Читать интересную книгу Парижский десант Посейдона - Дмитрий Черкасов

– Меньше знаешь, крепче спишь, – заметил Мина.

– Ты, Мина, можешь не смотреть, если боишься.

– Я боюсь?! – оскорбился тот.

– Ладно, шучу. Магеллан, иди поближе – читай и запоминай. Это как раз для тебя работа.

Магеллан уже давно топтался в нетерпении, дыша Каретникову в затылок. Его чудо-память нуждалась в подкормке. До сих пор ему нечего было запоминать, кроме деталей унылого подводного ландшафта.

– Диск наверняка запаролен, – предупредила Медуза.

– Очень возможно. Тогда подгребай поближе, Магеллан. Это для тебя работка.

Тот с притворной застенчивостью поправил очки и улыбнулся.

Медуза была совершенно права: открыть диск оказалось не так просто.

– Что мог накрутить этот старый маразматик? – раздраженно пробормотал Каретников, слезая с пня и уступая место Магеллану.

– Брось, шеф, – отозвался Магеллан. – Я уверен, что Валентино понятия не имеет, как работать с компьютером. Тут потрудились мастера... ребята, гляньте-ка. Усекаете?

– Ты не томи, объясни, – пробурчал Посейдон.

– Вирусня, – Магеллан ткнул пальцем в экран. – И шибко злая. Если тронуть по-глупому, она и винчестер снесет...

Его длинные пальцы запорхали по клавиатуре.

– Справишься? – с сомнением спросил Торпеда.

– Еще бы. Я этот вирус хорошо знаю...

– Уже убивал?

– Я сам его и писал, – усмехнулся Магеллан.

Торпеда обменялся взглядами с Торпедой и покрутил пальцем у виска. Страсть Магеллана к написанию вирусов была нездоровой, общеизвестной и не раз вызывала нарекания.

Магеллан же всегда обладал отменной интуицией, как будто глаза у него были и на затылке.

– Лучше спасибо скажите, – посоветовал он, не оборачиваясь. – Видите, как удачно? Я написал, они применили. Сейчас мы его благополучно грохнем... Вот гады! Они его к паролю привязали. Пробьешь пароль – автоматически заработает вирус. Ну ничего, умники...

Он забыл обо всем на свете и колотил по клавишам, словно заяц по барабану. По экрану сплошным потоком бежали цифровые ряды.

– Ты там аккуратнее, – Каретников нервничал.

– Не боись, командир... Готово! Кушать подано...

Магеллан отвалился от клавиатуры и обвел товарищей победоносным взглядом. Спохватившись, он вскочил и освободил Посейдону место.

Каретников сел, всмотрелся в экран.

Сперва он ничего не понял.

Документы были на русском языке, но речь шла о каких-то микробиологических материях, в которых командир ничего не смыслил. Он сообразил, что выбрал диск-продолжение, хотя полной уверенности не было. Магеллан дышал ему в ухо, Магеллану было все равно, с какого места читать. Он впитывал информацию. Остальные тоже сгрудились вокруг Посейдона, пытаясь разобраться в терминологии.

Каретников уже хотел листать дальше, но вдруг замер на слове «Хюгенау».

С этого места он начал вчитываться очень внимательно. Пролистнул еще несколько страниц, неожиданно встал, засунул руки в карманы и отошел, пребывая в глубокой задумчивости. Он мрачнел на глазах. Магеллан продолжал просматривать документы. Трудно было сказать, понимает ли он прочитанное, – он, казалось, только фиксировал, чтобы уже потом разложить все по полочкам.

– Сворачиваемся, ребята, уходим, – приказал Посейдон по истечении пяти минут.

– Шеф, я еще не дочитал...

– Достаточно. Дело в целом понятное. Детали меня пока мало интересуют, для меня важнее суть. И она весьма неприглядна.

– Я поняла только, что наши проводили какие-то опыты над детьми, – голос Медузы звучал недоверчиво.

– Да, причем над теми, кого сами вызволили из нацистской лаборатории. Эсминец – плавучая лаборатория. Сначала над заключенными работали немцы, потом – свои, советские.

– И наработали, – подхватил Торпеда. – Оставили какую-то дрянь на борту, ее-то и спер этот гад.

– Все правильно, – кивнул Каретников. – Во всяком случае – вполне логично. О последних событиях в документах, я думаю, не говорится ни слова. Досматривать некогда: нам и вправду следует поспешить. Возможно все что угодно. Я понятно выразился?

– Яснее некуда, – отозвался Мина. – Клюнтин?

– Я этого не говорил, – отрезал Каретников. – Где же «яснее некуда»? Я повторяю: возможно все. Кто-то наверху отчаянно хочет завладеть этой документацией. Нас использовали и продолжают использовать, не обеспечивая поддержки ни разведкой, ни ударными силами.

