из нас крепче был привязан к другому. Когда она умерла, я лишился лучшего друга. Я никогда её не забуду».
Но не стоит обольщаться: если конечная цель требовала умертвить собак, не оставалось места сомнениям. У наших четверых путешественников заканчивался провиант, особенно не хватало корма собакам. Когда остальные трое спустились к Фройхену, туши мёртвых собак бесцеремонно порубили на куски и скормили оставшимся. Те сначала не торопились есть своих собратьев, но к утру от туш почти ничего не осталось. Фройхен после описывал, как ведут себя собаки в трудных обстоятельствах: «Собачья натура так же разнообразна, как человеческая. Некоторым собакам всё равно, что есть: они родную мать сожрут, если придётся, и я это не раз наблюдал. Иные же собаки скорее умрут с голоду, чем прикоснутся к трупам своих собратьев. Порой собака отказывается есть, пока туша ещё тёплая, но потом, видно, забывает, что это, и с жадностью пожирает».
Люди решили собак не трогать: сначала лучше попытать счастья на охоте. Фройхен, к сожалению, не мог пойти с ними из-за раны на бедре и снежной слепоты. Ему пришлось остаться на месте, заботиться о своей ране – и ждать. С ним остались несколько самых верных собак: они составят ему компанию и при случае отгонят волков и медведей. Учитывая, как тяжело жилось полярной собаке, удивительно, что некоторые сохраняли людям верность и сражались за них насмерть. И собаки Фройхена были из таких: они сторожили раненого хозяина несколько дней, пока Расмуссен и инуиты не вернулись с желанной добычей.
Оставшись один, Фройхен большую часть времени провёл, пряча лицо в спальном мешке, чтобы отдохнули и исцелились глаза. Когда он наконец выбрался на свет, он не знал, сколько минуло времени: его мучал бред от раны. Фройхен решил, что прошло пять дней, но наверняка сказать не мог.
Когда его спутники наконец вернулись, они сообщили Фройхену, что, по их представлениям, отсутствовали от четырёх до шести дней. Голод гнал охотников вперёд, и они не следили за временем, предполагая, что этим занимается Фройхен: ведь он у них отвечал за навигационные приборы и определял местоположение. Знать точную дату было важно, потому что сбой в расчётах мог дорого стоить экспедиции. Так или иначе, путешественники согласились, что прошло пять дней, и занялись насущными делами: нужно было найти пропитание.
Охотникам удалось добыть двух овцебыков. Утолив голод, они накормили сорок своих собак, которые тоже умирали от голода. Теперь у них хватало сил продолжить охоту, если только добыча скоро попадётся снова. Каменистый пейзаж был мрачен и по цвету напоминал штормовое небо. Охотников окружали в основном скалы, если не считать редкого низкорослого кустарника. Вдалеке виднелась линия гор, крутых и зазубренных, напоминавших хребет древней хищной рептилии. Землю припорошил снег. Двигаясь по неприветливой земле, охотники наконец дошли до места, которое прозвали «долиной Зигзагов»: она сильно петляла, и окружали её высокие серые скалы. Под майским солнцем из-под камней робко вылезала трава, низкорослые ивы и вереск, но дичи по-прежнему почти не было видно. Охотники перебивались мясом редких зайцев и тетеревов, на худой конец забивали слабую собаку. Остальные так оголодали, что грызли упряжь, отчего, по словам Расмуссена, «их дёсны кровоточили и оставляли красные следы на снегу». Теперь собаки в самом деле пошли в ход: жалеть их было уже нельзя. «Много написано о тяжёлых путешествиях, когда людям приходилось есть собак, – позже писал Фройхен, пытаясь дать контекст этой печальной ситуации. – Автор обычно подчёркивает, как тяжело человеку убивать собаку – прибегать к этому последнему средству, когда другого не остаётся. Вероятно, это правда. Но правда также и то, что в подобную минуту человек очень голоден, и тогда нет ничего прекраснее, чем увидеть котелок, полный горячего мяса» [10].
Когда охотники вернулись, они с Фройхеном решили, что лучше всего им разделиться. Иникитсорк и Фройхен отправятся на запад, а Увдлуриак и Расмуссен – на восток. Через четыре дня договорились встретиться, надеясь, что к этому времени найдут дичь или надёжный ориентир.
Фройхену и Иникитсорку на западе мало повезло: они нашли только одного кролика, которого съели сырым. Расмуссен и Увдлуриак принесли с востока более обнадёживающие вести: они видели море, и Расмуссен был уверен, что разглядел Индепенденс-фьорд, который располагался неподалёку от Земли Пири. Если всё на самом деле обстояло так, это значило, что Фройхен ошибся в вычислениях. Выходило, что они оказались далеко от Датского пролива, куда планировали выйти и отыскать там Миккельсена и Иверсена. Теперь, чтобы добраться туда, им предстояло преодолеть территорию, о которой они знали лишь, что она пустынна и сурова: сюда когда-то оказались заброшены Мюлиус-Эриксен, Хаген и Брёнлунн.
Расмуссен был уверен в своих наблюдениях, но Фройхен был настроен скептически. Расмуссен плохо ориентировался, а арктический свет часто обманывал глаза. Нужно было перепроверить: с этой целью Фройхен и отправился в путь. Когда он вернулся, то утверждал совсем другое: долина Зигзагов привела его прямо к Датскому проливу. К тому же он принёс с собой сердца трёх овцебыков, которые небрежно бросил к ногам своих товарищей: Фройхен демонстрировал, что ещё и дичь нашёл! Надо было только пойти и забрать её. «У собак наших снова были полные животы: давно мы так не радовались», – написал об этом Фройхен.
С удовольствием проглотив сердца овцебыков, друзья отправились в путь и несколько дней шли по живописным окрестностям, то и дело замечая между камнями красную камнеломку и жёлтые маки. 1 июня путешественники наконец вышли из долины Зигзагов и действительно оказались почти у Датского пролива. Тут острый глаз Фройхена заметил в земле металл, блестевший на солнце, – верный знак присутствия человека.
Друзья бросились вперёд, сгорая от любопытства, и нашли металлический полоз, торчащий из земли, словно флагшток. Вокруг обнаружили пепел костра и заключили, что кто-то сжёг нарты, чтобы приготовить еду. Также неподалёку обнаружили собачий помёт, в котором попадались щепки, обрывки ткани и верёвки: по-видимому, голодающие животные ели что придётся. В некоторых обломках Фройхен признал вещи, принадлежавшие Датской экспедиции: значит, это было место, где Мюлиус-Эриксен, Хаген и Брёнлунн провели своё последнее лето. Холод, как всегда, сохранил остатки их лагеря в музейном состоянии. Фройхен вдруг живо вспомнил своих товарищей. «Они разбили лагерь в пустынном месте, – писал он. – Вокруг на многие километры не было никакой дичи, и летом отсюда было не выбраться. Что ещё им оставалось, кроме как сесть и ждать медленной, ужасной смерти».
Расмуссен, увидев место, где друг его детства провёл свои последние дни, тоже погрузился в невесёлые мысли: «Как же тихо бывает