Да, опасным союзником обзавелся Адзисава, но другого не будет, так что придется в грядущей войне полагаться на эту не слишком надежную опору. Дух Томоко взывает о мщении, и иного пути нет.
Когда они вернулись из Токио, Адзисава спросил:
— Ёрико, вот ты тогда говорила, что вдруг увидела, как грузовик врежется в стену, так?
— Угу.
— А если ты снова увидишь что-нибудь такое… ну, опасное, ты предупредишь меня?
Ёрико внимательно взглянула в глаза приемному отцу, словно пытаясь понять до конца смысл его вопроса.
— Не знаю. Как получится.
— Ты должна предупредить меня. Ведь я ищу тех, кто убил тетю Томоко.
— А ее убили?
— Да. И убийцы на свободе, они живут себе и посмеиваются. Я хочу найти их. А они мне будут мешать. Вот и тот самосвал пытался задавить меня по их указке. Они обязательно попытаются снова. Ты предупредишь меня, если что?
— Да. Если почувствую — предупрежу.
— Правда?
— Правда. Обещаю.
Адзисава вдруг почувствовал себя идиотом — на кого рассчитывает он опереться в схватке с всемогущей империей Ооба? На маленькую девочку, обладающую какими-то странными, пока не исследованными наукой способностями? Это же просто смехотворно! А ведь он не в игрушки собирается играть. Если убийцы Томоко связаны с аферой в низине Каппа, то перед ним могучий противник.
— Смотри же, ты обещала, — умоляюще произнес он, глядя в лицо своей маленькой союзнице, на которую у него было так мало надежды.
2
Праздник фейерверков в Хасиро устраивали каждый год в конце августа, на песчаной отмели, которая образовалась посередине мелеющей за лето реки. В этом году поток, то и дело менявший русло, подобрался совсем близко к городским кварталам, к самой защитной дамбе, что оберегала Хасиро от наводнения. Поначалу устроители празднества, опасаясь пожара, намеревались в этом году перенести место запуска фейерверков с отмели на противоположный берег, но это вряд ли понравилось бы многочисленным гостям, которые съезжались отовсюду полюбоваться красочным зрелищем, поэтому окончательный выбор все-таки пал на отмель.
Окраины города от вод реки защищали две параллельные дамбы: та, что ближе к Хасиро, называлась Внешней, а та, что ближе к берегу, — Внутренней. Между двумя этими насыпями были разбиты сады и огороды. Горожане называли участок, ограниченный дамбами, Новым Полем.
Именно на Новое Поле, по разумению Адзисавы, и должны были в большом количестве осесть частицы пороха и красителей, когда с отмели пускали в небо фейерверки. На берегу реки, за Внутренней дамбой, уже ни огородов, ни теплиц не было.
На то, чтобы найти теплицу с виниловым покрытием, много времени не потребовалось. Ею оказался самый обычный квадратный парник с прозрачными стенами и двускатной крышей. Эта теплица единственная имела устаревшее пластиковое покрытие. Но окончательно Адзисава убедился, что он на верном пути, когда зашел внутрь: у входа росли баклажаны, окрашенные так же неравномерно, как тот, найденный им у тела Томоко. И форма, и сорт — все совпадало. Дверь в теплицу была оторвана, и естественный солнечный свет, проникавший через это отверстие, делал свое дело, подрумянивая плоды с одной стороны до нормального цвета.
Адзисава обошел все Новое Поле — другой виниловой теплицы, где выращивали бы баклажаны, здесь не было. Тогда он сорвал один из плодов, росших возле входа, и внимательно его осмотрел. Невооруженным взглядом ни крупиц пороха, ни насекомых разглядеть было невозможно. И все же сомнений не оставалось — баклажан взят отсюда. Рука убийцы сорвала его с одной из этих гряд, чтобы потом надругаться над телом Томоко, возможно к тому времени уже бездыханным.
Итак, Адзисава нашел то, что так долго и мучительно искал, но, чем ему может помочь теплица, он не знал. Баклажан мог сорвать любой, проходивший мимо. Вполне возможно, что преступник не имел к этому парнику ни малейшего отношения.
— Ты что это тут делаешь? — раздался вдруг сзади сердитый голос.
Обернувшись, Адзисава увидел крестьянина лет шестидесяти, глядевшего на него с подозрением.
— Ничего, просто зашел посмотреть, — смутившись, ответил он.
— Ишь ты, посмотреть. А в руке-то у тебя что?
Адзисава понял, что ему не отпереться — хозяин теплицы, увидев сорванный баклажан, разозлился не на шутку.
— Извините. Видите ли, я занят одним расследованием… — начал было он оправдываться.
— Чего? Ты мне тут не заливай! — еще пуще разъярился старик.
— Да заплачу я вам за баклажан, только не сердитесь.
— Заплатишь? Гляди, какой щедрый! Может, и за то, что раньше тут натворил, тоже заплатишь?