Сильвер помогал Магеллану упаковать лэптоп и документы.

– А откуда вся эта хрень взялась у Валентино? – спросил он, не прекращая своего занятия.

– Понятия не имею. Судя по всему, у него имеются давние устойчивые связи с Россией. И я пока не могу сообразить, кто за ним стоит. Все! Обсуждение закончено. Главное вы знаете, и если со мной что случится...

Никто не стал возражать – дескать, брось, командир! Какие твои годы? Не каркай, плюнь через плечо, постучи себя по черепу.

Сам Посейдон испытывал острейшую потребность вторично пересечься с Маэстро. В голове у него прочно засели две фамилии: Остапенко и Красавчик. Он решил, что не стоит пока информировать группу об этих людях, один из которых – покойник.

Возможно, Красавчик еще жив, и было бы очень неплохо его разыскать.

И еще он отчаянно пожалел, что задержался на какие-то секунды, не успел взять Валентино живым. Доктор мог оказаться полезным, потому-то его и убрали с дороги.

* * *

«Шевроле» мягко затормозил на набережной.

Противоположный берег сверкал мигалками и озабоченно гудел; ветер гнал по реке клубы дыма, уже собрались многочисленные зеваки. Многие снимали происходящее на видеокамеры и мобильные телефоны. На машину, припарковавшуюся к дому, что позади, туристы и парижане не обратили никакого внимания.

Дверцы распахнулись, из салона выскользнули двое. Один чуть задержался, чтобы выволочь на божий свет какого-то бедолагу со связанными руками.

– Быстро, – прошипел Баз.

Уловив интонацию, узник перешел на трусцу.

Намер пристально посмотрел на него и пожал плечами.

– Что-то странновато, – пробормотал он, заходя вслед за Базом в подъезд.

Консьерж дремал, не замечая вошедших.

Это тоже показалось Намеру необычным.

– Что тебе странно? – Баз говорил шепотом.

– Больно резвый старик. Смотри, как чешет.

– Чтоб я так жил в его годы.

– Завидуешь? – Намеру было не до смеха, но он усмехнулся.

– Да, слюной исхожу. Все, замерли. Мне что-то не нравится здесь.

Баз придержал Гладилина за плечо, и тот остановился как вкопанный.

Намер прижался спиной к стене, обошел их и начал медленно подниматься, держа пистолет наготове. Одолев несколько ступеней, он обернулся и тихо спросил:

– Что тебя не устраивает? Мы говорили с Цефой десять минут назад.

– Я задницей чувствую. Почему этот идиот дрыхнет?

– Можно вернуться и спросить.

Баз немного подумал:

– Нет, не стоит. И без него шума много.

– Ты же не думаешь, что Цефа...

– Не думаю. И думаю. Я не знаю. Держи ухо востро.

Намер продолжил подъем.

На душе у него было отвратительно.

Улов не радовал – тем более что и сам этот улов казался ему все более подозрительным. Валентино под девяносто, если не больше; в таком преклонном возрасте люди ведут себя иначе. Возможно, причина в каких-то чудодейственных препаратах? Выяснять все это не было времени.

Кроме того, обоих мучила совесть.

Можно оправдываться чем угодно, но факт остается фактом: они бросили командира.

Поступок непростительный.

Даже если их действия будут признаны абсолютно правильными, даже если они благополучно доставят доктора к месту его неизбежного упокоения, на их репутации останется несмываемое пятно. «Ашан» расформируют, их раскидают по другим группам, где к ним отнесутся с понятным недоверием, и это навсегда. А то и вовсе переведут на канцелярскую работу. Или поставят инструкторами – но кому нужны такие инструкторы?

Двигались оба почти неслышно и понуждали к тому же своего пленника; «старец», к пущему удивлению бойцов, отлично все понял и старался идти тише.

Перед дверью все трое замерли, прислушиваясь к происходящему в квартире. Стояла мертвая тишина. Тогда Баз шагнул вперед и несколько раз постучал, всегда с разными интервалами. Когда щелкнул запор, он отпрянул и вскинул автомат.

Цефа, услышав такую последовательность ударов, не открыла бы никогда. Это был условный сигнал, предписывавший не приближаться к дверям.

Но Анна Манн, конечно, этого не знала.

Не знали и остальные семеро.

Поэтому юный Алоиз Кестнер, распахнувший дверь настежь, умер сразу: очередь, выпущенная из автомата База, прошила его аккуратно поперек, с боку на бок, едва не срезав торс начисто. Из-за падающего Алоиза, из темноты, брызнула струя нервно-паралитического газа, но израильтянин был начеку, успел увернуться и послал в черный коридор новую очередь. Одновременно Намер одну за другой метнул в квартиру две гранаты, швырнул связанного Гладилина на пол, перешагнул и вошел в прихожую, поливая огнем что ни попадя.