— Вы понимаете, что я стараюсь дать вам меньше возможности рассмотреть детали укреплений, на которые вы, может быть, через несколько месяцев нападете.
— Черт возьми, это правда, сеньор. Я не подумал об этом, ваша осторожность оправданна.
— Впрочем, — возразил граф, — кроме запрета насчет укреплений, вы не будете иметь повода жаловаться на все остальное.
— Я уверен в этом заранее, сеньор.
— Пойдемте же со мной, я хочу представить вас графине.
— Разве это необходимо? — спросил охотник, осматривая свои грязные и ветхие от долгого употребления одежды.
Граф с удивлением взглянул на него.
— Что вы хотите сказать? — спросил он.
— Гм! Вы знаете, сеньор, — возразил добродушно канадец, — я только неизвестный охотник, годный, может быть, подать руку помощи товарищу в затруднительном положении, но очень неуместный в салоне, особенно в присутствии важной дамы, каковой должна быть графиня.
— Ну, вы шутите, друг мой. Такой человек, как вы, везде уместен. Я уверен, что графиня будет рада познакомиться с вами, а мне вы причините своим отказом сильное огорчение.
— Хорошо, я не буду противиться более, если вы настаиваете.
Он последовал за графом, который, пройдя два широких двора, ввел его в роскошные апартаменты. В их конечной части находился обширный дом, обставленный мебелью с комфортабельной роскошью старой Европы.
В этом салоне на канапе, поставленном перед террасой, откуда открывался великолепный вид, сидела женщина неопределенного возраста, с приятным лицом, очевидно, бывшая красивою в молодости.
Эта дама, одетая в траурный костюм, была графиня Мельгоза.
— Моя дорогая донна Карменсита, — сказал граф, — позволь представить тебе друга, спасшего мне жизнь.
— Добро пожаловать в этот печальный дом, — отвечала дама, поднимаясь с грациозной и спокойной улыбкой. — Мы постараемся достойно принять вас и сделать менее скучным ваше пребывание в этой уединенной гасиенде.
— Сударыня, — отвечал канадец, склоняясь с той естественной учтивостью, которая присуща людям, не испорченным воспитанием, — я только бедный человек, недостойный приема, который вы оказали мне. Если случай дал мне возможность помочь вашему супругу, я более чем вознагражден за это вашими словами. К несчастью, я не могу долго пользоваться вашим милым гостеприимством.
— По крайней мере, вы останетесь на несколько дней. Отказать в этом — значит лично обидеть меня.
— Увы, сударыня, я в отчаянии. Я был бы рад забыть здесь на несколько дней тревоги и опасности пустынной жизни. К несчастью, важные, независящие от меня причины требуют моего скорого прибытия в Леон-Викарио. Граф знает, что завтра на восходе солнца нам надо пуститься в дорогу.
Графиня выказала живое удивление.
— Возможно ли это, Фадрик? — спросила она графа, бросая на него вопросительный взгляд.
— Действительно, — отвечал он, — сеньор Клари так торопится в Леон-Викарио, что мы направились бы прямо туда, если бы не твой нарочный.
— Но это невозможно! — вскричала графиня, лицо которой ярко зарумянилось.
— Невозможно? — возразил он. — Но почему же?
Графиня глубоко вздохнула.
— Разве ты забыл, дон Фадрик, — сказала она, наконец, тихим и дрожащим голосом, — что завтра годовщина рокового дня?!
Ах! — воскликнул граф, с горестью ударяя себя по лбу. — Прости, донна Карменсита. Действительно, я не могу оставить завтра гасиенду. Нет! Хотя бы дело шло о жизни или смерти.
Охотник был смущен этим и слушал разговор, не понимая ни слова и не смея принять в нем участие. Но тут граф вывел его из замешательства, повернувшись к нему и заговорив.
— Вы извините меня, не так ли, сеньор Клари? — сказал он. — Причины большой важности требуют завтра моего присутствия в доме. Поэтому я не могу сопровождать вас к правителю и представить ему. Но взамен себя я дам вам провожатого, которому вы вполне можете довериться, а послезавтра присоединюсь к вам сам. Произойдет задержка на двадцать четыре часа, что не повредит вам никаким образом.
— Вы лучше меня знаете, сеньор, что следует делать. Не беспокойтесь обо мне, все будет хорошо, лишь бы завтра я смог продолжить путь.
— Вы можете на это рассчитывать.
— Но, — сказала графиня, ударяя в колокол, — после двухдневного утомления вы нуждаетесь в отдыхе, сеньор. Извините, что я не подумала об этом раньше. Следуйте за этим пеоном, он проведет вас в особую комнату, где вы можете, если хотите, пробыть до обеда.
Охотник понял, что графиня хотела остаться одна со своим супругом. Поэтому он, хотя и не нуждался в отдыхе, церемонно поклонился старой даме и последовал за слугой, явившемся на зов.
Слуга молча провел его в обширную комнату, объявив, что он может в течение трех часов спать здесь или курить. Действительно, в комнате висел гамак из пальмовой коры, а гора сигар и сигарет была сложена на столе. Слуга предупредил охотника, чтобы он не выходил из комнаты, так как может заблудиться в лабиринте помещений. Это показало канадцу, что он находится в положении пленника, по крайней мере, он так это понял. Он презрительно передернул плечами и сделал знак слуге оставить комнату, что тот и сделал, не заставив повторять два раза.
— Черт возьми! — сказал охотник, растянувшись в гамаке и закуривая сигару. — Надо сознаться, что этот дон Фадрик, этот граф Мельгоза довольно загадочная личность и осторожен так, как будто защищает государство. Но и пусть! По милости бога, я не долго останусь здесь и не имею никакого намерения овладеть его домишком.
Он бросил взгляд кругом и заметил, что ему дали не только сигары, но прибавили еще несколько кружек мецкаля и каталонского вина.
— Ну! — сказал он. — Я не ошибся в графе. Это решительно милейший человек.
Обед был довольно печален. Графини не было, она извинилась перед охотником.
После обеда граф повторил своему гостю, что на следующий день не имеет возможности сопровождать его, а даст вместо себя надежного проводника. Он вручил ему рекомендательное письмо к правителю и, обещав присоединиться к нему через день, простился и ушел.
Прежний молчаливый слуга отвел канадца в его комнату и удалился, пожелав доброй ночи.
Утомленный праздностью, Оливье бросился на деревянную койку, обтянутую воловьей кожей, заменяющую у мексиканцев кровать, закрыл глаза и скоро заснул.
На восходе солнца он проснулся. В ту же минуту слуга вошел к нему в комнату и объявил, что все готово к отъезду, ждут только его.
Оливье хотел проститься с хозяевами дома, но ему отвечали, что они никого не принимают. Тогда он последовал за своим проводником.
Последний, пройдя несколько дворов, повел его не той дорогой, которой охотник прибыл в гасиенду, а вышел на сторону, противоположную той, откуда охотник вошел.