Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Толпа застыла, потом мужчины повалились ниц, а женщины бросились со двора.
Опала веревка. Серега с закатившимися глазами повалился в руки Карпатову. Владимир Иванович выпутал товарища из петли, взвалил на плечо, как мешок с картошкой, и поволок в дом.
Обливаясь слезами, надрывно кашляя, Серега дотащился до дальнего угла казармы, уткнулся в стену лицом.
– Суки! – прокричал Витька. – Идиоты, кретины, что мы им сделали?..
Карпатов перевернул разбитый стол, поволок к двери. Глотов бросился помогать, они перегородили проход. Вакуленко волок какие-то доски, бросал поперек проема. Пленники притащили железный остов кровати, подперли им стол.
Серега дрожал в углу. Вакуленко, посчитавший, что принятых мер явно недостаточно, приволок к проему вторую кровать, взгромоздил рядом с первой, затем охапками таскал доски. Летчики задумчиво смотрели, как у выхода росла непробиваемая груда хлама.
Через несколько минут в дверь забарабанили.
– Открывать! – вопил переводчик Миша. – Открывать! Это свои! Уже никого нет!
Летчики нервно похихикали над забавным «свои», потом с интересом уставились на Вакуленко, который машинально продолжал упрочнять баррикаду.
– Шо уставились? – Хохол покрылся краской.
– Ничего. – Глотов покачал головой. – Сам заваливал, сам и разбирай.
– Почему это я должен ее разбирать? – возмутился Вакуленко. – Вас же, дураков, защищаю!
– Миша, потерпи! – крикнул Карпатов, промокая бинтом окровавленную голову. – У нас проблемы!
В дверь забарабанили со всей яростью.
– Открывать! – взволнованно восклицал Миша. – Срочно открывать!
– Ну, Вакуленко, ну, твою мать, защитник ты наш! – Глотов сполз с кровати и отправился разбирать баррикаду.
К этому делу нехотя присоединились все, кроме Сереги, для которого окружающий мир перестал существовать. Он видел всех в гробу и на кого угодно клал с соответствующим прибором.
В казарму вторглись взволнованный переводчик Миша и начальник тюрьмы Махмуд. В проеме мерцал автоматчик. Махмуд позыркал по углам, шагнул к окну, затем к трясущемуся Сереге, бросил Карпатову что-то резкое и явно непочтительное.
– Вы сами виноваты, – быстро перевел Миша.
– Конечно, – согласился Карпатов. – Мы всегда во всем виноваты.
– Не надо было смотреть, – объяснил Миша. – Похороны, да. Это нельзя.
– Интимная процедура, – подсказал Глотов. – При всем стечении народа. Понятно.
Начальник настороженно покосился на Глотова, выстрелил пальцем в окно и снова что-то сказал.
– Господин начальник разрешает смотреть в окно только утро и ночь. День нельзя.
– А дышать еще можно? – пробормотал Витька.
– Хорошо, – сказал Карпатов. – Мы будем смотреть только утро и ночь.
Махмуд задумчиво покорябал бороду, прошелся по казарме, остановился. Летчиков пронзил махровый ужас. Даже Серега перестал дрожать, повернул голову. Глотов сунул руки в карманы и тихо засвистел. Витька позеленел от страха. Начальник тюрьмы стоял на щите, под которым был подкоп. На половицах некая безалаберная душа оставила комок свежей глины.
Начальник тюрьмы что-то почувствовал, потоптался на месте и внимательно глянул на Карпатова. Тот тоже сообразил, в чем проблема. Нельзя сказать, что он не догадывался о планах членов экипажа. Шила в мешке не утаишь, особенно когда за дело берутся умственно отсталые персоны.
– Что-то еще, господин начальник? – спросил Карпатов.
Миша тонкой интеллигентной натурой почувствовал – что-то здесь не так. Он с любопытством завертел головой, приоткрыл рот.
– А?..
– Бэ, – сказал Глотов. – Рот закрой, граната залетит.
– Что-то еще, господин начальник? – терпеливо повторил Карпатов.
Начальник тюрьмы свел в кучку густые брови и снова стал осматриваться. Он обозрел всех без исключения, потом посмотрел на свои ноги. Глаза Махмуда зашныряли по половицам.
– А давайте чайку! – воскликнул Вакуленко срывающимся голосом и метнулся к ведру.
Зазвенело как на колокольне. Башкой, что ли, хохол бабахнулся? Вакуленко схватил ведро, побежал к колодцу.
Махмуд недоуменно глянул на Мишу. Тот быстро что-то вякнул. Начальника тюрьмы перекосило так, словно ему под нос сунули христианский крестик. Он сплюнул под ноги и удалился без комментариев. Миша побежал за ним.
– Фу-у… – выдохнул Глотов, опускаясь на кровать. – Серега, мать твою, ты почему землю после себя оставил? Уборщицу в штат наймем?
Серега резко повернулся. Его физиономия еще дрожала, но в глазах уже обосновалось что-то тупое, настырное, не пробиваемое никаким здравым смыслом.
