
– Не маг! – возмутился он. – Может, у меня и нет никакого необычного могущества, зато, заруби себе на носу, у меня есть мудрость! А могуществом без мудрости всякий балбес обладать может. Вот наоборот – куда как сложнее.
– Вы так думаете?
– Поживёшь с моё и согласишься. Так что рассказывай. Что там твоё нутро гложет?
– Я не знаю, как мне всё изменить, – признался я. – Если бы я тогда элементарно не упрекнул Эветту, то мы никогда бы не встретили Арнео. Если бы мне только знать то, что я знаю и понимаю сейчас, то всё можно было бы исправить. Она не страдала бы. А я не чувствовал бы себя таким… таким беспомощным!
Я не выдержал чувств, неделями переполнявших меня и вдруг достигших своего пика. Я зарыдал сам. Гастон же тяжело вздохнул, поднялся, принёс мне платок и, похлопав по плечу, попросил рассказать всё по порядку. И я рассказал. Как оно было. Без утайки или каких-либо стеснений. Без приукрашивания собственных поступков или сглаживания глупостей. И в какой-то момент мне действительно стало легче дышать. Вот только помимо облегчения, мне нужно было также кое-что иное.
– Как мне сделать так, чтобы она не плакала? Как?
– Никак, – спокойно ответил мастер Гастон. – И не тревожься из-за этого. Эветта стремилась стать взрослой, и вот она повзрослела. Её слёзы – это слёзы по покинувшему её детству. Пройдёт не так много времени, и она начнёт улыбаться.
– Улыбаться?
– Да. Уже не так, конечно, как ты привык. Потому что то были улыбки девчонки, а она стала женщиной. Но они будут искренними и это главное.
– Но я хочу, чтобы этого всего и вовсе не случалось!
– И что тогда? – сурово посмотрев на меня, спросил мастер Гастон. – Ты сам начал свой рассказ, что если бы ты только знал и понимал то, что знаешь и понимаешь сейчас… А ведь тогда бы это знание обошло тебя стороной. Но это не значит, что оно перестало бы существовать, понимаешь?
– Да.
– Вот и молодец. Мудрый человек всегда принимает, что не всё подвластно его воле и что есть вещи, которые уже нельзя изменить или исправить. Нам приходится жить с ними, потому что ничего другого не остаётся…
После событий с Катрин на внутреннее убранство дома словно легла вязкая тень мрачного короля. Аннет привели в чувство, и она вместе с дочерями ушла в детскую. Мастер Гастон долгое время сидел молчаливо внизу, пока не спохватился, что у его гостя нет ни матраса, ни одеяла, ни подушки. Старик притащил их откуда-то сам и, неловко в силу возраста соорудив постель на кухне, пожелал мне заснуть и увидеть светлые сны.
Светлые сны.
Я лёг и прикрыл глаза. Перед внутренним взором сразу возникло довольное округлое личико голубоглазой Катрин, на шее которой вот-вот бы сомкнулись челюсти альпа. А потом мне вспомнились другие дети. Перед уничтожением мира Хозяева набирали новых служителей и создавали новые боевые единицы. В этом мире, в моём мире, существовал вполне вписавшийся с привычную картину жизни Орден. Но это только потому, что наш бог, с которым мне так и не довелось познакомиться, пошёл на всевозможные уступки вместо войны. Он был редким исключением. В основном боги не желали усмирять гордость, и тогда начиналось жестокое действо, именуемое разрушением сопротивления.
В памяти промелькнули видения затоптанных людей. Ищущая спасения от демонов и нежити толпа была безжалостна к слабым, а падали и не могли удержать темп в основном самые беззащитные. Поэтому из месива плоти торчали крошечные пальчики и сплющенные детские черепа. Затем мои мысли перенеслись к переполненным загонам. Женщины истошно вопили, когда очередного подходящего для ритуала ребёнка вырывали из материнских рук. Затем этих детей, ещё не познавших толком жизнь, бросали в круги обращения, создавая из них послушную нечисть и нежить, вроде тех же альпов. Можно было бы использовать и взрослых. Их тела были также пригодны, но юный материал оказывался более податлив, а сил на преобразование и так затрачивалось немало.
Ужас во взглядах. Чей-то серый глаз, покачивающийся в луже крови, уже не способной впитаться в землю. Все воспоминания казались чужими. Я ведь был любопытным исследователем, а не маниакальным убийцей. Сам