Я повернулась к нему:
— Пассажир был щедрым?
— Нет, сегодня у меня еще не было пассажиров. Я получил их за бумажку, что выдают там. — Он кивнул в сторону пункта для голосования.
— Они заплатили ему немного, — сказала моя собеседница, — потому что рикша не понимает всего, что здесь происходит. Да не все ли равно ему, чей кандидат пройдет? Его жизнь ведь не изменится. А лишние четыре аны — для него уже деньги. Те, кто понимают в чем дело, просят дороже.
Иногда цена поднимается до двух-трех рупий. Но сегодня очевидно, в этом нет необходимости.
Два агента опять уговаривали какого-то мужчину. Тот резко отпихнул одного из них и вошел в избирательный участок. Учительница засмеялась:
— Вот видите, не у всех бюллетени продаются. Конечно, продают немногие, но иногда их бюллетеней достаточно, чтобы дать перевес более богатой партии.
Вдруг в прилегавшем к улице переулке поднялся шум, послышалась брань, и из переулка выехал заляпанный кусками грязи автомобиль с разбитым ветровым стеклом. Машина резко затормозила, и появился ее хозяин, довольно пожилой сикх. Его лицо было красным от злости и возмущения.
— Эй, вы! — прокричал он в сторону затихшего переулка. — Хулиганы и бандиты! Вы думаете, я буду голосовать за вашу паршивую махасабху! Как бы не так! Я еще взыщу с вас за разбитое стекло!
Сикх в сердцах сплюнул и проворчал:
— И это называется демократические выборы? Никакого порядка.
Он горестно покачал головой и добавил:
— Такое хорошее стекло разбили, негодяи.
По всей видимости, в действие вступил новый вид «агитаторов». Очевидно, такого рода «агитация» не рассматривалась как «незаконные действия». Никто не пытался ее пресечь.
У многих уже голосовавших избирателей я заметила на руке синеватую метку.
— Что это такое? — спросила я у стоявшего неподалеку студента.
— Всем, кто проголосовал, ставят такую метку.
— Зачем?
— Чтобы не голосовали по нескольку раз.
— Но ведь предъявляется какой-то документ при получении бюллетеня?
— Да, но в документе нет фотографии, его может предъявить любой.
— А метку можно смыть.
— Не выйдет. Фирма гарантирует недельный срок, — засмеялся юноша.
Через несколько дней были объявлены результаты выборов. «Хинду махасабха» получила 9 тысяч голосов, Конгресс— 6 тысяч, «Иттихад-уль-муслимин» — тысячу.
В тот же день «Хинду махасабха» праздновала победу. Здание партии было иллюминировано и украшено цветами. До поздней ночи под его сводами раздавались поздравительные речи и гремели овации. На «именинника» Рамачандру Рао надели цветочные гирлянды. По району Асифабада под барабанный бой шли процессии сторонников «Хинду махасабхи».
«Охотники за душами»
С миссис Мозес я познакомилась во время заседаний Всеиндийского комитета Конгресса. У прилавка книжного киоска, где продавали конгрессовские издания, ко мне подошла небольшого роста полная женщина, одетая в простое темное сари.
— Вы, конечно, иностранка, — сказала она.
― Да.
— И давно вы живете в Хайдарабаде?
— Всего несколько месяцев.
— У вас здесь есть друзья?
— Да. И немало.
— А кто они?
— Такие же индийцы, как и вы.
— Нет, я имею в виду не это. Кто они по религии?
— Большинство мусульмане.
— А есть ли у вас друзья среди христиан?
— Может быть, и есть. Я, правда, этим никогда не интересовалась.
— Как? Не интересовались? Но ведь вы же христианка!
— Кто вам об этом сказал? Я не верю в бога.
Глаза женщины округлились:
— Этого не может быть.
— Иногда бывает.
— Меня зовут Мозес, миссис Мозес. Я христианка. У нас гут целая община.
Кажется, это становилось интересным.
— А кто же вы, католики, протестанты, православные или кто-нибудь еще?
— Мы ни то, ни другое, ни третье. Мы исповедуем истинную религию, не ходим в церковь, не посещаем увеселительных зрелищ и кино. Ведем очень простой образ жизни.
Я поняла, что миссис Мозес — баптистка. В городе действовало несколько американских баптистских миссий. У них была паства и среди индийцев. Мне захотелось поближе узнать, что же это такое. Я пригласила мою новую знакомую в гости. Она с излишней, на мой взгляд, готовностью приняла это приглашение.
Дня через два миссис Мозес появилась у меня. И не одна. С ней пришла немолодая женщина с узким бледным лицом и вкрадчивыми манерами святоши.
— Мы здесь, — скрипучим голосом начала она, — потому, что хотим наставить на путь истинный вашу заблудшую душу.
Признаюсь, я не ожидала такого оборота дела и почувствовала себя неважно.
— Да, да, — подтвердила миссис Мозес, — вы даже не знаете, как вы заблуждаетесь.
— Но я уверена, что не заблуждаюсь.
— О, это звучит наивно, — проскрипела бледнолицая.
«В конце концов, — подумала я, — даже любопытно, как они собираются меня „обращать“».
— Вот вам для первого раза, — миссис Мозес протянула мне библию.
— Я читала ее.
На лицах моих «обратительниц» заиграли торжествующие улыбки.
— Вот видите, даже такая, как вы… — начали они хором.
— Нераскаявшаяся грешница, — продолжала я их мысль.
Баптистки смущенно потупили очи долу.
— Зачем так резко. Мы просто хотели сказать, что даже вы не прошли мимо этой священной книги.
— Конечно, потому что каждый атеист должен знать библию.
— Но для чего же?
— Чтобы уметь бороться против всего этого.
— Мы не будем спорить. Только просим выслушать нас.
— Пожалуйста.
— Если вы посмотрите на небо, — заскрипела святоша, — вы увидите солнце, луну и звезды. И все это создал бог. И землю создал бог, и траву, и деревья, и людей.
Мне стало казаться, что надо мной просто издеваются.
— Вы это серьезно? — спросила я, подавляя чувство досады.
Обе они, очевидно, заметили мое состояние.
— Не волнуйтесь, конечно серьезно.
Далее следовал рассказ о том, как бледнолицая, божьей; волею, была совлечена с греховной стези индуизма и водворена в лоно христианства. В самых чувствительных местах она пускала слезу, и голос ее дрожал. Путь ее «спасения» был красочен. Мне же спасения в этот день не было. Проповедница все говорила и говорила. Миссис Мозес в знак, согласия кивала головой и поддакивала.
Вдруг, на мое счастье, в дверь просунулась голова чаукидара и «богопротивным» голосом рявкнула:
— Мэм-саб, пришли убирать.
Бледнолицая проповедница вздрогнула и беспомощно уставилась на чаукидара.