– Да пошел ты! – сказал он. – Мне теперь перед вами извиняться? Не дождетесь. А ты чего уставился, Карпатов? И тебе в ножки поклониться?
Повисла тишина. Витька хлопал ресницами. Серега заскрипел зубами, как старая несмазанная дверная петля, отвернулся к стене.
– О чем мыслишь, Карпатов? – мрачно поинтересовался Глотов.
«О том, что подлец лучше, чем дурак, – подумал Владимир Иванович. – Поскольку дурак никогда не отдыхает».
И снова летчики с упрямством вьючных животных вгрызались в землю. Каждый день по несколько часов кряду, ежеминутно рискуя.
Серега, постанывая, выбрался из ямы, вытер пот со лба.
– Все, не могу уже, на хрен!.. Пусть трактор работает, он железный.
– Напрасно, – рассудительно заметил Глотов. – Счастье где?
– Где? – не понял Серега, повертев головой.
– В труде.
– Ага, сейчас. – Серега отряхнулся, сбросил подошвой в яму «улики», выпавшие из тазика, опустил крышку, потоптался по ней и рухнул на ржавую кровать. – Все, братва, перекур.
Арестанты лежали и таращились в грязный потолок. Витька мурлыкал глупую песенку о любви, Серега вертелся, ища приемлемую позу, нашел, застыл, провалился в глухую прострацию.
– Может, в города сыграем? – оборвав песню, предложил Витька.
– Нет, давайте лучше в мавзолей, – прошептал Серега. – Я буду Лениным, а вы – часовыми.
– Работнички, вашу мать! – пробормотал Глотов, озирая коллег, выбывших из строя. – Ну все, дожили. Я немедленно звоню мадам Тюссо.
Летчики не реагировали на подначку.
– Знаешь, Витька, а веревочка с бирочкой на большом пальце твоей правой ноги смотрелась бы очень миленько, – сказал Глотов.
Витька не шевелился, даже глазом не повел.
– Одуреть! – заявил Глотов, возвращаясь в горизонтальное положение. – Вот уж воистину существует много способов заставить русского человека работать, но ни один из них не работает.
Витька жалобно застонал:
– Мужики, вы же обещали, что мы за две недели выроем этот хренов подкоп. А там одни камни. Земля такая твердая!.. Не могу я больше.
– А как ты хотел? – философски заметил Глотов. – Различий между теорией и практикой на практике гораздо больше, чем в теории.
– Вот как загнул! – удивился Серега и даже привстал. – Ну-ка повтори.
Свистнул Вакуленко, традиционно стоявший на стреме.
– Да пошли они на хрен! – зарычал Серега, но проворно подпрыгнул и завалил крышку подпола досками. – Пошли, мужики. Если это Карпатов, то я его убью!
Почесываясь, позевывая, пилоты вышли из казармы. Посреди комнаты стоял Карпатов с нездешним блеском в глазах. Он пристально смотрел на летчиков.
– Убивай. – Глотов пихнул Серегу.
– Да больно надо, – заявил тот. – Мараться обо что попало.
– К нам в гости пожаловал знаменитый господин Бутов, – выразительно сообщил Карпатов. – Завтра утром начнется веселье.
– А это что за кекс? – Витька завертел головой так, как будто знаменитый господин Бутов уже прятался где-то здесь.
– Ничего себе. – Глотов наморщил лоб. – А ну-ка напомни, Карпатов. Бутов, Бутов…
– Гражданин мира, – проинформировал его Владимир Иванович. – А может, Израиля, кто его знает. Формально коммерсант, фактически – оружейный барон. Торгует оружием по всему миру – в Африке, Америке, Океании. Человек, по которому плачет тюрьма в трех десятках стран, но посадить его, убить или прибрать к рукам доходный бизнес практически невозможно. Фигура влиятельная.
– А ну-ка надоумь. – Глотов нахмурился. – Мы везли в Кабул патроны.
– Я тоже так думаю. – Карпатов кивнул. – Патроны не были беспризорными. Возможно, завтра к нам пожалует их хозяин, если за ночь не передумает.
На следующее утро их взорам предстало незабываемое зрелище. Серега вылез на улицу, протер глаза, забыл зевнуть и побежал звать своих. Такое увидишь не каждый день. Женщины в черных паранджах подметали двор! Потом они внесли большой стол, накрыли скатертью, подтащили стулья.
– А ковровая дорожка? – бормотал Глотов, балдеющий от удивления. – Очень хорошо смотрелась бы, от калитки до стола.
Специально обученные люди вносили яства на блюдах – виноград, кандагарские гранаты, похожие на мятые церковные купола, устрицы, жареных перепелок, издающих соблазнительный аромат, белую, укутанную паром гору риса с темнеющими ломтями мяса, восточные сладости, соответствующую посуду для еды и питья. А потом распахнулась калитка, и в проеме, вся в лучах восходящего солнца, выросла сама очень важная персона.