Читать интересную книгу Отечество без отцов - Арно Зурмински

— Ты не сможешь удержать его надолго, — говорит Вегенер. — Всегда найдутся новые места, где молодые парни захотят ощутить на себе, как дуют ветры войны.

Дневник вестфальца

Зоэст, День непорочного зачатия девы Марии,[34] 1815 год

Теперь, сидя у теплой печки в нашей возлюбленной Вестфалии, я могу описать, что произошло с нами у русской реки Березина, когда Великая Армия и ее не менее Великий император оказались на волосок от смерти. Мой друг Каспар, тоже вестфалец, и я поймали бесхозных лошадей и подумывали поскакать на них к родным полям: туда, где заходит солнце. Но на нашем пути возникла преграда в виде этой реки.

Еще в ноябре мороз сковал ее воды. Когда мы приблизились к ней, то наступила оттепель, лед пришел в движение, мощные льдины погнало по течению, и стали образовываться торосы. Кутузов, с войсками которого у нас в ходе отступления несколько раз были стычки, переправился еще раньше через реку и поджидал Великую Армию на западном берегу, в то время как его казаки теснили нас к реке с востока.

Когда мы увидели Березину, то пришли в ужас от ее ширины. Из-за разлива при таянии река достигла почти таких же размеров, что и Эльба, которую мы преодолевали в некогда счастливые дни у Магдебурга. Мост через город Борисов, по которому мы хотели проскочить, больше не существовал. Нас проинформировали, что Кутузов в трех местах спалил мост, чтобы преградить Великой Армии проход по нему. Он хотел взять в плен императора, доставить его в Москву и там выставить напоказ в клетке для медведей. Наполеон распорядился построить новый мост у деревни Студенка. Поэтому мы направились к этому месту и оказались в страшной давке. Часовые, охранявшие мост, сказали нам, что, пожалуй, можно было бы переправиться через реку, но тогда мы обязаны оставить здесь лошадей, потому что они потребуются, чтобы тащить пушки и повозки с боеприпасами через другой, пока еще строящийся мост. Если бы нам привиделся вещий сон с рассказом о том, что нас ждало в будущем, то мы, пожалуй, пошли бы на эту сделку. Но мы посчитали такое предложение недостойным для себя и к тому же не хотели расставаться с лошадьми, которые достались нам с таким трудом. Поэтому мы поскакали в лес и стали искать более благоприятных условий для переправы через реку.

Следующей ночью мы видели, как саперы строили второй мост. Эта была одна из самых ужасных картин за весь военный поход по России. Солдаты стояли по грудь в ледяной воде, вгоняли сваи в дно, били по ним кувалдами и крепили бревна канатами. Некоторые из них попадали в бушующую стремнину, и их уносило водой. Те, кого судьба уберегала от этого, продолжали игру со смертью, стоя по грудь в ледяной воде. Ходил упорный слух, будто Наполеон пообещал воздвигнуть в центре Парижа памятник саперам за Березину. Выполнил ли он свое обещание, этого я не знаю. Думаю, что после неудачи в России у него на уме было другое, нежели памятники. Во всяком случае, император скакал вместе со своей гвардией по новому мосту. Для меня это была последняя возможность увидеть нашего императора. Затем он поспешил на санях, запряженных лошадьми, со своим кучером в сторону Парижа, чтобы спустя некоторое время собрать новую армию для следующей войны.

Более благоприятного момента для переправы ни Каспар, ни я так и не дождались. К тому времени давка стала совсем невыносимой. Когда мы приблизились к мосту, то встретили там несколько тысяч солдат, сбившихся в плотную кучу на небольшом пространстве. Этот узкий мост виделся им единственной дорогой к спасению. Всем хотелось уцелеть, все напирали на мост. Сотни из тех, которые, казалось, уже добрались до моста, были сброшены в реку и нашли здесь конец своим мучениям. Отсутствовало какое-либо цивилизованное отношение друг к другу, любой признак, напоминающий порядок. Я готов даже утверждать, что были утрачены любые проявления человечности. Работала лишь одна мысль: ты должен спастись, чего бы это тебе не стоило. Какое дело тебе было до остальных! Поэтому более сильный человек пробивался кулаками и ногами вперед и со всего размаха бросал наземь более слабого. В следующее мгновение он ступал по нему или по другим трупам и умирающим людям и так продирался вперед, пока не достигал моста, а затем, возможно, уже даже в следующее мгновение, когда он уже полагал, что спасен, сам был сброшен на землю еще более сильным, чем он. После чего оказывался в водах Березины, где шел ко дну.

