— Подчиняюсь насилию, — ледяным тоном проговорил дипломат.
За перегородкой в отделении милиции сидел лейтенант с подвязанной на черной косынке рукой.
— Так что, жулика пымал, товарищ начальник, — вытянувшись в струнку, доложил постовой. — Чемодан свистнул у кого-то и при задержании гражданину подсунуть хотел, да не на того нарвался. А документов при нем, при жулике-то, нету.
— Ваш паспорт, — обратился лейтенант к иностранцу. — О, дипломат… союзник… А чего вы со вторым фронтом тянете?
— Я могу быть свободен?
— Товарищ лейтенант, — взмолился Данилкин, — уверяю вас, чемодан его. Может, он действительно дипломат, но скорее всего, документы поддельные. Что понадобилось ему ночью на Бульварном кольце? Смотрите, не упустите диверсанта!
Лейтенант заколебался.
Две девушки в темно-синих беретах и серых гимнастерках, перетянутых ремнями, с любопытством прислушивались.
— Надо открыть чемодан, — предложила одна из них, — и посмотреть, что в нем.
— Ключа-то нет, — сказал лейтенант. — Взломать что ли?
— Рано взламывать, — возразила девушка-милиционер. — Если этот тип, — она кивнула на Савву Саввича, — увел чемодан, то ключ остался у владельца. Тогда придется ломать. Но прежде, на всякий случай, надо обыскать гражданина дипломата…
Иностранец возмущенно вскочил.
— Я протестую! Вы ответите за нарушение дипломатической неприкосновенности!
Но тут взорвался лейтенант. Он тоже вскочил и ударил кулаком здоровой руки по столу.
— И отвечу. Терять мне нечего, дальше фронта не пошлют!
У дипломата ключа не нашли, он оказался во внутреннем кармане меховой жилетки Данилкина. Уходя, иностранец оглянулся и — Савва Саввич мог поклясться в этом — подмигнул ему.
«Я пропал…» — подумал Данилкин обреченно.
— А вдруг взорвется? — сказала вторая девушка и отодвинулась.
Лейтенант приложил ухо к чемодану. Внутри было тихо.
— Погаси свет, Маша, — приказал лейтенант.
Он отдернул штору и распахнул окно.
— Глянь-ка, уже рассвело. Ну что ж, откроем…
Лейтенант вставил ключ в отверстие замка. Раздался музыкальный звон. Все замерли. И вдруг чемодан, вырвавшись, поднялся над столом, а затем ринулся в окно, безвозвратно унося свои содержимое и тайну…
* * *
— Так не годится! — скажет читатель разочарованно. — Оборвали на самом интересном месте. Где же развязка?
— Какая еще развязка? Ах да… Бумажник нашелся, он через дыру в кармане френча провалился за подкладку, и только волнение помешало Данилкину вовремя его обнаружить. Ключ, оказавшийся в жилетке, вообще был от почтового ящика.
— А чемодан, улетевший неизвестно куда, а таинственный иностранец?
— Вот об этом ничего не могу сказать. Конечно, окажись на месте бывшего пехотного лейтенанта Шерлок Холмс или комиссар Мегрэ, они довели бы дело до конца. Но, к счастью, у нас не детектив, а научная фантастика.
— Научная? Бред какой-то, чудо святого Иоргена!
— О нет! Чудес не бывает. Рассудим с позиций науки. Можно ли утверждать, что вероятность события, описанного дедом Финиковым, теоретически равна нулю? Отнюдь! Не хватает и никогда не хватит статистических данных. Пусть до сих пор никто не видел летающего чемодана, — это еще не означает, что в один прекрасный день, когда сложатся соответствующие условия, о которых мы пока ничего не знаем, какой-нибудь шальной чемодан не устремится ввысь.
Вспомните известную гипотезу о том, что бесследно исчезнувшие в Бермудском треугольнике корабли не потонули, а унеслись в гиперпространство. Правда, чемодан — не корабль, зато насколько он легче!
Кабалистическое слово
Актовый зал ломился: не каждый день можно услышать Старого Фэма! Ожидали сенсацию. Профессор Ролл Фэмоуз, которого за глаза все называли Старым Фэмом, принадлежал к касте ученых-затворников: не участвовал в конгрессах и симпозиумах, не давал интервью и вот уже четверть века не читал лекций. Его нечастые публикации содержали максимум информации при минимуме слов. Каждая работа становилась событием. Ее обсуждали, с ней спорили, затем признавали и относили к категории фундаментальных, хрестоматийных, классических.
Всемирную известность принесла Старому Фэму созданная им белконика. Статью с изложением ее канонов Фэмоуз претенциозно назвал: «Белконоид умнее своего творца».
Неудивительно, что шокированные коллеги объявили белконику реакционной лженаукой.
Белконика была поставлена в один ряд с астрологией и алхимией.
Фэмоуз уклонился от полемики. И это еще больше раздразнило его противников. Старый Фэм презрительно молчал — год, другой.
Тем временем белконика говорила сама за себя.
С белконоидами, как фактом, уже ничего нельзя было поделать.
Число сторонников Старого Фэма постепенно возрастало, противники искали пути отступления. Лавинообразно ширился поток белконической литературы. Но в нем не было новых работ Фэмоуза.
Подозревали, что Старый Фэм копит силы, дабы одним махом уничтожить и без того поверженных в уныние противников.
Вот почему предстоящее выступление Фэмоуза вызвало ажиотаж.
«Ну что он еще готовит? — читалось на лицах ученых мужей, сидевших в первых рядах. — Не будет ли подвоха?»
Молодежь, заполнившая галерку, жужжала. Одни явились поглазеть на знаменитого старца. Другие жаждали присутствовать при битве гигантов.
Самые примерные мечтали приобщиться к чужой мудрости.
Аудитория притихла. Быстрой, чуть шаркающей походкой на кафедру вышел Старый Фэм и, не ожидая вступительных слов поднявшегося с места председателя, начал:
— Библейская сказка о всемогущем создателе рассчитана на легковерных. Нет, не божественная воля положила начало разуму, а сама природа…
— Это кощунственно! — перебил академик Экс. — Отрицать акт творения, предопределенность алгоритмического казуса может только… только…
— Договаривайте! — прогремел Фэмоуз. — Впрочем, у вас за душой нет ничего, кроме обветшалых догм. Отрицать эволюцию, основанную на естественном отборе, сегодня может только… только…
— Коллеги, не нужно реагировать на чисто эмоциональные факторы, — затряс колокольчиком председатель. — Старый… Гм-м… Профессор Фэмоуз так редко выступает перед нами, что…
— Можно продолжать? — холодно осведомился Старый Фэм. — Хотя в любую минуту я готов освободить вас, уважаемые и неуважаемые коллеги, от своего присутствия…
Угроза подействовала.
— Имейте мужество признать, что синтезированные нами белконоиды, при всем их преходящем несовершенстве, обогнали нас в интуиции, умении находить правильное решение вопреки логике, строить догадки, воображать. А их способность непроизводственно размножаться? Дешево, эффективно! И вот ведь что самое удивительное: они получают от этого удовольствие!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});