Читать интересную книгу Пятый туз - Анатолий Галкин

– А по какой схеме будем делить?

– Здраствуйте! Приехали… Я тебя вытащил из тюряги и прошу немного помочь. Благородный человек быстро бы спросил: что надо делать? А ты: «сколько дашь денег?»

– Да это я машинально. – Панин виновато хлопал глазами. – Я для тебя всё, что хочешь!.. Но вот Елизавета уже много по этому делу работала. Она даже на елагинской даче, в могиле лежала…

– Это, Володя, был другой спектакль. За него мы все получили… А сейчас будем новую пульку играть. Ты мне вот что скажи, ты те пленки, что с работы утащил перед увольнением, привез?

– Как я мог? Я не мог. Они же на даче. Я туда и подумать не мог сунуться.

– На даче?

– Да, в углу участка, под сараем. Маленький чемодан в мешки завернут.

– Так они что, и зимой там лежали?

– Нет, я их в мае туда положил. Когда квартиру к продаже готовил.

Лобачев вдруг резко встал, быстро подошел к окну и замер.

Панин напомнил ему о том, о чем он совершенно не думал эти дни. Обо всем думал, а эту очень важную деталь упустил… В Москве зависли две квартиры и панинская дача. Государство их себе заберет. Но не сразу… Суда пока не было, нет и не будет. А купить и продать эти квартиры без хозяев сложно… И все из-за этой «Совы»!

Федор медленно повернулся к удивленным Паниным:

– Я эту «Сову» с дерьмом смешаю. Ты мне помоги, Володя… Мы ей «козью морду» сделаем!

– А кто такая «сова»?

– Отстал ты, Володя. В тюрьме быстро от жизни отстают… Ты думаешь, нас МУР взял? Дудки! Какое-то частное сыскное бюро. Точно, что по заказу Павленко, нашего «Паука»… И возможно, что это наши бывшие коллеги. Ты припомни, когда тебя повязали, не было ли среди них Игоря Михайловича.

– Был. Он только позже приехал. Плотный такой, лысоватый.

– Вот он и есть главный в этой «Сове». Ему-то мы и будем «бяку» делать. Может, он и хороший человек, но у меня на дороге становиться не надо… Что там в твоих пленках? Много их?

– Я думаю – около пятнадцати тысяч кадров.

– Ого! Как же ты их уволок?

– Конец восьмидесятых. Неразбериха полная!.. Там очень много агентурных анкет. Сводки всякие, выдержки из разработок.

– Ясно. Мне больше и не надо. Постараюсь привезти все сюда. Почти все… Вот ты уже часть работы сделал. Теперь совсем пустяк. Купишь перьевую ручку. Запомнил? заправляешь чистой водичкой, в которой растворишь вот эти таблетки.

– Так тебе тайнопись надо сфабриковать? Давай текст.

– Давай!.. Сам сочини. Мол, дорогой друг, спасибо за вашу работу. Для нас очень важна ваша информация о новых ракетах. Просим уточнить следующее… И дальше – бессмысленный шифр. Десятки четырехзначных цифр, взятых с потолка. И подпись: Привет от Джека.

– Тебе бы, Федор, романы писать.

– А поверх тайнописи нейтральный рекламный текст от какой-нибудь фирмы. И хорошо бы на бланке. Запомни, Володя, шесть подобных писем после моей отмашки опустить с разрывом в два-три дня… И не из Венгрии. Смотайся в Бельгию, Австрию. Выдай еще несколько телефонных звонков с текстом, похожим на условности. Я так сделаю, что их в четыре уха слушать будут.

– А писать-то кому, звонить куда?

– Это все для «Совы», Володя. Я думал, что ты уже понял. Кстати, ты не будешь против, если я у вас заночую? Устал я сегодня, а у меня в квартире форменный склад.

– О чем разговор! Елизавета, ты не возражаешь, если Федор у нас ночевать останется?

Глава 11

Борис Татаринов всегда считал себя оптимистом и человеком действия.

Еще в начале перестройки он почувствовал, что может осуществить свои детские мечтания о богатой жизни… Такой жизни, которая была у его прадеда.

В школьные годы Боря мог часами перебирать семейный архив… Это было чудо, что все эти бумаги, письма, фотографии, альбомчики сохранились.

Во многих семьях подобные свидетельства буржуазного происхождения со слезами на глазах уничтожались в конце тридцатых… Для тех же, кто из-за гордыни или жалости не мог поднять руку на реликвии предков, эти бумажки становились поводом для арестов или добавляли лишний десяток лагерных лет.

Архивы все равно уничтожались, только другими руками.

Бумаги Татариновых сберег дед Бориса, суровый и грозный Иван Назарович.

В сентябре тридцать седьмого он несколько дней подряд перебирал все шкафы, столы, чемоданы, перелистывал и вытряхивал книги.

