может снести мою беседку. Да что мелочиться, может забрать себе всю гостинцу. Какой смысл держаться за нее? Проходят годы, мир меняется, лицо мамы постепенно стирается из моей памяти. Все настолько далеко от того будущего, которое она прочила нам, что я уже даже не вижу этого самого будущего.
Уильям чертыхнулся, щелкнул замок на двери. Послышались нерешительные шаги.
– В этом нет ничего личного, – произнес он тихо, но твердо. – Я снесу беседку не для того, чтобы причинить тебе боль. Я снесу ее, потому что она сама скоро рухнет.
Я прикрыла глаза.
– Рейна, это всего лишь беседка, – с легким удивлением сказал он.
– Ты знаешь, как давно она здесь? – спросила я его. – Десятилетия. Ее построили задолго до твоего или моего рождения.
– Дисковые телефоны и факс-машины тоже та еще древность, но мы же не цепляемся за них.
– Дело не в ее возрасте. А в том, что она всегда тут была. Она – неотъемлемая часть гостиницы. Когда мне нужен отдых, нужно побыть одной, когда становится невыносимо тяжело, я скрываюсь в ней. Это место моего покоя. – По щеке скатилась слеза. Я быстро смахнула ее, чувствуя себя глупо. Зачем я пытаюсь ему что-то объяснить? – Не знаю, поймешь ли ты…
– Не пойму, – ответил он, а потом добавил: – Но понимаю, что беседка много для тебя значит.
Когда я обернулась, Уильям стоял у двери. Понурив плечи и как-то перекособочившись на одну сторону. Мои слезы не только мне доставили дискомфорт.
– Но ты ведь понимаешь, что ее нужно снести? – спросил он, по-доброму глядя на меня. – Понимаешь, что уже пора?
Понимаю. И уже давно.
Только мне от этого ни капли не легче.
Глава 21
Три года назад
Есть лишь несколько вещей, пугающих сильнее, чем вид моей мамы, ворвавшейся на вечеринку в мятой ночнушке, заправленной в джинсы с завышенной талией, волосами, обернутыми атласным шарфом, в босоножках, надетых на носки, и с глазами, горящими адским пламенем. Во всяком случае, так поговаривали одноклассники, смаковавшие между собой эту историю. Моя разъяренная мама стала легендой задолго до начала нового учебного года.
Сама я это зрелище пропустила, вернувшись в номер уже после того, как из гостиницы были вышвырнуты подростки-туристы, а десять приглашенных девчонок заперты в спальне до приезда их родителей. Комната постепенно пустела. Когда удалился последний сердитый родитель, мы с мамой тоже ушли.
Мы ехали домой на рассвете, в тишине наступающего утра. Дорога пустовала, но мама на каждом повороте излишне резко дергала руль, что было совершенно несвойственно ей, поскольку водила она всегда очень аккуратно. Не знаю, чем это было вызвано: злостью, усталостью или и тем и другим вместе взятым.
– Ты хоть представляешь, что натворила? – Ее пальцы на руле напряглись. – Все эти родители, гости… Что они о нас подумают? Распитие алкоголя несовершеннолетними, курение бог знает чего в моей гостинице, на пижамной вечеринке моей дочери… вечеринке, на которой она сама даже не была!
Я уперла взгляд в колени.
– Прости.
– Ты слезно умоляла меня позволить тебе устроить эту вечеринку. И я доверилась тебе. Решила, что ты достаточно взрослая. Что уважаешь гостиничный уклад.
– Прости, – повторила я, хотя это никак не улучшало положение дел. – Я оставила за главную Оливию. Не знаю, как все вышло из-под контроля.
– А я оставляла за главную Оливию? Нет. Ты была за главную. Ты. – Мама резко дала вправо, зацепив шинами тротуар. – Но нет. Ты болталась где-то с Эйденом. Снова.
Мои пальцы, лежавшие на ремне безопасности, дернулись. Мамины слова подразумевали нечто плохое, а меня всего-то не было несколько часов. Причем мы с Эйденом не выходили за пределы гостиницы.
Удивительно, как стремительно может измениться ночь. Всего пару часов назад мы с Эйденом любовались с утеса морем. Считали плывущие во тьме яхты, придумывая безумно нелепые истории об их пассажирах. Все было идеально: не слишком холодная, но и не слишком теплая ночь; нежные поцелуи, прерывающие шепот и смех. Идеальный день рождения.
Пока не зазвонил мобильный и все не покатилось в тартарары.
Но даже сейчас, крепко зажмурившись и отгородившись от мира, я все еще ощущала тепло щеки Эйдена рядом с моей, слышала напеваемую им тихо, без слов, мелодию.
Машина подскочила, возвращая меня в настоящее. Мама промчалась прямо по выбоине на дороге.
– Я уже не знаю, что делать, – сказала она. – Тебе мало того, что ты тайком бросила уроки фортепиано? И от кого я об этом узнаю? Не от тебя, конечно же, а от твоего учителя музыки! Я думала, ты ходишь на уроки, а ты развлекалась с Эйденом.
– Он не… Я перестала ходить на уроки фортепиано, потому что не хотела заниматься музыкой. Эйден тут ни при чем. – Надо было сказать ей об этом раньше, но я знала: она придет в ярость.
– Ты понятия не имеешь, как тебе повезло. В твоем возрасте я умоляла свою маму об этих уроках, чтобы играть так же, как мои друзья. Но у меня не было такой возможности. Мы не могли себе этого позволить. А теперь я могу дать это тебе, а ты отмахиваешься?
– Потому что не хочу играть на фортепиано. Я не получаю от этого удовольствия и не настолько хороша…
– Для того практика и нужна…
– Я хочу сосредоточиться на рисовании, – повысив голос, оборвала я маму. Она права насчет того, что вместо пропущенных уроков я проводила время с Эйденом. Но пока Эйден писал песни, я всю себя отдавала рисованию, экспериментировала с новыми материалами и техниками. Да, порой мы прерывались на поцелуи, но большую часть времени творили.
Недавно мы с учительницей рисования стали обсуждать мое будущее. Она вдохновила меня на портфолио и поиск университетских программ, дав нужные веб-сайты. Я нашла несколько в Тринидаде, но подавляющее большинство предлагалось за пределами страны. Я тайно совершенствовалась в живописи и участвовала в конкурсах в надежде выиграть достаточно призов или нарисовать что-то настолько прекрасное, что наконец заставит маму увидеть: это перспективное будущее для меня.
– Рисование – хорошее хобби, – отозвалась она. – Как и игра на фортепиано. Ты можешь сосредоточиться и на том и на другом, если будешь проводить поменьше времени с Эйденом.
– О боже. Ну почему ты так ненавидишь Эйдена? Он ничего плохого не сделал.
– Я не ненавижу его. Просто интересно получается: как только ты куда-то пропадаешь или делаешь глупости, он всегда рядом. – Мама нахмурилась. – До сих пор не верится, что ты сегодня сбежала. При мысли об этом… Не знаю, как теперь тебе доверять.
– Прости.