— В масштабах всей цивилизации — да.
— А цивилизация — сама по себе или все-таки из людей состоит?
— Из людей, а как же! Только из очень большого количества. Семь миллиардов. Вдумайся в цифру — семь миллиардов! Которым вы помогли спастись.
— Мы? — Вадим вздрогнул.
— Тебе и этого не сказали?
— Мне ни черта не сказали!!!
Миша резво переставил кофейник, над которым уже вздыбилась шапка ароматной пены, и опасливо покосился на багровое пятно на ступеньке:
— Как ее выключить?
— Кого? — не сразу понял Вадим. — А-а-а, да просто всё! Руку рядом положи и представь, что она уже холодная.
— Ух ты! И впрямь просто! — в голосе Миши звучало детское восхищение. — Знаешь, я ведь до конца не верил, что здесь всё возможно…
Не дождавшись ответа, он вздохнул и вернулся к прежней теме:
— Ну сам посуди: один человек — это не показательно. Что русскому хорошо, то другим смерть. А на кону жизнь — напоминаю! — семи миллиардов. Тхуканцы во множественном числе о вас говорили, но точную цифру не называли. Думаю, с десяток, не меньше. И, кстати, все справились!
— В это, значит, ты поверил?
Миша поморщился, покачал головой, но отвечать не стал.
Вадим разлил кофе по чашкам, половину мимо. Жизнь снова выворачивалась наизнанку. Кто-то чужой и равнодушный двигал его по клеточкам ради миллиардов точно таких же пешек. И не только его, оказывается.
— Если бы я знал… — прошептал он.
— Вряд ли вам позволили бы контактировать друг с другом, — всё ж таки услышал его Миша. — Чистота эксперимента была бы нарушена.
— Да имел я этот эксперимент! — Вадим сорвался на крик. — Кто им позволил?! Кто дал право? Со мной, со всеми! Мы же люди!!!
— Тише, тише! — миролюбиво протянул Миша. — Я могу понять твои чувства, но и ты пойми. Они же спасли человечество. Мы, наши дети, может, еще и пожили бы на Земле в более или менее нормальных условиях. Но чем дальше, тем тяжелее бы приходилось нашим потомкам. Тхуканцы лет двести планете отвели, не больше. Потом ей кранты, а всё живое раньше погибнет. Своим внукам, правнукам ты такое пожелаешь? А теперь посмотри на то, как пришельцы всё организовали…
— Я вижу! — рявкнул Вадим, но уже потише.
— Что ты видишь? Ты меряешь всё линейкой размером в одну жизнь. Свою. Они подготовили идеальные условия: загадить этот мир невозможно, а всё необходимое появляется по одному велению. У каждого! Каждый может здесь получить всё то, чего он был лишен на Земле. Причем, заметь — они убедились сначала, что человек здесь сможет жить, и уж потом тщательно проинструктировали и перебросили всех, аккуратно и безболезненно. Здесь у нас есть будущее, пойми ты это!
— Какое? — не сдавался Вадим.
Перехваченное спазмом горло и кипящий в крови адреналин мешали сосредоточиться и хладнокровно объяснить Мише всю ущербность его слов.
— Оно есть — это главное! Какое — время покажет. Если у всех есть всё, то вряд ли материальные ценности будут играть какую-то значимую роль, разве что произведения искусства. Представь такую цивилизацию! Разве ты не хочешь, чтобы человечество стало более духовным, менее зацикленным на деньгах и шмотках?
Вот как объяснить Мише, что именно такой исход не гарантирован? А если люди просто деградируют на всём готовеньком? Когда всё уже лежит под носом на блюдечке с голубой каемочкой — к чему стремиться? Старые цели, идеалы, мерки — всё псу под хвост, в этом мире они не сработают. Здесь нужно строить всё с нуля — и систему ценностей тоже. Многие ли этим озадачатся? Вадим не питал иллюзий по поводу общей массы людей: лишь единицы не станут свиньями, лежащими в тенечке с бутербродом в руках. Но смогут ли эти единицы построить новую цивилизацию?
Для этого нужно, как минимум, иметь желание выжить и жить дальше. И как-то принять, что у них забрали всё.
Как объяснить Мише, что никакой высшей целью нельзя оправдать такое отношение к отдельным людям? Что нельзя так равнодушно списывать в утиль все достижения человечества? Для чужаков они, может, и не значат ничего или даже вредны и опасны, а нам каждый шаг вперед достался немалой ценой. А теперь всё потеряно. Перечеркнуто. Уничтожено. Речь даже не о науке и технике. Многие ли помнят наизусть всего Гомера, Шекспира, Пушкина? А музыка? А живопись?
— Но мы — никто, и на наше мнение можно наплевать… — он и не заметил, как заговорил вслух.
— Опять ты за свое! Не плевать им на нас, иначе оставили бы человечество умирать вместе с планетой.
— Но зачем так-то? Словно с детьми малыми, неразумными. Неужели нельзя было по-человечески, по-взрослому? Обсудить, договориться…
— А мы и есть малые и неразумные! — Миша тоже начал заводиться. — Или ты хочешь сказать, на Земле мы вели себя как взрослые? Обсудить? У нас правительства между собой не могут договориться! Да, по сравнению с тхуканцами мы — дети. Видел бы ты, на что они способны!
— Я видел…
— Ты сам как ребенок сейчас — обижен: доиграть не дали, посмели сломанную игрушку забрать. А что об эту игрушку ты пораниться мог — не думаешь.
Вадим не стал отвечать. Надо успокоиться, взять себя в руки. Не для того он в одиночку выживал всё это время, чтобы подраться с первым же человеком.
Шум за домом постепенно стихал, лишь изредка вспыхивая детскими восторженными воплями и смехом, плачем, хлопаньем дверями и другими звуками, от которых Вадим уже успел отвыкнуть. Звуками человеческой общины.
Интересно, Миша сам верит в то, что говорит? Это ж насколько надо быть идеалистом, чтобы втирать подобные розовые сопли про более духовное человечество?
— И что теперь будет?
— А ничего, — Миша проглотил остатки кофе и с сожалением посмотрел в пустую чашку. — Люди попривыкнут, освоятся. Собьются в кучки вокруг вожаков и будут жить дальше.
— Вожаков?
— Большинство людей предпочитает не думать самостоятельно, а делать, что говорят. Им нужны вожаки. Лидеры.
— Где ж их столько взять?
— Сами найдутся. Или люди выберут — они без этого не могут.
Ответить Вадим не успел — из-за дома вырулила крупная дама неопределенного возраста в строгой юбке и белой блузке с рюшечками и направилась прямиком к ним. Бюст ее выдавался далеко вперед, а закрученные «фигушкой» волосы довершали картину. В руке она держала что-то похожее на блокнот и карандаш.
— Добрый день! — не дожидаясь ответа, она продолжила: — Мы тут переписываем всех. Для порядка. Кто здесь проживать будет — вы вдвоем?
— Посмотрим. Может, вдвоем, а может, я и в другое место перееду, — усмехнулся Миша.
— Нет уж, вы сейчас определяйтесь! Как потом разбираться будем, кто где живет? Не хотите здесь — там еще много пустых домов осталось, любой берите.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});