Все значительное он складывал в неприметный потрепанный чемодан, а менее важное тщательно рвал и по вечерам сам предавал все это огню на соседнем пустыре.

В первое воскресенье октября он очень рано отправился в подмосковную Верею и к ночи вернулся уже без чемодана.

Об этом, возможно, никто и не вспомнил бы, но ровно через тридцать лет, осенью шестьдесят седьмого, Иван Назарович опять уехал в Верею и вернулся с довольно тяжелым, туго набитым чемоданом.

А еще он привез в чужой холщовой сумке литр самогона и десяток антоновских яблок.

Борис вспомнил об этом только через двадцать лет, когда после смерти деда узнал от матери, что в Верее жила старая знакомая Ивана Назаровича, простая одинокая женщина. И что был у нее огромный дом и сад… И был у нее сын Сергей Иванович и двое внуков – двоюродных братьев Бориса.

Он и не пытался найти своих новых родственников и даже хотел забыть, вычеркнуть из памяти этот эпизод.

Но забыть не получалось…

Иногда ему представлялся огромный сад и избушка, в которой его бородатый дядька и лохматые красноносые братья варят самогон. А в полумраке подвала на грубых полках вдоль стен стоят сотни бутылок с мутноватой жидкостью…

Тогда, в конце шестидесятых, Борис не сразу понял, какую важную роль сыграет в его жизни вдруг появившийся старый чемодан из Вереи. Но дед Иван знал, что делал. Он часто уединялся с внуком, клал перед собой несколько пожелтевших листиков и долго интересно рассказывал.

И сейчас Борис помнил каждый листочек, каждую фотографию…

Вот это письмо о Парижской выставке от прадеда Назара Платоновича… Это наш подмосковный завод. Не гигант, но в лучшие времена до ста двадцати рабочих трудились, вагонами товары в Москву отправляли… И не только в Москву!

Вот вывеска над проходной: «Фабрика братьев Татариновых»… А это приглашение на банкет по случаю открытия второго магазина Татариновых.

Первый был за Москвой-рекой, на Полянке, а новый – почти у Кремля, на Никольской…

Вот вся семья на веранде подмосковного дома, соседи, прислуга, самовар…

Вначале Борис слушал эти рассказы как примерный внук, не желая обидеть старика, но очень скоро втянулся. Он окунулся в ту жизнь… Это была теперь его жизнь!

Слушая, как было, он начал представлять, как могло бы быть сейчас!.. Если бы не случилось то, что случилось.

Он верил, что все это может вернуться. Должно вернуться!

В конце восьмидесятых Борис с трепетом начал ощущать, что грядет возрождение старого мира. Его мира!..

Потом всё замелькало… Начали откуда-то появляться новые банкиры, частные рестораны, продажные чиновники, бритоголовые ребята, липовые фирмы…

Борис бросил всё и рванулся в эту новую жизнь… Главное – успеть. Кто не успел, тот опоздал!.. Надо найти свою нишу. Надо поймать свою птицу удачи… Любую птичку, хоть ворону – лишь бы она несла золотые яйца.

Почти сразу Татаринов понял, что для получения больших денег нужен «стартовый капитал»… Здесь удивительно простую схему подсказал удачливый сосед. Он называл это «четырехтактным двигателем».

Берешь, учил он, в долг, прокручиваешь деньги, отдаешь долг и оставляешь себе прибыль.

Это звучало убедительно, заманчиво и чарующе просто.

Борис начал работать над своим двигателем. Первые два такта получились сразу. Деньги ему давали спокойно под напором его природного обаяния, убедительности и оптимизма.

Получалась и прокрутка денег… Они крутились весело, задорно, с шумом и грохотом. Но вдруг по завершении всех операций деньги куда-то исчезали, испарялись, улетучивались.

Через два года он уже с трудом помнил, кому и сколько должен сейчас и какую часть из этих долгов он передал тем, кому он был должен раньше.

Записей он никогда не делал. Он не любил бумаг, планов, учетов. Это приметы прошлого!.. Сейчас нужен напор, натиск, риск, удачливость.

После встречи и начала совместной работы с Игорем Савенковым дела Бориса стали стабилизироваться. За счет совместной прибыли начал заметно уменьшаться долг.

Хорошо, но как-то всё медленно. Очень медленно!.. А ему всегда хотелось всё и сразу.

С уходом Савенкова кредиторы просто озверели.

Но не разрыв с Савенковым был причиной. Они и не знали-то ничего… Просто Борису было очень удобно связать эти события…

Он – несчастная жертва! Эти набросились и требуют каких-то денег, о которых могли бы и забыть давно… А Савенков его предал! Оставил, кинул друга в трудную минуту.

Даже доброжелательный телефонный звонок Игоря дней через десять после расставания Борис воспринял в этом же ключе: «Ишь! Пригласить соизволил… Совесть замучила. Или решил похвалиться новым офисом?»