Читать интересную книгу Отечество без отцов - Арно Зурмински

После того, как они отправились в дальнейший путь, несколько домов загорелись. И вновь на это не было никакого приказа, все произошло лишь потому, что среди них нашелся любитель поиграть с огнем. Годевинд шел и размышлял, почему армия ведет себя при отступлении иначе, чем во время своего продвижения. Он пришел к выводу, что победители оказываются более великодушными.

После полудня солнце пробилось сквозь облака и застыло на некоторое время на юго-западе над заснеженными лесами. Ему даже удалось разогреть термометр до минус двенадцати градусов. Спустя час ему это надоело, и холод воцарился вновь. Пройдя тридцать километров, они увидели дымящуюся паром полевую кухню, которая с комфортом расположилась в колхозном коровнике. Повар вылавливал из котла горячий суп с перловкой и блестками жира. Война вновь уступила место отдыху. Усталость, охватившая тело, бросила их на тонкий слой соломы, некоторые засыпали прямо во время еды. Капитан, который отыскал это обжитое место, говорил о временных трудностях, обусловленных суровой зимой. После того как погода улучшится, вермахт займет Москву, и произойдет это еще до конца года. Завершив свою речь, он распорядился выдать солдатам шнапс.

* * *

Вегенер присылает мне два письма, которые он обнаружил в одном из архивов. Один из солдат описал рождественский праздник 1941 года, на котором сам он не присутствовал. Вернер Хартунг, которому был 21 год, вел в те дни бои под Дорогобушем. Он проживал в Йене на Наумбургерштрассе и сообщал своим родителям 20.12.1942 года:

Ну, вот до праздника осталось лишь четыре дня. Мы будем отмечать его в нашем блиндаже. В рождественское утро должна прибыть почта. Я надеюсь, что там будет посылка с трубочным табаком. Я сейчас как раз стал курить трубку. Когда замерзает кончик носа, то трубка обогревает его.

После того, как он отдал письмо на отправку, ему пришла в голову мысль, что получилось какое-то скудное рождественское послание. На следующий день он написал еще одно письмо, проставил дату «21 декабря» и рассказал в нем, как он представляет себе праздничный рождественский вечер:

Военное Рождество 1941 года. Дорогие родители, вновь наступило Рождество. Кто бы мог подумать, что я буду отмечать этот праздник именно здесь! В блиндаже у нас стоит елка. Медленно догорают свечи. После того, как гаснет первая свеча, я выхожу наружу, стою рядом со стальными орудиями, чьи стволы направлены в сторону врага. Зимняя ночь ясная и светлая. Здесь больше звезд, чем в нашей Йене. Млечный Путь просматривается в виде большой белой ленты. Похожей дорогой я бы хотел отправиться к себе домой. Снег хрустит под сапогами. То тут, то там звучат рождественские песни. Ну, а теперь подходит время отправляться спать. Я очень надеюсь, что и для меня вскоре наступят часы прощания с этой негостеприимной страной. Если не в старом, то, во всяком случае, в новом году. Спокойной ночи.

22 декабря он сдал это письмо на почтовый пункт. Утром 23 декабря Вернер Хартунг был ранен во время огневого налета и умер в рождественский сочельник. Его первое рождественское письмо пришло 3 января, второе — 6 января 1942 года, оба на адрес Доротеи и Йоханна Хартунгов, проживавших на Наумбургерштрассе. Одновременно почтальонша доставила сообщение командира роты Пфайфера, написанное 25 декабря, в котором говорилось, что Вернер Хартунг, верный присяге, погиб 24 декабря 1941 года в борьбе за свободу Великой Германии, отдав жизнь за фюрера, народ и Отечество. 6 января 1942 года мир на Наумбургерштрассе рухнул для двоих человек.

Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!

Евангелие от Луки, глава 2, стих 14

Все утро грохотало. К полудню налетели самолеты, чтобы проделать черные дыры в снегу. Во второй половине дня велся пулеметный огонь, то усиливаясь, то утихая, как будто это была нескончаемая мелодия. В сумерках по небу побежали сигнальные ракеты, они оттеснили Вифлеемскую звезду и соединились с заревом пожара на горизонте.

Их блиндаж, который был оборудован больше в снегу, чем в земле, располагался на опушке елового леса. Завешенный плащ-палаткой вход указывал на запад, две амбразуры на восток. Дым от маленького костра пытался сквозь них выползти наружу. Закипал котелок с водой.

— Рождество без грога это почти что ничего, — констатировал Годевинд.

