Немного помолчав, он сказал:
— Что ж, ужин готов, а ты даже не взял хлеб.
Он настоял, чтобы Грациллоний попробовал все, что он для него приготовил. Разделить с ним трапезу было для Корентина знаком дружеского расположения. Несмотря на то, что оба мужчины пили только воду, они проговорили до самого рассвета.
Корентин загорелся от рассказа Грациллония про Ис. Однажды он там побывал, когда служил на одном из кораблей; на него город произвел впечатление прибежища греха. Узнав, что Ис снова отошел под влияние Рима, он расценил это как счастливое предзнаменование.
В самом деле, несмотря на затворничество, он был на редкость обо всем осведомлен. При упоминании о Присциллиане он погрустнел, но не удивился. Он все знал. Оказалось, что у него до сих пор случайно сохранились письма его учителя Мартина.
Что касается его прошлого, то он был сыном богатого британского иммигранта, приехавшего в Озисмию. Получил хорошее образование, но ему больше нравилось бродить по лесам и скакать галопом на лошади. (У них с Грациллонием нашлось немало общих воспоминаний, над чем они вдоволь посмеялись). Но в скором времени дела отца пришли в упадок: торговля не заладилась, участились набеги варваров. (Теперь оба нахмурились.) В пятнадцать лет Корентин начал самостоятельную жизнь. Через свои связи, минуя законы, он получил место на корабле и несколько лет был моряком — суровый человек, суровая жизнь.
В открытом море его судно попало в шторм, и команда уже не чаяла вернуться на берег. Большинство из них погибли, несмотря на то, что никакого христианства не придерживались, а приносили кровавые жертвы своим богам. Одержимому горячкой Корентину было видение. Достигнув наконец устья Лигера и оправившись от пережитого, он поехал в Пиктавум, где жил Мартин, тот самый Мартин, о котором ему не рассказывала ни одна живая душа.
Пока Корентин привыкал к общине монахов, этот человек давал ему наставления. Обучал он его по книгам. В минуты отдыха он часто сопровождал Мартина в Тур — чтобы принять учение от самого Мартина, когда он станет епископом; чтобы помочь ему проповедовать Евангелие в провинции, — пока он не согрешил с женщиной-язычницей. Потрясенный содеянным, он попросил разрешения уехать, чтобы найти прощение через епитимью, и вернулся в Озисмию, чтобы стать анахоретом. Несмотря на это, вскоре выяснилось, что Бог его не покинул.
Грациллоний вернулся в Аквилон полный раздумий.
IV
Приближалось зимнее солнцестояние, в Исе день рождения бога Митры выдался серым, в шесть часов утра было темно как в пещере. Перед рассветом стены крепостного вала окутала темнота.
Воздух был прохладным. За валом рычало море, над ним завывал ветер. Грациллоний не смел надеяться, что увидит в мерцающих над головой звездах доброе знамение.
Лица людей освещали покачивающиеся фонари, их свет нелепо отражался в камнях. При его появлении котурны прекратились. Пока он поднимался, никто не проронил ни звука, слышно было только шуршание одежды. Над прибоем возвышалась четырехугольная башня Ворон, ее зубчатые стены, как щиты, взмывали к небесам. Караульные, которые его уже ждали, отсалютовали и отошли в сторону. В свете фонарей было видно, что на лицах одних написан благоговейный страх, на других — дурное предчувствие, третьи были торжественны. Дверь осталась открытой. Грациллоний и его слуги вошли в башню. Перед ними разверзся лестничный колодец. Они поднялись наверх и, подойдя к парапету, залюбовались рассветом.
Над вершинами гор клубился белый туман, постепенно он сполз в долину, звезды погасли. Сразу стали видны медно-золотые башни Иса. Из темноты, как киты из морских глубин, появились крыши домов. За ними показалась освещенная солнцем вершина Ваниса, чуть ближе виднелся мыс Pax. В изменчивом свете фонарей он казался мертвым стариком, восставшим из своей могилы. Тускло светили маяки — их смотрители притушили огни. Океан пенился, морщился, бился о рифы, подступая к Сену. Под водой повсюду темнели заросли водорослей, в волнах беспорядочно толпились тюлени.
Оставалось несколько минут. Люди стояли, погруженные в размышления, или тихо разговаривали. Грациллоний с отцом отошли в сторону и смотрели вниз, на океан, поднимающийся с востока к городским стенам, прямо к Воротам Зубров. Вода шумно разбивалась о прибрежные камни. Еще царила темнота, озаряемая вспышками фонарей.
— Момент близится, — сказал Марк Валерий Грациллоний.
— Наконец-то, — ответил его сын Гай. Марк слегка улыбнулся.
— Я никогда не верил историкам, которые, когда случаются какие-нибудь важные события, вкладывают в уста вождей громкие слова. Настоящие вожди молчат, и это важнее слов.
— Тогда помолчим, — Гай посмотрел на тюленей. Неужели там действительно скитается тень Дахилис? Видит ли она его сейчас?
Марк решительно сказал:
— Еще не поздно вернуться. — Гай вздохнул.
— Возвращаться поздно всегда. Прости, отец. Впервые с тех пор, как исанские моряки и легионеры Кинана нашли его летом в Британии и привезли сюда на королевском корабле, Марк засомневался в упрочении митраизма в остальных городах. Действительно, король победил оппозицию, но он не успокоил сердца людей.
Тем не менее Марк, следуя правилам, все-таки принял посвящение и стал Посланником Солнца. Для Гая было странно, что его наставником был отец, человек, подаривший ему жизнь.
— Понимаю, — кротко сказал Марк. За последние несколько лет он сильно состарился. — Не обращай внимания на мое брюзжание. Мы построим Его крепость.
Ночь отступала, начинался день.
— Господь с тобой! — проговорил Гай.
Марк одернул его за рукав.
— Когда все закончится, надеюсь, мы найдем время поговорить? — прошептал он.
Гай пожал плечами.
— Конечно. Обещаю тебе.
Исполняя свой долг короля и римлянина, Грациллоний почти не имел возможности побыть со своим гостем, тем более накануне подготовки к утренней церемонии. К счастью, Марк был рад осмотреть город и провести время со своими внучками, особенно с Дахут.
Последний раз они виделись весной. И не предполагали, что им придется еще встретиться — уж слишком тяжелые времена им пришлось пережить. Поэтому Гай послал за Марком.
Он более охотно возвысил бы кого-нибудь другого. Вскоре ему именно это и придется сделать. Приглашения рассылались весь год, и на освящение храма съехалось все религиозное братство: три Ворона, два Оккультиста, Лев, два Перса. Среди солдат он увидел Кинана, Верику и Маклавия, стоявшего рядом со Львом. Все были в сборе.
Рассвело. Над горами поднялось солнце. Гай Валерий Грациллоний и его люди запели церковный гимн и прочли молитву.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});