криво усмехнулся:
— Теща-то у нас одна теперь, Сергей Сергеевич. И надо бы ей теперь от одного зятька избавляться…
Мимо с ревом прокатил трактор, круто развернулся, замер как вкопанный, рванулся назад. За рычагами в одной гимнастерке сидел Алсахай Бадаев. Улыбаясь, он выглянул из кабины. Дядя Леня показал ему большой палец. Алсахай тоже показал палец — вот, мол, машина!
— Тоже с нами? — спросил Кешка, подойдя к дяде Лене.
— С нами, Кеша, с нами. Танкист, орел, сын бурятских степей. Иди сюда, Алсахай, я тебя с Кешей познакомлю. Вместе нам теперь преодолевать горы, реки и все прочее… Пожмите друг другу мужественные руки. Это Кеша, хороший парень. Это — Алсахай.
Кеша и Алсахай пожали друг другу руки.
— Не слыхал, что со Степаном? — спросил Кешка.
— В кусты твой Степан подался. По той надобности, что от страха бывает.
— Степа?
— Степа, Степа… Степа, я тебе скажу, жизнь правильно понимает. И что в этом случае она ему котлету с пюре не положит, он мужественно понял в самый последний момент.
— Чего он, однако, испугался? Повезем, привезем, сделаем все, как надо, и — порядок в танковых частях. Так? — спросил, улыбаясь, Алсахай.
— Так, танкист, так. Повезем и привезем, как описано.
Дядя Леня отвернулся от Алсахая и, приобняв Кешку за плечи, отвел его в сторону:
— Что я тебе, парень, сказать-то хотел…
На вторые сани кран бережно опускал бетономешалку.
Сварщик приваривал жесткое крепление передвижных вагончиков.
— Бадаев! — позвал разговаривающий с главным инженером Бальсис.
Алсахай подбежал.
— М-да, — главный инженер критически оглядел легкую одежонку Алсахая. — Задача, солдат, трудная. Если чуешь, что не по плечу, отказывайся, пока не поздно.
— Не чую, однако, — погасил улыбку Алсахай. — Когда нас демобилизовывали, майор говорил: на трассе будет как в бою. А в бою танкисты всегда первые.
— Повезет горючее, — сказал, улыбаясь, Бальсис. — Главное — дисциплина. Армейская. Беги, Бадаев, замерзнешь…
Алсахай мгновенно оказался в кабине, и трактор легко тронулся с места. Бальсис с главным инженером пошли дальше.
— Чуть не забыл, — сказал главный инженер. — Устинов просил, чтобы парня его захватили с собой.
— Только пассажира не хватало. Есть вертолет — пускай летит.
— Он не пассажиром, сменным поедет. Останется там с техникой. Так что с кадрами в вашем хозяйстве, будем считать, порядок. Сняли вопрос.
— Петр Антонович, — подбежала с бумагами в руках Анна. — Счет на тушенку не подписали…
Бальсис подписал.
— Не знаю, как с картошкой быть. Не подморозим?
— Никак мерзнуть, Аннушка, собралась? — Как из-под земли вырос Саша Семечкин. — Товарищ начальник, столько мужиков в бригаде, а женщина сомневается, что замерзнет. Могу взять личное шефство насчет тепла. Дровишек наколоть и все остальное. В порядке встречного обязательства. Как, товарищ начальник, поддержите инициативу?
— Для начала я тебя согрею, — сказала Анна. — Пойдем, мешки поможешь погрузить…
Семечкин подмигнул главному инженеру и поспешил следом за Анной.
Кешка шел в группе парней и вместе с ними пьяно орал песню. Был уже вечер, и дома на улице, по которой они шли, уютно светились разноцветными окнами.
— Стой, мужики! — скомандовал Кешка. — Надо наведаться в один знакомый старый дом. Вас не приглашаю… Только если свистну.
Он толкнул калитку и пошел к дому. Парни остались на улице.
Сергей ужинал, когда раздался стук в дверь.
