Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паж танцевал со своей королевой, и лицо его дышало удалью, здоровьем и весельем; затем паж подхватил Чернушку, одетую цыганкой, и они под звуки польки танцевали какой-то танец, который, как уверяла Шкот, мог бы быть и индейским…
Наступил день выпускного бала. В шесть часов, немедленно после обеда, старший класс был в дортуаре: к ним был допущен парикмахер. Весь красный, в поту, во фраке ради такого торжественного случая, он метался из одного прохода между кроватями к другому. Девочки, все в белых кофтах, сидели, как куклы, на табуретах перед зеркальцами и покорно позволяли проделывать со своими волосами, что было угодно этому "Фигаро" с Невского.
- Господин парикмахер, теперь ко мне! - говорили все по очереди. Фалдочки его фрака фрака летели кверху, и, растопырив локти, с щипцами в одной руке, гребенкой в другой, парикмахер бежал на зов.
Девочки с его помощью сразу все подурнели. Вместо милых головок с пробором ниточкой и гладко зачесанных висков получались какие-то вихры, торчки; вместо сложенных узлом заплетенных кос появились хитрые кренделя и воздушные пирожные. Причесанные девочки ходили раскрасневшиеся, из страха испортить прическу держали головы неподвижно, как куклы. Корсеты стягивали талии так неумолимо, что многих тошнило, они жевали мятные лепешки, тоскливо поводили глазами, но ни за что не решились бы распустить шнуровку. По-бальному снятые пелеринки и рукава обнажали посиневшую от холода кожу. Бедные маленькие мученицы были, как и всегда в сущности, предоставлены самим себе; классная дама, во-первых, была занята своим туалетом, а во-вторых, она существовала для того, чтобы не нарушался порядок, а порядок не нарушался потому, что неразумные девочки создали себе муку из предстоящего удовольствия.
Ботинки и перчатки у большинства были безобразны. Домой никого не отпускали, а потому все покупалось родными "на глаз"; девочки удовлетворялись, если только влезало, но и в этом они ошибались, сгоряча все казалось хорошо, но потом у иных ботинки так жали, что ноги ныли, затекали и они ходили как мученицы по горячим угольям. Перчатки, напротив, у большинства сидели как рукавицы на дворнике, но все-таки ни одна не решилась бы снять эту "бальную принадлежность" и показать свою маленькую, хорошенькую ручку. И несмотря на все это, молодость брала свое: во время бала разгоревшиеся личики сияли, белые зубы блестели, декольтированные шеи и обнаженные руки, у многих еще по-детски угловатые, показывали тонкую, нежную кожу. Забыв институтскую, "привитую", чопорность, они становились веселыми счастливыми девочками с нежным смехом и милой болтовней. Завитки их причесок, к счастью, распустились, растрепались и придали им более естественный вид. Все казались хорошенькими, каждая жаждала танцевать и заражала весельем своего кавалера.
В зал девочки вошли попарно; в глубине за роялем сидел тапер, который ударил туш, как только открылись входные двери. Направо стояла тучная Maman с целым штатом синявок, затем инспектор, учителя и все приглашенные. Вошедшие тридцать девочек под предводительством m-lle Нот, разукрашенной бантиками и лентами, стали налево.
Франк взглянула на группу гостей, тихо вскрикнула и подалась вперед. В первом ряду, не сводя с нее веселых, немного насмешливых глаз, стоял ее красавец Андрюша. "Приехал! Приехал!" - пело сердце девочки, и она вся засияла. Людочка, розовая, перетянутая, замечательно красивая, стояла в группе приглашенных стрекоз и тоже вся вспыхнула и заулыбалась, увидев статного офицера. Началась церемония представления; слева двигалась девочка, справа выходил кавалер, брались за руку и шли к Maman.
- Maman, c'est mon cousin - tel… (Маман, это мой кузен - такой-то…)
Cousin кланялся и бормотал какое-то "еnchante" (очарован)… Две девочки таки перепутали кузенов, но утомленная Maman уже все равно ничего не понимала и, сидя в глубоком кресле, со страдальческим видом подставляла свою жирную руку для поцелуя кузенам.
Наконец вступление кончилось! Тапер ударил вальс. Первым двинулся Андрюша и, низко нагнув голову, стоял улыбаясь перед сестрой; девочка, забыв, что она "дама", прыгнула ему на шею с лепетом "Дуся, Дуся", но он, смеясь, отвел ее руки, взял за талию, и брат с сестрой, как воплощение здоровья, молодости и веселья, царствовавших в этой зале, понеслись первой парой в плавном вальсе. За ними замелькали другие пары. Все девочки, кроме Салоповой, танцевали; ту оставили в покое, она одна в пустом дортуаре сидела на табурете, заткнув уши и закрыв глаза.
Степанов, учитель естественной истории, высокий, худой, зашагал как на ходулях из угла залы и остановился перед только что севшей Бульдожкой.
- Mademoiselle, un tour de valse?(Мадемуазель, тур вальса?)
- He пойду я с вами, ни за что! - отрезала девочка.