Оставаться вблизи моста не имело смысла. Мы боялись, что нас сметут в реку, в которой уже нашли свою смерть сотни людей. Поэтому мы вновь поскакали в леса и стали блуждать по ним вместе с другими солдатами, составлявшими арьергард Великой Армии. В конце концов, мы попали в одну из деревень, которая показалась нам издали пригодной для жилья. Когда мы вошли в нее, то поняли, что здесь до нас уже поселились казаки. Они окружили нашу маленькую группу, начали стегать всех без разбора, в том числе и меня, нагайками по спине, затем, сломив наше сопротивление, отвели в сарай, дверь которого перегородили толстыми бревнами. Наше желание скорее увидеть любимую Вестфалию закончилось, таким образом, неудачей, но большинство из нас радовались, тем не менее, такому исходу, потому что совсем уже не хотелось вновь блуждать по лесам.

После этого злоключения у реки Березина, которое все-таки спасло мне жизнь, меня почти два года продержали в русском плену. Когда я, наконец, вернулся домой в прелестную Вестфалию, то безуспешно попытался разыскать остальных вестфальцев, что шли походом на Россию со мной и Великой Армией. Несмотря на усиленные поиски, я так и остался единственным из тех, кто пережил это бедствие.

И в самую темную ночь все озарялось ужасным образом от бесчисленных костров и пожаров, которые возникали в городах и селах, до той поры еще не разоренных. Всюду, куда хватало взора: перед собой, сзади, сбоку — везде полыхали пожары.

Дневник вестфальца, 1812 год

Свыше тысячи километров прошли они пешком, и вот теперь их поход окончательно застопорился в глубоком снегу. Они строили блиндажи среди гор снега, укрепляли их бревнами, которые добывали при разборке хлевов, принадлежавших деревенским жителям. Почтовый автомобиль больше не приходил, вообще больше ничего не возникало, кроме снега, который забивался через щели в блиндаже и проникал в сапоги и обмундирование. Однотонная белизна прерывалась клубами дыма далеких пожаров, ночами их заменяли огни на горизонте. Грохот орудий, исходивший с востока, раздавался теперь на севере и юге.

— Если мы его услышим еще и с запада, то это будет означать, что нас полностью окружили, — констатировал Годевинд.

Сводка вермахта обнаружила нового врага — «генерала Мороза». Он был виноват в том, что ушло время побед.

— Природа повернулась к нам спиною, — говорили высокие господа в штабах.

— С природой воевать не следует, — глубокомысленно изрек Годевинд. — С ней никогда не совладать.

Им встретились танкисты, у которых не было танков. Годевинд узнал, что их боевые машины завязли в снегу под Москвой. Топливо больше не желало поступать в двигатели, поэтому те и не запускались, танковые орудия также отказывали при стрельбе. Для маскировки они обернули белые полотенца вокруг своих танкистских шлемов, руки обмотали кусками нижнего белья.

Как-то ночью солдаты получили приказ овладеть с рассветом одной из деревень. Отчего часть домов загорелась в утренних сумерках, сказать никто не мог. Приказа поджигать дома никто не отдавал, но в любой, даже не самой крупной, воинской части всегда находились любители поиграть с огнем. Одного факельщика было достаточно, чтобы запалилась вся деревня. Клубы дыма прикрывали их отход, они заслоняли видимость самолетам, которые пробивались с восходом солнца сквозь снежную пургу и носились вдоль автомагистрали. Командование теперь принял лейтенант Хаммерштайн, после того, как капитан отправился вперед на рекогносцировку в поисках нового ночлега. Невероятно, но его автомобиль удалось завести при температуре минус тридцать градусов, и он добрался сквозь пелену снега до автомагистрали. Санитары раздавали всем мазь, приготовленную на основе рыбьего жира. Каждую четверть часа они устраивали привал, растирали лицо снегом, главным образом кончик носа и уши.

— Теперь каждый знает, что немцев можно одолеть, и вермахту об этом тоже известно, — заявил Годевинд пополудни.

Лейтенант Хаммерштайн, видимо, это слышал, но вида не подал.

К середине дня, после того, как они прошли значительный отрезок пути в сторону грохочущих пушек, дал знать о себе голод. Поскольку кухня еще раньше отправилась в дорогу вместе с капитаном, чтобы сварить суп в безопасном месте, то им ничего не оставалось, как искать пропитание в домах одной из деревень, где сразу было не понять, есть в ней люди или нет. Перепуганные обитатели погасили свои печи, чтобы дым из труб не мог их выдать, и лежали в постелях, укрывшись всем, что могло их согреть. Хаммерштайн объяснил им, что немецких солдат бояться не следует, тем просто необходимо перекусить. Черствый хлеб и горшок с медом были единственным провиантом, который им удалось обнаружить. Они могли бы сварить картошку, но на это не было времени. Развести огонь, натаскать снега, чтобы потом растопить его, затем еще полчаса варить картошку — это привело бы к тому, что за столь долгое время в деревне появились бы уже сибиряки. Роберт Розен засунул в карман пару сырых картофелин, чтобы съесть их по дороге, как яблоки.