— Соседка, наверное, — поднялась, отложив шитье, Лида. Пошла открывать.
На пороге стоял Кешка.
— Чего тебе? — тихо и зло спросила Лида.
Но Кешка не захотел разговаривать тихо.
— Ты не шепчи, я к тебе не на свиданку пришел. Было время — шептались, — громко сказал он и шагнул в коридор.
Вышел Сергей.
— Семейство в сборе, — ломался Кешка. — Прошу любить и жаловать. Нарушается теперь, Лидок, твоя тихая безоблачная жизнь с любимым мужем. Отправляемся мы с ним за туманом… за мечтою и за запахом тайги. Будем совместно преодолевать трудности.
Лида, прижав руку к губам, оглянулась на Сергея.
— Не сказал, что вместе? — понял Кешка немой вопрос Лиды. — Хороший тебе мужик достался. Не беспокоит заранее. Потом сразу, до кучи…
— Все у тебя? — спросил Сергей.
— Выгоняешь? Боюся, боюся… Не надо, Сергей Сергеевич. Я ведь не к вам пришел… И не к ней. Хватит с меня, попользовался…
Сергей, не выдержав, схватил Кешку за отвороты полушубка. Тот резко отбил его руки. Лида распахнула дверь:
— Уходи! Ну! Милицию звать?
— А при чем тут милиция? — неожиданно тихо спросил Кешка. — Семейные дела, милиция в них не вмешивается. Я ведь сказал тихо, спокойно — идите вы оба, знаете куда… К Вовке я. Или, может, нельзя попрощаться перед дальней дорогой как положено? А? Не слышу… Там кто знает — вернусь, не вернусь… Или поведут куда. Так что вежливо спрашиваю. Не пустишь? — спросил он, в упор глядя на Сергея.
Тот отступил в сторону:
— Иди…
Недоверчиво оглянувшись на него, Кешка прошел в комнату. С тоской оглядел чужую уютную обстановку. Потоптавшись, нерешительно заглянул в соседнюю комнату, где было темно. Сын уже спал. Кешка стал торопливо выкладывать из карманов конфеты. Потом достал игрушечный пистолет, осторожно положил под подушку. Постоял немного, сжав до боли в пальцах спинку кровати, и быстро вышел. Прошел мимо Сергея, Лиды, рванул дверь.
— А если не хочу обманывать? — крикнул Иван Федорович и повернулся к жене, которая укладывала белье в небольшой рюкзак. — Да погоди ты со своим бельишком! Не в баню собираюсь.
— Все одно меняй. Умаешься, упреешь…
— Погодь, говорю. Не разрешен вопрос. По совести моей не разрешен. Может, откажусь.
— Отказываться тоже не по совести, Федорович, — сказал сидевший напротив за столом дядя Леня. Сидел он не раздеваясь, снял только шапку и, нервничая в затеянном разговоре, вертел в руках большой столовый нож. — Люди на тебя свой план построили, понадеялись, понимаешь, как на заслуженного ветерана, орденоносца… А ты им под ноги плюешь, чтобы склизче идти.
Иван Федорович сник, стал виновато объяснять:
— Разве ж я знал, когда говорил. Ну, охотился, ну, места знаю — и сказал это для слова только. Пойти-то хочется. А он, гляжу, на меня в этом случае соображение делает, глаза сощурил… Дай, решаю, хоть это скажу. А он и обрадовался…
— Что же ты соврал, Ванечка? — вмешалась жена. — И охотился, и на хребет сколь разов ходил. А годы твои в паспорте прописаны. Хошь бери, хошь не бери. Ты у меня крепкий. Каким другим нос утрешь…
— Ну не мешайся ты, сказал. Не трави, — плачущим голосом попросил Иван Федорович. — Значит, так ты рассуждаешь на этот случай, Леонид Степанович?
— Нелегкий случай, что и говорить. Между нами, тоже на тебя обрадовался. С этим, соображаю, не заплутаем. У тебя начисто, что ль,