- За что такая немилость?
- Да вы такой длинный, мне не положить вам руки на плечо, ни за что не пойду! - девочка начинала злиться.
Степанов нагнулся к ее стулу:
- Бульдоженька, первое правило светской дамы на балу - не отказывать кавалеру; вот теперь я стану за вашим стулом и не позволю вам танцевать ни с кем, а если примете предложение, то я должен буду вызвать кавалера на дуэль.
Бульдожка заволновалась. В эту минуту к ней разлетелся правовед:
- Mademoiselle…
Бульдожка поглядела на Степанова, тот состроил страшное лицо.
- Je ne dance pas (Я не танцую), - пробормотала девочка. Правовед полетел дальше.
- Mademoiselle? - перед Бульдожкой стоял кадет.
Девочка не выдержала и обратилась к Степанову:
- Я пойду скажу Maman, что вы хотите драться, если я буду танцевать!
Степанов хохотал, его всегда забавляла сердитая девочка. Но кадет, к счастью, оказался из бойких и сразу смекнул положение.
- Вам угодно драться, - обратился он весело к Степанову, - я к вашим услугам, завтра на шпагах, а теперь, mademoiselle, un tour de valse (мадемуазель, тур вальса).
Бульдожка обернулась к Степанову:
- Видите? Нашлись и похрабрее вас, а завтра сами убежите. - И она пошла с кадетом, пресерьезно упрашивая его, чтобы он не дрался со Степановым, потому что если он убьет учителя, то ведь ей же и достанется.
- Monsieur Andre, monsieur Andre, как я рада, что вы приехали, - говорила Людочка, склонив голову на плечо брата Нади Франк.
Молодой человек глядел на девушку и видел в ее глазах нежность, слушал ее болтовню, и в ней, во всем ее существе, находил что-то тихое, разумное, и все его теории колебались - перед ним было несомненное счастье, счастье первой преданной любви!
И как в волшебном сне, счастливая пара носилась по зале под чарующие звуки вальса Штрауса.
- Mesdames et messieurs, Ю vos places. Messieurs, cherchez vos dames (Мадам и месье, на свои места. Кавалеры, ищите ваших дам), - надрывался адъютант Базиль, звеня шпорами и описывая круги по скользкому паркету, как по льду на коньках.
Видя, что Чиркова танцует с Базилем, бедная Русалочка, с трудом сдерживая слезы, отошла в сторону и натолкнулась на Степанова.
Пользуясь бальным правом, он продел руку девочки под свой локоть, вывел ее из танцевального зала и направился в соседний открытый класс; там он усадил ее на скамейку, а сам сел напротив.
- Ну-с, Русалочка, теперь вы от меня не уйдете! Так какие насекомые относятся к жесткокрылым, а?
Девочка улыбнулась; это был последний, плохо выученный ею урок.
- Жужелицы… - начала она.
- То-то, жужелицы! - И, заметив, что девочка делает попытку повернуться лицом к залу, чтобы видеть танцующих, он взял ее тоненькую руку и начал снимать с нее перчатку.
- Ну можно ли прятать руки в такие рукавицы, ведь они мне будут впору, право! Русалочка, а что, теперь на Кавказе хорошо, я думаю? Что, в Тифлисе спят теперь и не знают, что вы танцуете?
Девочка оживилась при одном слове "Кавказ". Учитель начал расспрашивать ее, говорил сам, а сердце его сжималось от жалости: "Бедный ты, бедный ребенок, - думал он. - Бедный ты кипарис, пересаженный прямо в снег. Унести бы тебя куда-нибудь в деревню, на приволье, подальше от всех этих ложных фантазий, поздоровела бы ты, Русалочка, и какая славная девушка вышла бы из тебя".
- Русалочка, вы были когда-нибудь в настоящей русской деревне, в помещичьем доме?
- Никогда не была.
- А там хорошо! - И он начал рассказывать ей о лунных ночах, о садах, в которых весной заливаются соловьи, о снежной бесконечной дороге и лихой тройке с валдайскими колокольчиками. Он прочел ей отрывок из поэмы "Мороз, Красный нос", и девочка сидела очарованная, вся порозовевшая, не спуская с него глаз.
- У вас нет деревни?
- Нет, Русалочка, но у меня есть кафедра, с которой я в следующий раз спрошу вас о жесткокрылых! - сказал он ей тоном волка из "Красной Шапочки".
Минаев во фраке, в белом галстуке, танцевал с Надей, визави их были Андрюша и Люда. Минаев держал себя просто и мило, но Надя, танцуя с начальством, была несколько скованна.
- Вам весело? - спросил инспектор.
- Страшно! - отвечала девочка.
- Вы любите танцевать?
- Ужасно! Дуся, Дуся, - сказала она, хватая брата за руку в chassИ croisИ (перекрестном прогоне),- у меня был Евгений Михайлович осенью! Ты знаешь?
- Летняя гроза - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Бабушка - Валерия Перуанская - Классическая проза
- Парни в гетрах - Пелам Вудхаус - Классическая проза