— В подобной дыре я ни разу не праздновал Рождество, — пожаловался Вальтер Пуш.

Рождественская почта вознаградила их за это тем, что, действительно, прибыла в срок, как будто Дед Мороз к этому тоже приложил свою руку. Роберт Розен принес с почтового пункта два письма и посылку, кроме того письмо из Мюнстера для Вальтера Пуша и — вот уж, действительно, это был сюрприз — голубой конверт, адресованный Годевинду. Тот озадаченно уставился на него, бросил мельком взгляд на адресата, который, казалось, ни о чем ему не говорил. Письмо привело его в замешательство, как будто он получил решение суда или извещение о смерти. Тем не менее, он засунул его, не читая, в карман полевой куртки и начал усиленно шуровать палкой в костре.

В 18 часов Вальтер Пуш первым заступил на пост часовым, бойцы, оставшиеся в блиндаже, пообещали ему, что до его возвращения праздновать Рождество не станут.

Когда на пост пошел Роберт Розен, то рождественское небо встретило его сиянием всех своих звезд. Большая Медведица, похожая своей формой на колесницу, катилась в западном направлении, было полное безлуние. Орудия молчали, все огни также были потушены. Как-то сразу он мысленно перенесся в Подванген, разница с которым составляла сейчас два часа. В доме у Розенов уже покормили скотину, Дорхен украшала елку, мать гремела на кухне посудой. Старый Захариас бродил по деревне со своей трубой и выдувал рождественский хорал «Глядя с неба» до тех пор, пока инструмент не перестал ему повиноваться из-за шнапса, которым трубача щедро потчевали у крыльца каждого дома. Эрика сидела со своей матерью рядом с елкой, которую срубил для них в лесу Герхард Розен. Поздно вечером она зайдет к ним в дом и пожелает счастливого Рождества.

В 22 часа пришел черед Годевинда заступать часовым. Прежде чем покинуть блиндаж, он разорвал голубой конверт и прочитал:

Уважаемый Господин!

Меня зовут Хельга Беренс, и я живу со своими обоими детьми в квартире, которая когда-то принадлежала Вам. Партия поселила меня сюда после того, как районный квартал Ротенбург в Гамбурге был уничтожен в результате бомбежки. Я не имею никакого отношения к тому, что мне была передана именно Ваша квартира.

Прибираясь в чулане, я нашла конверт с фотографиями. Думаю, что они принадлежат Вам, и я решила их сохранить. Если Вы хотите, то фотоснимки я могу выслать Вам полевой почтой.

Если Вы будете в Гамбурге, пожалуйста, навестите нас. Мы создадим для Вас все условия, чтобы Вы могли в свой короткий отпуск пожить в моей квартире. У меня двое детей: одному семь лет, другому четыре года. Мой муж, как я узнала, получив печальное извещение, утонул со своим кораблем полтора месяца назад в водах полярных морей.

С приветом к Вам

Хельга Беренс из Гамбурга

Годевинд прочитал письмо несколько раз, прежде чем разорвать его на кусочки и кинуть в огонь. Когда час спустя он вернулся с поста, то был сильно выпивши, не притронулся к рождественскому прянику и отказался к удивлению всех от крепкого грога. Даже бывалому моряку достаточно было бы двух стаканчиков этого напитка, чтобы море стало бы ему затем по колено. Они сидели вокруг огня и молчали. В котелке бурлила вода. А что если попробовать запечь яблоки? Роберт Розен завернул в фольгу яблоко, которое он получил наполовину промороженным из Подвангена, и сунул его в кострище.

Дед Мороз все не приходил.

— Нашего Деда Мороза зовут Иван, — пробурчал Годевинд. — Если он появится, то задаст нам трепку, а затем засунет в свой мешок.

Вальтер Пуш грезил о весне.

— Следующее Рождество в России я уже не вынесу, — глубокомысленно изрек он.

Роберт Розен попытался сыграть на своей губной гармошке «Тихую ночь», но никто не стал подпевать.

— Наши лучшие парни уже погибли, — бормотал Годевинд. — Силы наши тают, нас становится все меньше.

После полуночи, когда Годевинд уже спал в пьяном угаре, они направились к ротной канцелярии в надежде услышать рождественские песни, транслируемые по радио. Слащавый голос выводил: «Слышишь ли ты мой родной призыв? Открой частичку своего сердца…». В завершение радиоконцерта как всегда прозвучало: «Всем привет и спокойной ночи!» Матери уложили детишек в кроватки. Над территорией рейха вражеских самолетов не было. В России под ногами хрустел снег.

Рождество в России