class="empty-line"/>
Докладная записка А. М. Коллонтай в Оргбюро ЦК РКП(б) с просьбой освободить ее от должности заведующей Женотделом. 24 мая 1921. [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 112. Д. 175. Л. 70]
Перенеся эти оскорбления и признав поражение, Александра Коллонтай могла оценить последствия неприязненного отношения своих коллег. Когда она вернулась в Женотдел, то обнаружила, что и там стала паршивой овцой. Коллеги предпочитали держаться от нее на расстоянии, считая, что она представляет угрозу для их организации. Ответственные работницы Женотдела рассудили верно, ибо партия заставила его расплачиваться за инакомыслие Коллонтай, отобрав у организации сотрудников и финансовые средства. Некоторые работницы Женотдела предпочли уволиться по собственному желанию, не дожидаясь, когда их подвергнут дисциплинарным взысканиям, которые, как они думали, должны обрушиться на Коллонтай. Наказание последовало в январе 1922 года. ЦК отстранил Коллонтай от руководства Женотделом под тем предлогом, что она продемонстрировала свою несостоятельность в этой должности.
Обжаловать это решение не представлялось возможным, так как внутри ЦК партии не существовало апелляционной инстанции. Александра вернулась в Свердловск, чтобы вести занятия на своих курсах, затем ей пришлось выполнять очередное задание партии, которая поручила ей пропаганду в Одессе, где Коллонтай задержалась на полгода. Эта перемена далась ей тяжело, но она терпела, зная, что это, возможно, спасает ее от других бед, ибо на конгрессе Коминтерна она совершила еще один неосторожный шаг, который мог усугубить положение.
Тогда Коллонтай передала несколько экземпляров «Рабочей оппозиции» Гансу Райхенбаху, делегату Коммунистической партии Германии (КПГ), чтобы сохранить этот текст на случай его уничтожения в России и дать пищу для дебатов внутри КПГ. Некоторых германских коммунистов, как и «рабочую оппозицию», действительно беспокоила линия, навязанная Лениным своей партии. Коллонтай заранее попросила Райхенбаха использовать текст исключительно для внутрипартийной дискуссии. Но он поступил иначе. Текст «Рабочей оппозиции» был опубликован в Берлине, затем в Англии и даже в Чикаго и повсюду вызвал жаркие дебаты.
В Германии текст Коллонтай возмутил руководство коммунистической партии ввиду того, что содержавшаяся в нем критика бюрократии, ее властолюбия, презрения к пролетариату звучала в унисон со схожими мыслями, которые высказывали немецкие коммунисты, и верное Ленину руководство КПГ не могло с этим согласиться. Еще в 1912 году Александра Коллонтай вызвала гнев высокопоставленных немецких коммунистов, раскритиковав их за реформизм. Десять лет спустя они вновь столкнулись с «опасной провокаторшей», так сильно шокировавшей их в прошлом.
А. М. Коллонтай при выходе из Театра музыкальной драмы (быв. Оперный театр Зимина), где проходило заседание 2-го Международного съезда коммунисток. Москва, 1921. [РГАКФД]
Неприязнь к Коллонтай со стороны КПГ плохо сказалась на ее отношениях с Коминтерном. Она не знала, что за время ее отсутствия в Москве Шляпников, не признавший авторитет Ленина и обвинения в свой адрес на X съезде РКП(б), вернулся в деревню и рассчитывал оттуда обратиться к делегатам XI съезда РКП(б), который должен был состояться в 1922 году, а также к исполкому Коминтерна. Противостояние Шляпникова с партией достигло невиданной остроты. Михаил Фрунзе, избранный в члены ЦК на X съезде, как заправский военный, каковым он и являлся, заявил, что действеннее всего вести диалог со Шляпниковым под аккомпанемент винтовки. Поскольку Шляпников упорно критиковал НЭП на всех партийных уровнях, Ленин летом 1921 года решил потребовать его немедленного исключения из партии. Его требование не поддержали, и это свидетельствует о том, что НЭП вызывал в партии раздоры, а отношение к нему самых высокопоставленных партийных деятелей становилось все более жестким.
Самые ярые представители «рабочей оппозиции» возлагали надежды на XI съезд РКП(б), видя растерянность ЦК, в которой тот пребывал с тех пор, как был поставлен вопрос об их исключении из партии. Но Шляпников и его друзья не хотели лишать себя дополнительной поддержки и в феврале 1922 года, за месяц до XI съезда РКП(б), решили обратиться с тем же вопросом в Коминтерн. Шляпников направил в Отдел международной связи Коминтерна заявление, под которым стояла двадцать одна подпись. Александра присоединилась к петиции в последний момент, потребовав разъяснить позицию подписантов исполкому Коминтерна.
Коминтерн поручил комиссии, состоявшей из семи членов, в число которых вошли четверо русских (Троцкий, Зиновьев, Сталин и Рудзутак), немка (Клара Цеткин), англичанин (Артур Макманус) и болгарин (Васил Коларов), заслушать мнение «рабочей оппозиции». Слушания открылись выступлением Коллонтай 24 февраля 1922 года. Она рассказала о своей деятельности во главе Женотдела, озвучила проблемы, с которыми столкнулась, вплоть до отстранения от должности, стремясь прежде всего показать свою озабоченность несправедливостью выдвинутых против нее обвинений в недоработках и некомпетентности. 26 февраля комиссия рассмотрела заявление двадцати двух, в котором излагался идейный спор и утверждалось, что «рабочую оппозицию» преследовали и запретили. По завершении слушаний комиссия пришла к заключению, что «рабочая оппозиция» подорвала единство партии, за что и была осуждена. Заключение поддержал исполком Коминтерна.
XI съезд РКП(б), собравшийся 28 марта, возобновил разбирательства по делу «рабочей оппозиции». Партийному руководству пришлось признать, что делегаты настроены не так враждебно, как ожидалось. Причина крылась в том, что за последний год партия неоднократно проводила чистки на местах, следуя директивам X съезда, и многих членов партии они напугали. Разве это не предзнаменование будущих партийных чисток и исключений? Однако такая атмосфера, сравнительно благоприятная для оппозиционеров, продержалась недолго, поскольку партию впечатлило выступление Ленина. В 1922 году уже было известно, что здоровье Ленина сильно пошатнулось. Ему приходилось несколько раз полностью прекращать деятельность ради отдыха и лечения. Думали даже, что он не сможет участвовать в работе съезда. Накануне разнесся слух, что он будет отсутствовать. Когда Ленин все же явился на съезд, ослабевший, сильно изменившийся, его внешний вид смутил всех участников.
Президиум 2-й Международной конференции женщин. Среди присутствующих — А. М. Коллонтай и К. Цеткин. Москва, 1921. [РГАКФД]
Но его мощная речь, обращенная против «рабочей оппозиции», и его энергичность, явно вернувшаяся к нему, своего рода отчаянная энергичность, потрясли партию. Ленина выслушали с особым вниманием и склонились перед его авторитетом, который никто больше не смел оспаривать. Ленин обвинил всех оппозиционеров во фракционности, запрещенной X съездом, и попросил, скорее даже потребовал, чтобы их немедленно исключили. Выбор в пользу НЭПа, который критиковала «рабочая оппозиция», давал партии, по мнению Ленина, лишний повод продемонстрировать свою принципиальность. Конечно, говорил он, НЭП — это отступление, но отступление временное, нацеленное на сохранение завоеваний революции. Когда армия вынуждена отступать, нет ничего важнее дисциплины, к которой необходимо принуждать любыми средствами, а тех, кто во время войны нарушает этот принцип, расстреливают. Таким образом, у партии нет иного