— Это убогое дело. Все мои друзья, даже куда более глупые, те, которых я всегда обгонял в учебе, имеют куда более прибыльный бизнес, чем я.
Боже, что за новый тон! Я стала опасаться, что у бедного мальчика начался кризис среднего возраста. Довольно рано, впрочем, но все шло одно к одному. И еще… эта новая прическа и афера с Эвелин.
На меня накатила волна жалости.
— Ты переработал, — ласково сказала я. — Отвлечься — вот что тебе необходимо.
Я посмотрела в сторону окна. Возле него с некоторых пор стоял наш старый диван из гостевой комнаты. Штефан не захотел отправить его на блошиный рынок или к Эберхарду. Он счел, что в кабинете диван еще неплохо послужит.
Я не могла с ним не согласиться.
Я обольстительно прилегла на диван.
— Побудь немного со мной, Штефан? Только полчасика.
Штефан нерешительно смотрел на меня. Я улыбнулась ему.
Наконец он улыбнулся в ответ и опустился на диван рядом со мной.
— Ну хорошо, маленькая Олли-Молли. Полчасика.
Затаив дыхание, я расстегнула его рубашку и провела рукой по рельефной мускулатуре на груди.
Штефан дернулся.
— Осторожнее! — вскрикнул он.
— Я же ничего не сделала.
— Это больно!
— Прости, — растерянно сказала я.
Может быть, от долгого воздержания я слишком сильно царапнула его? Но в конце концов, я так долго его не обнимала.
Осторожно, словно это было сырое яйцо, я прижалась к нему. Но Штефан отстранил меня.
— У меня там синяк, — сказал он. — Неприятная штука. Пожалуйста, посмотри.
Он распахнул рубашку и показал на маленькое, размером с булавочную головку, пятнышко на грудине. Мне показалось, что ничего опасного в этом нет.
— Но он не такой большой, — сказала я. — Может быть, ты где-то поцарапался.
— Не было такого, — вздохнул Штефан.
— Может быть, ты просто забыл. — Я снова попыталась погладить его.
Но Штефан продолжал смотреть только на этот синяк, и всякое романтическое настроение у меня прошло.
— Сегодня после обеда, пожалуй, схожу к врачу. Это странно, меня где-то угораздило получить нечто подобное. Лучше я позвоню прямо сейчас и спрошу, не сможет ли он принять меня без записи. Это же, в конце концов, крайний случай.
— Ну, понятно, — саркастически произнесла я и поднялась с дивана. — Я все равно, так или иначе, договорилась о пробежке.
Это была правда. Даже учитывая то, что я не обещала Элизабет, что непременно приду. Конечно, секс был не менее важен для здоровья, чем бег трусцой. Но бегать в крайнем случае можно и в одиночку.
— Наконец-то ты пришла, — сказала Элизабет, когда я примчалась к светофору, где мы договорились встретиться.
— Застоялись, — произнесла я и с самого начала взяла такой темп, чтобы через ноги выбросить из себя обуревавшую меня злость. Штефан посчитал свой дурацкий синяк важнее меня. — Только честно, Элизабет, ты не находишь, что я стала еще толще?
— Нет, — сказала Элизабет. — Ты выглядишь так же, как и прежде.
— Это не смешно! — всхлипнула я.
— Ах, Оливия, это была лишь шутка. Ты вообще не толстая. У тебя только грудь полная, но мужчинам это нравится.
— Моя грудь — нет, — сказала я. — Больше не нравится. Я сойду с ума, Элизабет. Я уже больше месяца не имею ты-сама-знаешь-что.
— Да-да, — выразительно произнесла Элизабет. — Под этим своим «ты-сама-знаешь-что» ты подразумеваешь то, чем я не занимаюсь уже более трех лет, да?
— Что? Так долго? — Я остекленевшим взглядом посмотрела на нее. — Но как же ты выходишь из положения?
— Я бегаю, — ответила Элизабет и засмеялась. — Брось, Оливия, это совсем не так ужасно. Или же Штефан так уж безумно хорош в постели?
— Да, — ответила я с придыханием.
— Лучше, чем все остальные, кто был у тебя до него?
— У меня никого до него не было, — призналась я.
Теперь глаза остекленели у Элизабет.
— Штефан у тебя первый?
— И последний, — гордо добавила я. — Я не отношусь к числу этих «полиглотных дамочек».
— Полигамных, ты хотела сказать. Полиглот — это что-то связанное со знанием иностранных языков.
— Точно, — подтвердила я. — Лучше быть полиглотным, чем полигамным, это мое кредо.
— Ого! — проговорила Элизабет. — Может быть, это еще одна из проблем твоего воспитания. Как в случае с «клинг-кланг».
— Это не проблема, — с ударением произнесла я. — А то, о чем ты говоришь, называется «линг-линг».
Все оставшееся время нашей пробежки Элизабет озабоченно на меня поглядывала. Но молчала, и для меня это было лучше. Я думала о Штефане и о его возможном возрастном кризисе. Что я могла сделать? Я должна убедить его в том, что наша работа отнюдь не такая бесперспективная. Я стану обращать его внимание на тех клиентов, что приходят все чаще и покупают все больше. Мы на правильном пути. Люди стали приезжать издалека, чтобы купить у нас качественный и даже раритетный товар. А если Оливеру удастся протолкнуть свое шоу и мы попадем на телевидение, то станем в конце концов популярнее, чем могли представить себе в самых смелых мечтах.
Но когда я вернулась обратно в сад, Штефан уже был у врача. Я с головой погрузилась в работу. Я копала и пикировала, сортировала семена и между делом продала почти все подсолнухи, а еще несколько упаковок рассады балконных томатов, специально выведенных мной. Когда людям предлагают такие аппетитные вещи, они редко отказываются.
— Ну, что сказал врач? — спросила я, когда Штефан вернулся.
— Ах, врач, — повел рукой Штефан. Это означало, что врач снова назвал его ипохондриком и сказал, что синяк на груди совсем ничего не означает. — Мне следует поискать специалиста по внутренним болезням, если я хочу точно знать происхождение синяка. Подвезти еще бегоний?
— Нет, — ответила я. — Поддон пока полный.
— Так хорошо идет продажа других цветов?
— Да, — резко ответила я. — Сегодня очень хорошо.
Штефан посмотрел на меня, наморщив лоб:
— Что за настроение у тебя сегодня. Какая муха укусила?
— Ты сам прекрасно знаешь, — сказала я. — У тебя никогда нет для меня времени. Ты можешь, например, вспомнить, когда мы в последний раз спали вместе?
— Олли, ты действительно бываешь временами несносна. Мы переживаем в данный момент не лучшие времена. Но мы же знаем, ради чего пошли на это.
— Я — нет, — ответила я. — Мне казалось, мы сможем находить друг для друга время в течение дня. — Я всхлипнула. — Мне не хватает тебя, ты понимаешь?
Выражение лица Штефана смягчилось.
— Мне тоже тебя не хватает, Олли-Молли. А где, собственно, Эвелин?
— Уехала, — сказала я. Мне совсем не хотелось говорить сейчас об Эвелин.