– Если мы не подавим эти орудия, о высадке десанта не может быть и речи.
Очередной залп ввел всех находящихся на мостике в ступор, так как всплесков стало уже четыре, два легли недолетом, два других перелетом. Это вилка, значит, у русских здесь много орудий, что может кончиться печально. Одно обрадовало капитана – что была все же засечена одна из батарей. На ее подавление сосредоточили основной огонь рейдера. Но русские стреляли часто и довольно метко, фонтаны от взрывов вставали со всех сторон, один даже поразил пустой самолетный ангар, в котором разгоралось пламя пожара.
– А у этих русских хорошие наводчики, – отметил артиллерийский офицер крейсера.
– Лево двадцать, – скомандовал капитан после очередного накрытия, чтобы сбить прицел слишком пристрелявшейся батарее русских.
На берегу тоже несладко, было разрушено несколько домов в городке и часть повреждена, жителей, правда, заранее эвакуировали подальше от порта, и никто из них не пострадал. Досталось и артиллеристам лейтенанта Короткова, одно из его орудий было уничтожено, погиб почти весь расчет. Еще один снаряд попал в крейсер, уничтожив одну стопятимиллиметровую зенитную установку.
– Лево на борт, – опять скомандовал капитан Болькен.
Крейсер стал разворачиваться на отход, капитан понял, что последующее сближение с берегом может закончиться плачевно. Потопить не потопят, а лишних повреждений, да и потерь в экипаже тоже не хотелось иметь.
– Надо подавить эти орудия на отходе, – приказал капитан артиллерийскому офицеру.
И тут еще один удар потряс крейсер: снаряд, попав в корму, пробил палубу.
– Пожар на корме!
– Вот теперь, Петрович, наш выход, пока он в зоне досягаемости орудий, будем останавливать его, а то видишь, прибавил после того, как в зад получил.
Ни на берегу, из-за дыма пожаров и дымки на море, и даже с крейсера, так как взоры почти всех сигнальщиков были устремлены в сторону берега, никто не увидел, как в нескольких милях от рейдера из-под воды вынырнули две ракеты, пролетев немного по воздуху, они опять приводнились на поверхность океана (это были ракетоторпеды «Водопад»).
На наблюдательном пункте лейтенанта Короткова раздалось громкое «ура!», так как за кормой фашистского рейдера встали два фонтана и его повело вправо.
Крейсер содрогнулся всем корпусом, появилась сильная вибрация, и он покатился вправо.
– Держать курс.
– Корабль не слушается руля. Рулевое управление вышло из строя.
– Выяснить степень повреждений и доложить.
Через несколько минут поступили неутешительные доклады о повреждениях: перо руля сорвано, правый вал погнут, винт потерян, на левом валу винт потерял одну лопасть. Через поврежденные коридоры гребных валов вода попадала в машинное отделение, также были затоплены кормовые отсеки.
– Это конец, – констатировал капитан, – и кораблю, и мне. Мы остались без хода, до базы далеко, нам не уйти. Русские батареи мы подавим, но они могут вызвать боевые корабли или авиацию, и у нас не будет ни одного шанса уцелеть. Надо звать помощь. Радиограмму командованию, срочно. Передать на базу «Стою без хода, прошу помощи» и наши координаты.
– Ну вот и трендец этой сволочи, теперь он никуда не денется от нас, разве только на дно.
– Передайте на «Куйбышев», они-то нам должны поверить, пусть пушкарей уговорят прекратить огонь по кораблю, пока его не раздолбали. А мы сейчас с фрицами поговорим по-хорошему, если гансы рыпаться начнут, пусть долбят, пока не поумнеют.
Через несколько минут стрельба с берега прекратилась. Крейсер тоже прекратил отвечать.
Несколько минут радисты крейсера пытались связаться со своими, но все частоты были забиты шумами, и ни один сигнал не мог пробиться через этот шум. Работали только приемники, и радисты стали принимать необычные передачи. На мостик доставили одну из них.
Капитану первого ранга Вильгельму Меендсену-Болькену.
Командиру обреченного крейсера. Ввиду вашего безвыходного положения и для сохранения жизни более тысячного экипажа прошу сдать корабль в целости и сохранности. Убедительная просьба не игнорировать это предупреждение. Думаю, вам очевидно, от кого это послание, для пущей уверенности взгляните – по левому борту на расстоянии шесть кабельтовых мой перископ. В случае чего мои торпеды отправят вас на дно. Я бы не преминул воспользоваться этим предложением и спасти свой экипаж от смерти. Многие из них еще не познали женской ласки и никогда не познают, если вы примете неверное решение. Неужели вы такой ярый нацист, что безгранично преданы своему сумасшедшему ефрейтору? Пожертвуете ради его бредовых идей жизнью экипажа, и своей в том числе? Вы прекрасно осведомлены, что вас недооценивает ваше командование, а после этого провала вам светит в лучшем случае остаться в прежнем звании до отставки или понижение и какая-нибудь баржа. Помощи вам ждать неоткуда, сами вы корабль не покинете, совесть не позволит, да и не на чем. Все субмарины, кроме U-255, потоплены или захвачены. Не надейтесь на «Тирпиц» с «Хиппером», ими из-за вас никто рисковать не станет, а если они рискнут высунуться из фьорда, то быстренько доберутся до земли, что будет под ними. Вас уже списали со счетов, когда послали в эти воды. Даю тридцать минут на принятие решения. И напоследок, корабль должен остаться на плаву, с исправными приборами и механизмами. В противном случае мы не будем спасать ваш экипаж, если корабль вдруг начнет по какой-то причине принимать воду и погружаться, а вы все покидать его. Мы просто перетопим вас всех. Мы не советские моряки, и нам будет не жалко вас всех перетопить в холодных водах этого океана. Если будете согласны с этими условиями, дадите ответ на этой же волне.
Командир «Морского волка» ЛамипетПервые пару минут капитан пребывал в шоке от прочитанного. Офицеры, находящиеся на мостике крейсера, устремили взоры на него, недоумевая, что в этой радиограмме повергло капитана в такое состояние, он даже покрылся красными пятнами от злости. Не говоря ни слова, он вышел на левое крыло мостика, предварительно приказав начальнику связи, чтобы он и его подчиненные молчали о полученной радиограмме. На мостике все оставшиеся были в замешательстве, не понимая, что происходит.
Капитан еще раз, более вдумчиво, перечитал текст радиограммы, уже не так эмоционально. Он понимал, что его корабль обречен, но сдавать его русским – форменное предательство рейха, измена присяге. Но обречь весь экипаж на страшную смерть в студеных водах этого океана своим приказом он не мог. Да, они солдаты, присягали рейху и готовы умереть за фюрера. Однако тысяча молодых и здоровых мужчин, в одно мгновение потерянных для Германии, – не слишком ли большая плата за все ошибки командования, и его в том числе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});