Читать интересную книгу Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. - Любовь Воробьёва

Среди прибалтийско-немецких помещиков началась паника. Генерал-губернатор Броун вызвал три полка и направил их в центр волнений, отдав приказ безжалостно расстреливать восставших. 4 июля в Ряпина и 18 августа 1784 г. в Карула дело дошло до столкновений крестьян с войсками. Крестьяне с кольями, дубинами и камнями шли на солдат. Те отвечали ружейным огнём.

Русский писатель Д.И. Фонвизин, проезжавший в 1784 г. через Эстляндию и Лифляндию, писал своим родственникам в Петербург: «…Мужики крепко воинским командам сопротивляются и, желая свергнуть с себя рабство, смерть ставят ни во что. Многих из них перестреляли, а раненые не дают перевязывать ран своих, решаясь лучше умереть, нежели возвратиться в рабство… Мужики против господ и господа против них так остервенились, что ищут погибели друг друга»{117}.

Выступления в Лифляндии были подавлены силой оружия. Бунтари были наказаны шпицрутенами, а затем многие из них были направлены на каторжные работы. Вместе с тем протест, вылившийся в открытый бунт, и последовавшая затем расплата были не совсем напрасными. Правительство, хорошо осознавая риски, связанные с крестьянским вопросом в Прибалтийском крае, потребовало, чтобы помещики не увеличивали повинности по своему усмотрению.

1780-е гг. были не только отмечены крестьянскими волнениями, но и стали временем продолжения екатерининских реформ. Императрица старалась теснее привязать прибалтийские губернии к России через введение общегосударственной системы административного управления, единого суда, единых налогов и пошлин, через уравнение в правах дворян и горожан Прибалтики с соответствующими сословиями во внутренних губерниях России.

Губернская реформа 1775 г. (или учреждение о губерниях) вводилась в России постепенно. Создавалось впечатление, что Екатерина II не торопится преобразовывать управление в Эстляндской и Лифляндской губерниях. Это давало пищу надеждам, что земство и город останутся при своих привилегиях. Хотя Екатерина уже высказалась, что для подъёма Эстляндии и Лифляндии не видит другого средства, кроме введения наместничеств, предпринимались попытки убедить государыню, что привилегированные сословия довольны старинным управлением и не хотят перемен. В период с 1781 по 1783 г. генерал-губернатор Броун делал представления императрице аналогичного содержания. Но Екатерину, как оказалось, было невозможно смутить глухой оппозицией приверженцев средневековых порядков. Она не сделала никаких исключений для Прибалтийского края. Генерал-прокурор князь Вяземский вызвал графа Броуна, своего личного друга, в Петербург и дал ему наставления в отношении введения наместничеств. Поскольку князь Вяземский поспешил принять меры к скорейшему введению наместничеств, прибалтийско-немецкие авторы, в частности Нейендаль, заподозрили в нём врага немцев вообще и лифляндцев в особенности. Более того, Нейендаль высокомерно возмущался тем, что Вяземский желает «сравнять немцев и лифляндцев с русскими». Досталось и Броуну, ведь «этот старый солдат» не воспрепятствовал реализации реформы, так как вообще считал «слепое повиновение высшим нравственным качеством всякого и первым качеством в подчинённом»{118}. На самом же деле князь Вяземский руководствовался лишь п. 9 Наставления, полученного от императрицы в 1764 г. при назначении его на должность генерал-прокурора для содействия нуждам и пользе государства. Что касается графа Броуна то он, действительно был точным исполнителем воли Екатерины и не терпел, если распоряжения правительства не претворялись в жизнь. Правда, в противном случае он едва ли остался бы на своём месте.

Прежде чем обрусить Прибалтийский край, т.е. ввести наместничества, Екатерина распорядилась в 1782 г. объединить прибалтийские губернии вместе с внутренними русскими губерниями в единой таможенной системе. Эта мера способствовала укреплению экономических связей Прибалтики и российских регионов. Доходы же казны увеличились на 70%. Из них 40–65% уходило на содержание местных учреждений и жалованье чиновникам, остальная часть шла в распоряжение центрального правительства.

