случай выглянула из окна – проверить, не случилось ли несчастья. Но кошак, выглядевший вполне целым, ошеломленно встряхнул головой, задрал ее к моему окну и вякнул что-то гадкое про меня и Хомякова. Владимир Викентьевич говорил, что магу необходимо тренировать самообладание, поэтому я не стала сразу портить рысью шкуру, а, чувствуя себя героиней древних анекдотов, высунулась из окна и прошипела:
– А теперь отползайте, Юрий Александрович, отползайте, пока я не подожгла шерсть между вашими ушами.
И отправила совсем маленький огонек к его носу. Крохотный, он даже почти потух, пока долетел до адресата. Но Юрию этого хватило: ругаться он перестал, послушно припал к земле и пополз в сторону ограды столь шустро, что все сомнения по поводу его невредимости сразу пропали. И пусть мне кто-нибудь заявит, что котики плохо обучаемые, – у меня будет что ответить: вы просто правильно их не стимулировали.
Юрий был простимулирован правильно, поэтому я удовлетворенно захлопнула окно, задвинула шпингалеты и с чистой совестью отправилась спать. Если в моей комнате никто не видел постороннего мужчину, значит, его там не было. Когда я уже почти заснула, в голову пришла странная мысль: мама Николая просто пожалела маленького беззащитного хомячка и не стала выбрасывать на улицу. У меня бы тоже, наверное, рука не поднялась.
Утром о ночном происшествии не напоминало ровным счетом ничего. Ночью выпал снег, и даже если Юрию доползти до ограды не удалось, то узнают об этом не скоро. Если, конечно, все это было на самом деле, а не явилось кошмарным сном. Я даже засомневалась ненадолго, но почти тут же обнаружила на подоконнике клок шерсти. Значит, все-таки не приснилось. Боже мой! Я невольно хихикнула: гимназистка выбросила из окна офицера русской армии. Я бы на месте Юрия молилась всем богам, чтобы это не попало в газеты: позора не оберется. Я начинала понимать княгиню Рысьину: если в ее клане таких, как Юрий, несколько, то тут не только зашипишь – тут кусаться начнешь. Ночному визитеру повезло, что я из него только выдрала немного шерсти, а не оставила без уха. Безухий оборотень потерял бы весь свой лоск. Или, напротив, стал бы выглядеть мужественней? Немного мужественности Юрию точно бы не повредило. Подумаю об этом при нашей следующей встрече.
Я собрала все улики, которые нашла в комнате, до самого крошечного волоска, и окончательно уверилась, что никто ничего не узнает. В конце концов, такой маленький комочек шерсти всегда можно незаметно выбросить.
В счастливом заблуждении я пробыла ровно до завтрака.
– Знаете, Елизавета Дмитриевна, из вас бы получилась прекрасная глава клана, – неожиданно сказал целитель.
– Почему вы так думаете, Владимир Викентьевич? – удивилась я.
– Юрий Александрович вас слушается так, как никогда не слушался Фаину Алексеевну. Во всяком случае, не припомню, чтобы он от нее отползал по-пластунски.
– Значит, вы знали, что он проник в дом! – От возмущения я отложила ложку, в которую успела уже набрать овсянки, и даже тарелку от себя отодвинула. – Знали и ничего не делали? Как вы могли, Владимир Викентьевич!
– Мне настоятельно рекомендовали не мешать вам мириться. – Если он и смутился, то совсем чуть-чуть.
А ведь я понятия не имею, насколько Владимир Викентьевич зависим от Рысьиной. И если эта зависимость сильнее, чем предполагает Николай, тогда получается, что я, будучи зависима от него, в результате завишу от княгини. Но Юрия она мне не навяжет ни в каком виде!
– Во-первых, для того, чтобы с кем-то помириться, нужно с этим кем-то сначала поссориться. Я с Юрием… Александровичем не ссорилась, я его знать не знаю и знать не хочу, если вы понимаете, о чем я. А во-вторых, о каком примирении может идти речь с голым мужчиной в спальне, сами подумайте.
– Почему с голым? – нахмурился целитель. – Мне обещали, что он не выйдет из облика рыси.
– Он и не вышел. Но я-то знала, что он на самом деле голый, а значит, ему нечего делать в моей спальне. Мало ли что могло случиться.
– Уверяю вас, Елизавета Дмитриевна, если бы вам что-то угрожало, я бы вмешался.
– То есть то, что он торчал в моей спальне в виде рыси, меня ни в коей мере не компрометирует? – подозрительно уточнила я. – Я не так давно узнала, что просьба показать второй облик не совсем прилична и допустима только при близких отношениях.
– Вы же не обращались к нему с такой просьбой, – улыбнулся целитель. – Вот если бы обращались или, не дай боги, приглашали бы к себе в спальню, тогда да, можно было говорить об отсутствии приличий.
– И все равно я уверена, что вам следовало вмешаться еще до того, как он появился на подоконнике моей комнаты, – упрямо возразила я. – Зачем он вообще полез ко мне?
Причем полез даже без розы в зубах или завалящей коробочки конфет. Посчитал, что лучший подарок даме – он сам?
– Фаина Алексеевна была уверена, что его второй облик окажется для вас притягательнее и заставит забыть размолвку.
– Фаина Алексеевна так беспокоится о Юрии Александровиче?
– Фаина Алексеевна беспокоится о вас обоих.
– Пусть она за меня не беспокоится, – раздосадованно бросила я. – Да и за Юрия Александровича ей беспокоиться не стоит. Вы говорили, что он в оппозиции к княгине. Я бы за такую оппозицию не переживала, мне было бы за нее стыдно.
– Будете главой клана – заведете такую оппозицию, какую захотите, – миролюбиво предложил целитель. – Или воспитаете, чтобы точно стыдиться не пришлось. А уж со своей оппозицией Фаина Алексеевна сама решит, что делать.
Наверное, целитель прав и глава должен заботиться обо всех членах клана, даже тех, кто выступает против него. И все же выгонять из клана внучку, чтобы потом пристроить ее оппозиционеру, странно даже для Рысьиной. Разве что Юрий эту самую оппозицию возглавляет… Хотя вряд ли Юрий. Глуповат он для этого. Разве что его отец… Я посмотрела на целителя, поняла, что он ждет от меня какого-то вопроса, и решила из вредности больше ни о чем не спрашивать. Мне нет дела до клана Рысьиных, а им не должно быть дела до меня. Я невозмутимо придвинула к себе тарелку и начала аккуратно перекладывать ее содержимое в рот, попутно размышляя, как бы выпросить у целителя пару занятий по защитной магии.
Возможно, тем, что я ничего не спросила, я разочаровала Владимира Викентьевича, поскольку он опять отказался со мной заниматься. Сказал, что занят, и предложил самостоятельно повторять то, что мы с ним уже изучили. Правда, уточнил, чтобы я это ни в коем случае не делала