конце апреля, или в начале мая м-ца 1937 г., в «Камчатстрой» поступила телеграмма Емельянова А.Г. о том, что НКПП может выделить еще 5 млн. рубл., и, чтобы, в связи с этим, срочно был представлен в Наркомат проект нового увеличенного титульного списка, рассчитанного по калькуляциям. Плановую группу, и меня в том числе, к этой работе не привлекли. Для составления проекта нового титула была образована специальная комиссия с участием инженеров Крутикова, Михайлова, Занегина и представителей заказчика
Эта комиссия, не учитывая почти полного невыполнения программы за истекшие пять месяцев 1937 года (см. отчетные данные по ф. № 13 ЦУНХУ), под нажимом заказчика (Дирекция завода), и боясь взять на себя ответственность в атмосфере имевших место разговоров о вредительстве, — пошла по «линии наименьшего сопротивления», составив проект титульного списка чуть ли не на 40 с пишним млн. рублей. Урезать его не хватило, очевидно, «Смелости» ни у врио. Управляющего «Камчатстроем» Кроткевича, ни у Директора завода Слободенюка В.М, а отправлять титульный список в таком виде в Наркомат нельзя было Повторяю, — меня к этому делу не привлекли, о работе комиссии я знаю из бесед с Михайловым и Занегиным.
В начале июля м-ца 1937 г. я получил распоряжение от Кроткевича и представителя Главстроя инж. Бальчевского В.К о составлении проекта титульного списка в соответствии с телеграммой Главстроя. Я высказал им свое личное мнение, сводящееся к тому, что, исходя из учета итогов работы треста за прошедшее 1-е полугодие, не следует увеличивать лимита, а нужно перераспределить ассигнования по объектам в пределах утвержденного лимита в 12 млн. рубл. с тем, чтобы обеспечить в оставшееся 2-е полугодие выполнение работ по важнейшим объектам. Ни Кроткевич и Бальчевский, ни Слободенюк, и ни Быков НН., назначенный с 13/VII 1937 г Управляющим трестом, до этого находившийся на стройке в качестве члена бригады политуправления НКПП СССР, со мной не согласились, Быков предложил составлять титульный список на 19 млн. рубл., заявляя, что «раз Наркомат предлагает увеличить программу, то мы обязаны это принять к исполнению», и, что «делом чести его, как нового Управляющего, «в порядке ликвидации последствий вредительства» выполнить эту увеличенную программу». Исходя из этого распоряжения, был составлен к 15/VII. 1937 г проект титула на 18. 955 тыс. рубл., увезенный с собою в Москву инж. Бальчевским. Но этот проект титула утвержден в Москве не был. Зам. Нач. Главстроя Шефтель, в своем письме от 17/VIII. 1937 г., указал Быкову, что «надо честно сказать Наркому, что из плана будет выполнено, а что перейдет на следующий год», трезво оценив реальные возможности Треста (см. письмо Шефтеля).
Поэтому, когда я вернулся из командировки 25/VIII. 1937 г. я сейчас же приступил к составлению проекта титульного списка, который был окончательно согласован с Быковым и Слободенюком, в сумме 13. 600 т.р. (привожу на память), но был Быковым и б. Нач. АКО Корнюшиным Ф.Д. всячески задержан «в порядке согласования» и поэтому не отправлен в Москву. В конце концов Корнюшин, перед своим отъездом, в конце октября м-ца 1937 г. поручил рассмотрение проекта титула своему преемнику Притыко.
Таким образом, ни проект на 18. 955 тыс. рубл., и ни проект на 13 600 тыс. рубл., не были утверждены, а действовал новый титульный список, поступивший в «Камчатстрой» в августе м-це (или в июле) 1937 г., и утвержденный, с незначительными отклонениями от первоначальною титула, зам. Начальника Главстроя Исаевым 12/VI. 1937 г., в сумме 12 млн. рубл
В силу этого, видя, какую «проволочку» испытывает вопрос с титульным списком, т. е. с уточненной программой Треста, со стороны Быкова и Корнюшина, стройфинплан на 1937 г. составлялся, и был составлен, исходя из действующего титула от 12/VI. 1937 г.
Однако, уже в начале ноября м-ца 1937 г., в Управление трестом поступила телеграмма за подписями Нач. Главрыбы Андрианова и Зам. Нач. Главстроя Цукермана, о выделении дополнительного лимита в 5 млн. рубл. на стр-во Судоремзавода, без указания разверстки этого лимита по объектам (телеграмма в Плановый отдел тогда еще не была передана и я знал о ней со слов Быкова).
Таким образом, явственно следует, что замечание в акте от 9-10/XI. 1937 г. о невыясненности годовой программы было записано мною и Шалытом И.Э. вполне обоснованно, и происходила эта неясность отнюдь не по моей вине. (Упомянутые документы прошу приобщить к делу). О положении с титульным списком я составлял докладную записку в КОУ НКВД, переданную мною в средине сентября м-ца 1937 г. уполномоченному Дуболазову, которую (записку) прошу приложить.
В специальном разделе акта Экспертная комиссия говорит о моей «роли в Тресте, помимо выполнения обязанностей по должности». Опять-таки ссылаясь на авторитет и доверие, которыми я, по мнению Комиссии, пользовался в Главстрое, Комиссия упоминает о «влиянии», которое я, якобы, пытался распространить на другие части аппарата Треста.
В качестве аргумента, Комиссия приводит письмо Шефтеля от 17/VIII. 1937 г., составленное им во Владивостоке по моему докладу о положении в Тресте, и касавшееся вопросов организационных, финансовых, хозяйственных, учета, снабжения и проч. Но, что плохого было в том, что я докладывал Шефтелю, по поручению Управляющего трестом, о положении дел в Тресте?
Я никогда не относился к работе, как «чиновник», ограничивающий себя рамками «от» и «до», и, если мне поручалась работа, хотя и выходящая за пределы моих обязанностей, но я чувствовал себя способным выполнить ее, то я от такой работы не отказывался.
В этом, по-моему, нет никакого преступления
В приложении к акту Экспертной комиссии имеется заявление экономиста Коваленко И.Д. на имя Быкова от 1/XI. 1937 г., которое я, кстати, увидел впервые. В этом заявлении Коваленко явно клевещет на меня, заявляя, что я «не руководил работой отдела», «что производственные планы на II и III кварталы 1937 г. составлялись по инициативе самого Коваленко», что я, якобы, «преследовал Коваленко за критику меня, доведя его до сердечных припадков, которыми он не страдал в течение последних 10-ти лет», и, как «апофеоз» издевательства «поставил ему прогул по неуважительной причине за 19/Х. 1937 г., не считаясь с тем, что он был в городской поликлинике». Последнее с достаточной ясностью вскрывает истинную подоплеку «жалобы» Коваленко. Все работники Отдела (Склянский, Шалыт и др.) могут подтвердить, что Коваленко неоднократно с июня 1936 г. «бюллетенил» по поводу сердечных припадков, так что его припадок, если только он действительно имел место, 19/Х. 1937 г., был не «первым за последние 10 лет». Я утверждаю, что у Коваленко 19/Х. 1937 г. бюллетеня не было, поехал он в город, не согласовав этого со мною, и, в обстановке исключительного развала труддисциплины, имевшего место в 1937 г. в «Камчатстрое», я считаю, что вполне правильно поставил