Кроме того, манифестом от 3 мая 1783 г. все ленные поместья Прибалтийского края были объявлены собственностью их держателей[45]. Эта мера укрепила помещиков экономически и несколько успокоила в преддверии новых реформ. Одновременно вводилась подушная подать: 1 рубль 20 копеек с горожан (мещан) и 70 копеек — с крестьян. Для учёта душ (налогоплательщиков) стали периодически проводиться ревизии (переписи). Первая такая ревизия была проведена в Эстляндии и Лифляндии в 1782 г. Купцы были обязаны платить налоги в размере одного процента с объявленного ими капитала.

Губернская реформа была распространена и на Прибалтийский край. По высочайшему указу 3 июля 1783 г. были открыты Рижское (Лифляндия) и Ревельское (Эстляндия) наместничества. Таким образом, власть в Эстляндии и Лифляндии подпадала под контроль наместника, и такой порядок управления стал называться наместническим.

В апреле 1785 г. Екатерина II в рамках общей административной реформы обнародовала Жалованную грамоту дворянству. В ней постановлялось, что нельзя отобрать у дворянина его имение без судебного дела и что дворянин имеет право свободно распоряжаться своими имениями, за исключением унаследованных. Тем самым впервые в России была введена частная собственность на землю как привилегия дворянства и устранены последствия революции Иоанна Грозного с практикой «отписать на государя», т.е. конфисковать, земли, принадлежавшие частному собственнику. Были учреждены губернские и уездные дворянские собрания для выбора должностных лиц местной администрации и суда. Для управления сословными делами учреждалась должность предводителя дворянства, созывались дворянские депутатские собрания и создавались опекунские советы. Одновременно ликвидировалась прежняя кастовая замкнутость прибалтийских рыцарств и низшее дворянство становилось равноправным участником ландтага.

В апреле того же 1785 г. была обнародована Жалованная грамота городам, или «городовая грамота». Она явилась важным шагом вперёд, поскольку расширяла право общественного представительства и регламентировала статус городских жителей.

Этот документ определил полномочия новых выборных городских учреждений и расширил круг избирателей. По имущественным и социальным признакам устанавливалось шесть категорий горожан: «настоящие городские обыватели», т.е. владельцы недвижимости из дворян, чиновников и духовенства; купцы трёх гильдий; ремесленники, записанные в цехи; иностранцы и иногородние; именитые граждане; посадские, т.е. все прочие граждане, занимавшиеся промыслом и мелким ремеслом. В городах раз в три года созывалось собрание «градского общества», в которое входили наиболее состоятельные горожане. Постоянно действующим городским органом была «общая градская дума». Судебными выборными учреждениями в городах являлись магистраты{119}.

Следуя своим взглядам на отношение государства к окраинам, императрица ввела городовое положение и в прибалтийских городах. В результате реформы городского управления были ликвидированы самоуправство магистратской клики и такой порядок вещей, когда отсутствовала свобода промыслов и ремёсел, а чрезмерные выгоды одной части населения (т.е. граждан) оборачивались явным ущербом для другой (неграждан, иностранцев и т.д.). Реформа в городском управлении ввела действительное представительство общины. Как и повсюду в Российской империи, все горожане были разделены по имущественному признаку на шесть разрядов, причём более зажиточные и, следовательно, платящие большие по размеру налоги получали и большие права. Теперь зажиточные русские и эстонские купцы могли стать членами преобразованных гильдий и называться мещанами (бюргерами). По мнению Меркеля, Рига, со своей ганзейской стариной, кончила бы непременно тем, что в конце концов измельчала бы и обеднела, если бы императрица Екатерина II не поспешила на помощь падающему городу с коренной реформой городского управления{120}. С этой реформой только немногие теряли очень много[46]. И потому представители лагеря немногих отнеслись к ней критически. Вот как противник реформы Нейендаль прокомментировал её результаты: «Новое городовое положение внесло в Ригу множество новых стихий; оно дозволяло каждому записаться в какое угодно сословие, так что если он только платил подать с доходов, то пользовался всеми правами и преимуществами граждан… Тут то появились целые толпы различных личностей, записываясь в то или другое сословие, и число рабочего народа значительно уменьшилось. Почти везде можно было наткнуться на так называемого рижского купца. Последствия этого порядка дел оказались вредными в двух отношениях. Во-первых, гражданское население (т.е. так называемые граждане) потеряло свой вес и почёт, которыми до сих пор пользовалось, и, во-вторых, из превратившихся в граждан крестьян и им подобных образовались ленивцы и ненадёжные люди, даже и разная сволочь».