Но космос, даже самый ближний, наша орбитальная околица, еще очень долго не будет обжит! Он по-прежнему станет притягивать мечты не одного поколения землян и останется заманчивой целью, а не просто службой и профессией.
ПАЛЕЦ ФОРТУНЫ
У генерала Каманина много всего за спиной. «Голова в сединах, грудь в орденах» - это и о нем можно сказать, хотя он еще не так и сед. В двадцать четыре года он спасал в Чукотском море челюскинцев; девушки тогда пели по всему Советскому Союзу:
Мое сердце ранено
Летчиком Каманиным.
Очутиться б среди льдин,
Да чтоб вылетел один!
А с газетных клише смотрел молодой пилот, стремившийся всеми силами удержать на лице деловое, даже слегка насупленное, выражение...
С Гагариным они встретились впервые в начале марта 1960 года на приеме у главнокомандующего Военно-Воздушными Силами Вершинина.
Но для Юрия Николай Петрович не был совсем чужим: начальник Саратовского аэроклуба Григорий Кириллович Денисенко, тоже Герой Советского Союза, фронтовой товарищ Каманина, часто рассказывал о своем однополчанине.
Думаю, что с годами генерал, человек, как мне показалось, вовсе не сентиментальный, привязался к своим питомцам, чувствовал себя уже неотторжимым от них. В его дневнике проскальзывают эти озабоченные, почти родительские нотки.
5 апреля 1961 года, когда они прилетели из еще заснеженной Москвы на Байконур, где над песчаными барханами и мутной речкой дул сухой «афганец», Каманин записывает:
«В автомашине по дороге на аэродром, в самолете и сейчас, когда я пишу эти строки, а космонавты играют за окном в волейбол, меня неотступно преследует одна и та же мысль: кого послать в первый полет - Гагарина или Титова? И тот и другой отличные кандидаты... Есть еще несколько дней, чтобы сделать выбор. Невольно вспоминаются дни войны. Тогда подчас было трудно решать вопрос, кого посылать на рискованное задание; оказывается, во много крат труднее решить, кого из двух-трех достойных сделать участником всемирно-исторического события».
Проходят сутки, Николай Петрович снова обращается к заветной тетрадке:
«Весь день наблюдал за Гагариным, вместе обедали, ужинали и возвращались в автобусе. Он ведет себя молодцом, и я не заметил ни одного штришка в разговоре, в поведении, в движениях, который не соответствовал бы обстановке. Спокойствие, уверенность и знания - вот его характеристика за день... Ребята давно уснули, а я в раздумье сижу над дневником...»
8 апреля состоялось заседание Государственной комиссии. Полетное задание пилоту космического корабля «Восток» подписывают Королев и Каманин. «От имени ВВС я предложил первым кандидатом Гагарина Юрия Алексеевича, а Титова Германа Степановича - запасным. Комиссия единогласно согласилась с предложением».
9 апреля, воскресенье.
«В конце дня я решил не томить космонавтов и объявить им решение комиссии. По этому поводу, кстати сказать, было немало разногласий. Одни говорили, что решение о том, кто летит, надо объявлять на старте; другие считали - надо сделать это заранее, чтобы космонавт успел привыкнуть к мысли о полете.
Я пригласил к себе Юрия Гагарина и Германа Титова [и сказал как можно более ровным голосом:
- Комиссия решила: летит Гагарин. Запасным готовить Титова.
Не скрою, Гагарин сразу расцвел своей улыбкой. По лицу Титова пробежала тень досады, но это только на какое-то короткое мгновение. Герман крепко пожал руку Юрию, а тот не преминул подбодрить товарища: «Скоро, Герман, и твой старт».
Накануне полета, после обеда без тарелок и вилок, из космических туб, Юрий неожиданно сказал Каманину:
- Знаете, Николай Петрович, я, наверно, не совсем нормальный человек.
- Почему?
- Завтра полет. Такой полет! А я совсем не волнуюсь. Ну ни капли не волнуюсь. Разве так можно?
Наверно, все это так и было, хотя каждое событие имеет столько окрасок, сколько людей о нем вспоминают.
Инженеру-испытателю, например, Юрий запомнился в предстартовые дни совсем другим: неулыбчатым и отнюдь не беззаботным.
«Юрий увел меня в сторону от испытательной площадки, и мы прогуливались вдоль монтажно-испытатель-ного зала корпуса. Он долго молчал, молчал и я. Юра поднял голову и грустно сказал:
- Ну вот, скоро и расставанье...» А вот впечатление академика Королева: «В своей жизни я повидал немало интереснейших людей. Гагарин - особо значительная, неповторимая личность. В дни подготовки к старту, когда у всех хватало и забот, и тревог, и волнений, он один, казалось, оставался спокойным, даже веселым. Сиял как солнышко... «Что ты все улыбаешься?» - спросил я его. «Не знаю. Видимо, несерьезный человек». А я подумал: побольше было бы на нашей земле таких «несерьезных» людей... Один случай меня особенно изумил. В то утро, перед полетом, когда Юрий одевался в свои космические доспехи, я заглянул в «костюмерную» и спросил: «Как настроение?» - «Отличное», - ответил он и, как обычно, с ласковой улыбкой произнес: «А у вас?» Он пристально вглядывался в мое сероватое, уставшее лицо - не спал я ночь перед стартом, - и его улыбка разом погасла. «Сергей Павлович, вы не беспокойтесь, все будет хорошо», - сказал он тихо, но как-то по-свойски».
Герой - всегда собирательный образ, как бы ни был реален человек, ставший им. К фактам и датам биографии прибавляются те миллионы глаз и миллионы ушей, которые смотрят на него и слушают о нем. Народ не хочет знать о мимолетном и слабом в характере своего любимца. Нет, он не придумывает ему другую жизнь, просто волшебно освещает ее собственным светом, согревает своим дыханием.
И люди правы, когда делают так.
Мне рассказывала поэтесса Людмила Константиновна Татьяничева:
«Однажды весной, возвращаясь из командировки, я села в такси от вокзала и, так как мне интересны все люди, как бы коротко я с ними ни сталкивалась, стала приглядываться к шоферу и попыталась завязать с ним разговор. Но он отвечал неохотно, а потом и вовсе перестал. «Извините, - сказал, - но я хотел бы сейчас помолчать. Слова с языка не идут». - «У вас что-то случилось?» - «Конечно, случилось, - ответил он. - Юра наш погиб». - «Какой Юра?» - «Юра Гагарин».
А она еще ничего не знала, ехала в поезде и ничего не знала.
«Он ведь у нас у всех как первенец был. Первый в семье».
И стал горестно вспоминать о том, что и он видел однажды Гагарина. Тот выходил из машины. И так захотелось таксисту поговорить с ним! «Но о чем? О космосе? А что я в нем понимаю? И упустить случай такой не могу, просто, не прощу себе этого. Подошел, спрашиваю: «Юрий Алексеевич, сами машину водите?» - «Сам». - «А сколько она прошла?» - «Двадцать тысяч километров». - «А как здесь?» - потыкал пальцем. «Хорошо». - «Разрешите взглянуть?» - «Конечно». Облазили вместе всю машину, хорошо так поговорили...»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});