— Что вы имеете в виду? — насторожился Адзисава.
— Я тебе дам «имеете в виду»! Кто мне всю теплицу разорил? Кто баб сюда приводил, бардак тут устраивал, а?! Кто дверь оторвал?!
— Ну, это вы бросьте. Я сорвал один несчастный баклажан — и все. Я никогда раньше тут не был.
— Нет уж, ворюга, теперь не отопрешься, — не слушал его старик и вдруг гаркнул — Это ты, гад, дочку Ямады-сан опоганил? Сейчас я тебя с баклажаном этим в полицию, отволоку! От меня не сбежишь!
Крестьянин решительно шагнул к Адзисаве, собираясь схватить его за руку.
— Да погодите вы! Вы говорите, дочку вашего Ямады-сан изнасиловали?
— Сам насиловал, а теперь виляешь?! — вконец рассвирепел старик. Глядя на его перекошенное от ярости лицо, Адзисава подумал, что, пожалуй, им обоим нужны одни и те же люди.
— Отец, вы ошибаетесь. Я сам ищу тех, кто набезобразничал в вашей теплице.
— Чего-чего? — изумленно уставился на него крестьянин.
— Какие-то подонки убили мою невесту. Рядом с ее телом валялся баклажан, точь-в-точь такой же, как этот. Я стал искать теплицу, где он вырос, и вот нашел.
— Не врешь про невесту-то? — недоверчиво спросил старик, но выражение его лица немного смягчилось.
— Не вру. Это произошло второго сентября, ночью. Все газеты писали. Так вот, тот баклажан, скорее всего, был сорван здесь. Даже не «скорее всего», а точно.
— С чего ты взял?
Адзисава рассказал то, что узнал от профессора Сакаты.
— Гляди ты, видать, башковитый мужик твой профессор, — покачал головой крестьянин, от его враждебности не осталось и следа.
— Я вот что думаю, отец. Уж не те ли самые типы, что устроили дебош в вашей теплице, убили мою невесту?
— Вполне возможная вещь. Таких сволочей на свете сыщется немного, да и баклажан отсюда.
— Нет ли у вас каких-нибудь догадок, кто это может быть?
— Эх, если б знать, я б им, стервецам, вложил по первое число.
— А девушка, которую изнасиловали?
— Дело, значит, было так. Когда люди услышали крик и прибежали сюда, эти уже сделали свое дело и смылись. Шустрые оказались, паскуды.
— Ну а девушка-то?
— Молчит она. Запугали, видно.
— В полицию обращались?
— Родители не захотели. И так сраму не оберешься. Я их понимаю. У меня после этого на душе всё кошки скребут — теплица-то моя, сам понимаешь, вроде как и я получаюсь виноват. Хочу сломать ее к чертовой матери.
— А когда это случилось?
— В августе, в самом конце.
— Не оставили они чего-нибудь после себя?
— Да уж я искал. Нет ничего.
— Можно я тоже поищу?
— Ищи, не жалко. Только без толку это.
— И еще, не покажете мне, где Ямада живут?
— Покажу, чего не показать, но девку ты лучше не трогай. Она и так малость не в себе сделалась.
— Не беспокойтесь, я деликатно. Она работает?
— Работает. Билетершей в «Синема». В ту ночь шла после ночного сеанса, ну и…
— Так я осмотрю теплицу? Кстати, извините, забыл представиться. — И Адзисава протянул старику визитную карточку. Тот окончательно подобрел.
Адзисава обыскал теплицу сантиметр за сантиметром, но ничего, за что можно было бы уцепиться, не обнаружил. Вся надежда теперь была на единственную свидетельницу, билетершу из кинотеатра.
Он понимал, что разговор будет непростой. Человеку, которого укусила бешеная собака, хочется побыстрее забыть о несчастном случае и никогда больше о нем не вспоминать. От родителей девушки ждать помощи тоже не приходилось.
Но выхода не было — только она одна видела преступников. Адзисава уже почти не сомневался, что на нее напали те же мерзавцы, которые впоследствии убили Томоко. Слишком схож почерк этих двух преступлений. А после того, как изнасилованная девушка и ее семья смолчали, побоявшись огласки, негодяи должны были еще больше распоясаться. Мужчины такого сорта превращаются в маньяков, которым для удовлетворения своей похоти нужно непременно преодолевать сопротивление жертвы, они хуже диких зверей. Наверняка это та же самая компания, раз они вертятся возле одной и той же теплицы, думал Адзисава.
Он выяснил, что девушку зовут Митико. Ей двадцать лет, она недавно окончила школу и поступила на работу в кинотеатр «Синема», специализирующийся на прокате иностранных фильмов. Характер у нее тихий, скрытный, к работе относится серьезно, в кинотеатре ее ценят. Парня у Митико, судя по всему, нет, и выходные она проводит дома, читает книги. С подружками никуда не ходит, даже в кино — и так успевает на работе все фильмы посмотреть.