Полковник сделал ему замечание:
— Будьте любезны не перебивать меня, капитан Сэвидж. Благодарю вас. Я как раз собирался сказать, что офицерам было велено убедить своих людей, что смазка никого не способна осквернить и что слух ложен. Кроме того, было предложено, чтобы сипаям было позволено надрывать патрон рукой, вместо того, чтобы скусывать, или даже пользоваться собственной смазкой, до тех пор, пока эта проблема не будет подвергнута основательному рассмотрению.
— Я надеюсь, что она будет подвергнута рассмотрению, сэр, — произнес Родни, — Иначе возможны очень серьезные последствия. От предложения разрешить людям пользоваться своей собственной смазкой нам мало толку — патроны поступили к нам смазанными, так что они просто будут размазывать гхи[60] или что там они еще найдут, поверх уже нанесенного жира.
— Чушь собачья! — вмешался майор Андерсон, — Джонни Сипай сделает то, что ему велено — всегда делал и всегда будет делать. Если кто-то поднимает шум, значит, он специально подослан либо русскими, либо лягушатниками. Надо настоять, чтобы все до одного обращались с патронами согласно уставу — и делали это охотно. Если кто-то откажется, расстрелять, как бунтовщика. Только так мы выкорчуем заразу.
Кавершем вытер пот с лица.
— Мистер Сандерз, надеюсь, у нас осталось много патронов старого образца?
— Ни одного, сэр. От них все равно не было бы никакого проку — они не подходят к новым винтовкам. А в конце месяца должны состояться ежегодные полевые стрельбы.
— Боже, какая жалость! Так вы уверены, что старых патронов не осталось?
— Конечно уверен, сэр.
Манро Сандерз, хотя и был шотландцем, как и Маккардль, говорил на чистом, правильном английском, которому учат в школе. Высокий лейтенант был сыном фермера из горной Шотландии, и в его речи сохранился гэльский напев.
Кавершем свернул носовой платок в комок и неуверенно поднял глаза:
— А что вы предлагаете, майор?
— Провести стрельбы, сэр. Если надо, поклясться, что в патронной смазке нет говяжьего жира, но уж после этого, черт возьми, не давать ни малейшего спуску. Не важно, что там стряслось в Тридцать четвертом — этот полк надежен.
Родни не мог больше сдерживаться. Он перегнулся через стол, чтобы привлечь к себе внимание:
— Разрешите мне сказать, сэр? Я думаю, что это очень важно. За последние несколько лет привычный мир сипаев был потрясен до основания. Например, когда отменили полевую надбавку, которую всегда выплачивали за службу на недавно завоеванных территориях. Они до сих пор об этом говорят. Правильно это было или нет, но таков был обычай, а здесь с обычаями не шутят. Каждый год Компания пробирается вперед, и сипаи служат все дальше и дальше от родных мест.
Он перевел дыхание и, к своему изумлению, обнаружил, что вскочил на ноги и почти кричит. Жара уже успела сказаться на нем. Все остальные, испытывая неловкость за него, смотрели в стол. Он заговорил еще громче:
— И кроме всех этих армейских новшеств, они еще встревожены тем, что беспокоит любого индуса их сословия и касты: запретом сати, запретом убивать новорожденных девочек, подсудностью брахманов уголовным законам. Мы можем считать, что все это правильно и справедливо, но сипаи так не думают. Они разговаривают между собой и пытаются понять нашу точку зрения, но не могут. В моей роте люди уже несколько недель находятся во взвинченном состоянии. Я знаю, что это заметили и другие ротные командиры, там, где в ротах есть английские офицеры. Конечно, наши полк неспособен на опрометчивые действия, но все-таки не следовало бы подвергать солдат дополнительным испытаниям. Нельзя ли отложить стрельбы до окончания сезона дождей, пока не прояснится вся эта неразбериха с патронами? В конце концов, там всего-то полагается по десять выстрелов на человека.
— Если ваши люди взвинчены, — ядовито заметил Андерсон, — значит, вы их распустили.
— Вовсе нет! — отрезал Родни. — И я не командую ими, лежа в кровати — сэр!
Он разозлился — он заставит их понять! Он несколько раз беседовал с Нараянон и Годсом, и теперь был полон решимости донести до Кавершема то же беспокойство, которое испытывал сам. Нараян поглаживал седые обвисшие усы, и смотрел на своего капитана заботливым взглядом старика. Один и два раза он почти готов был сказать о чем-то, что тяготило его — но только почти. Он говорил, что, должно быть, все дело в жаре; что сипаи всем довольны; он ума не приложит, что могло бы вызвать недовольство; но если сахиб желает, он еще раз их спросит. Родни попробовал было сам побеседовать с несколькими сипаями, но они вежливо расходились по своим комнатам и захлопывали двери — по выражению Кэролайн Лэнгфорд.
— Их беспокоит и другое, сэр. Вы помните историю с чапатти? Это выбивает их из колеи. Только сегодня утром я услыхал об еще одном подобном случае.
— Что общего между чапатти и патронами? Ровно ничего! — прорычал Андерсон. — Сэр, капитан Сэвидж, как обычно, делает из мухи слона. Вы уже отдали приказ. Пора переходить к более важным делам.
Кавершем не отдавал никакого приказа, но Андерсон отлично знал, как заставить его принять нужное решение.
Родни предпринял последнюю попытку.
— И еще — вам известно, что майор Майерз, когда он… ну… не совсем трезв, берет с собой на службу Библию? И пытается обратить сипаев в христианство, угрожая им гневом Господним? Недавно я случайно слышал, как один из моих солдат спрашивал Нараяна, правда ли, что мы хотим силой сделать их всех христианами. Если они поверят в это, возможны серьезные неприятности.[61]
— Господи Боже, Сэвидж! Майор Майерз — осел, но он из Восемьдесят восьмого полка!
Андерсон вышел из себя.
— Пусть о нем болит голова у полковника Булстрода, мы-то причем!
— Майор Андерсон, я попросил бы вас воздержаться от божбы.
— Прошу прощения, сэр — но это уж слишком! Правда ли, сэр, что на время боевых действий жалованье офицерам будет поднято на сорок рупий в месяц? Следовало бы…
— А как насчет капитанов? Я слышал…
И они погрузились в обсуждение. Родни, стиснув губы, сел и уставился в стол. Вокруг бурлили мелочные пререкания. Он раздраженно тыкал карандашом в бумагу, пока тот не сломался. Скалли, Джеффри, Сандерз, Аткинсон, Торранз — один за другим, все снова и снова. Все они — славные товарищи; так почему же они не видят? Почему они ему не верят? Неужели они действительно думают, что он склонен ни с того, ни с сего впадать в панику? Пустяки, чушь, болтовня! В ярости он продолжал слушать.
— В качестве вашего адъютанта, сэр, считаю своим долгом сообщить, что некоторые офицеры позволяют своим людям чистить обувь купленной на базаре мазью, вместо того…